Прончищев, Афанасий Осипович
| Афанасий Осипович Прончищев | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Отец: | |
| Дети: | |
Афанасий Осипович Прончищев (ум. 30 декабря 1660) — думный дворянин, посол, воевода.
Биография
Упоминается в окладной книге 1616 года, а затем, как московский дворянин в боярской книге под 1625—1626 годами. 11 февраля 1628 года назначен «укладчиком» для царских походов.
В 1632 году, когда началась война с Польшей, он с дьяком Бормосовым 9 июля отправлен в Константинополь с поручением побудить султана к войне с Польшей. Кроме того, ему было велено сообщить султану о предложении государя отправить своих послов в Персию для примирения шаха с султаном, под условием, что султан будет стоять с «Царским Величеством за одно» против польского короля. В Константинополе Прончищеву и T. Бормосову пришлось прожить всю зиму и только весной визирь объявил, что будет склонять к этому султана, а перед их отъездом даже было объявлено о последовавшем султанском распоряжении. Перед отправлением послов пришло известие о нападении Донских казаков на Малоазиатский берег. Задержанные и призванные к великому визирю для допроса послы, убедили его, что это, вероятно, были запорожские казаки, а не донцы, находившиеся в подданстве России. Визирь поверил и послы были отпущены. Однако вскоре судьба подвергла их ещё большей опасности: буря, поднявшаяся на их пути, пригнала корабли как раз к Малоазиатскому берегу, где население, озлобленное на русских за опустошение казаками этого берега, чуть не убило послов. Само послание было безрезультатным, так как визирь не выполнил обещания.
В 1635 году Прончищев с дьяком Иваном Патрикеевым назначен воеводой на Вагу, где пробыл 2 года. Во время управления областью Прончищев, как воевода, со своим дьяком допускал злоупотребления и взяточничество. В 1638 году он был на службе в Туле, причём находился в числе дворян, которые должны были «ездить за боярином» — воеводой князем Алексеем Михайловичем Львовым.
В августе 1640 года на съезд с польскими комиссарами для размежевания спорных пограничных земель, в качестве межевых судей послан стольник князь Д. Щербатов, а с ним Прончищев и дьяк Н. Талызин, однако съезд прошёл безрезультатно. В 1642 году съезды должны были возобновиться, 19 июня в Москву прибыл гонец с известием о назначении в три различные места польских межевых комиссаров. Прончищев и на этот раз был назначен межевым судьей к Великим Лукам, но споры и в этом году не привели ни к каким результатам, так как польские комиссары не соглашались ни на какие уступки и выставляли высокие требования. Попытки к размежеванию тянулись 30 лет, и только в 1648 году русским послам (в их числе был и А. О. Прончищев), съехавшимся в Великолукском уезде, удалось закончить размежевание с польскими комиссарами.
В 1642 году Прончищев участвовал на Земском соборе по вопросу об Азове и подписался под соборной грамотой (3 января), со званием дворянина. В 1649 году Прончищев был отправлен в товарищах с Борисом Ивановичем Пушкиным послом в Швецию.
В июле 1651 года государь отправил к польскому королю в Варшаву гонца с жалобой как на умаление государева титула, которое только что допустило бывшее в Москве королевское посольство, так и на другие неправды с его стороны, а также на невыполнение некоторых условий договора. Незамедлительного ответа на это не последовало, однако король в конце года прислал гонца с просьбой назначить на предстоящий (1652 год) сейм русское посольство ввиду того, что только на сейме будет возможно провести следствие и если окажутся виновные, то наказать их. В ответ на это 12 января 1652 года отправил дворянина А. О. Прончищева. Товарищем к нему был назначен известный дьяк Алмаз Иванов, неоднократно бывший с разного рода дипломатическими поручениями в Польше. Послам было поручено не только добиться от сейма наказания виновных в оскорблении государевой чести, но и заключить договора о союзе против крымцев, об украинских казаках, о перебежчиках и о самозванце Анкудинове. Всё закончилось безрезультатно, так как послы не могли говорить о прочем, не добившись решения по главному вопросу, т. е. об умалении титула. Главной причиной провала стало чрезмерное желание Прончищева добиться смертной казни трёх знатнейших вельмож государства, считая их главными виновниками. Сейм не согласился и отказал Прончищеву.
Когда в ноябре 1653 года узнали, что в Москву к государю едет внук грузинского царя Теймураза, царевич Николай Давидович со своей матерью царицей Еленой Леонтьевной, то государь отправил им на встречу в Нижний Новгород несколько лиц, в числе которых был Прончищев и его сын.
2 февраля 1654 года он пожалован из дворян в думные дворяне, а в 1655 году снова был в «приставах» — на этот раз при Антиохийском патриархе Макарии III, бывшем долгое время в гостях у государя в Москве. Со времени жалования в думные дворяне, Прончищев неоднократно заседал с другими думными людьми при «ответе у бояр» различных посланников в посольской избе и таким образом принимал участие в дипломатических переговорах с ними.
А. О. Прончищев имел обширное владение в районе Черемушек и Котлов.
Скончался Афанасий Прончищев 30 декабря 1660 года.
Его сын Иван Афанасьевич и внук Пётр Иванович были русскими послами в Швеции.
Напишите отзыв о статье "Прончищев, Афанасий Осипович"
Литература
- Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Прончищев, Афанасий Осипович
– Прощай.– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
