Афанасий (Волховский, Пётр)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Афанасий
Епископ Ростовский и Ярославский
26 мая 1763 — 15 февраля 1776
Предшественник: Арсений (Мацеевич)
Преемник: Самуил (Миславский)
Епископ Тверской и Старицкий
23 апреля 1758 — 26 мая 1763
Предшественник: Вениамин (Пуцек-Григорович)
Преемник: Иннокентий (Нечаев)
 
Имя при рождении: Пётр Вольховский
Рождение: 25 ноября 1712(1712-11-25)
Смерть: 15 февраля 1776(1776-02-15) (63 года)
Ростов
Принятие монашества: май 1745
Епископская хиротония: 23 апреля 1758

Епископ Афанасий (в миру Пётр Вольховский[1]; 25 ноября 1712 — 15 (26) февраля 1776, Ростов) — епископ Русской православной церкви, епископ Ростовский и Ярославский.





Биография

Уроженец Полтавщины. Обучался в Харьковском коллегиуме и Киевской духовной академии, по окончании курса которой поступил преподавателем в Харьковский коллегиум, затем был вызван в Московскую духовную академию в качестве проповедника.

В мае 1745 года пострижен в монашество и назначен префектом лаврской семинарии.

С 1748 года — ректор той же семинарии.

В декабре 1749 года избран келарем Троице-Сергиевой лавры с оставлением в должности ректора и профессора богословия.

23 февраля 1753 года возведён в сан архимандрита.

В 1754 году назначен членом Святейшего Синода.

Отличительной чертой преосвященного Афанасия была любовь к храмозданию. Ещё будучи архимандритом, в 1756 году он начал строительство храма во имя Святой Троицы в Троице-Сергиевской Приморской пустыни.

23 апреля 1758 года хиротонисан во епископа Тверского.

В начале марта 1763 года Афанасий вместе с другими архиереями подписал доклад императрице, в котором послание Ростовского митрополита священномученика Арсения (Мацеевича), содержавшее протест против конфискации церковных имений, расценивалось как «оскорбление Её Императорского Величества».

С 26 мая 1763 года — епископ Ростовский и Ярославский.

Был участником Собора, осудившего митрополита Арсения (Мацеевича).

В 1771 году им был построен на собственные средства холодный храм в Варницком монастыре. Храм был освящен им же во имя Пресвятой Богородицы и преподобного Сергия Радонежского. Много потрудился епископ Афанасий в деле борьбы с расколом.

Скончался 15 февраля 1776 года в Ростове. Погребён в Ростовском Успенском соборе.

Сочинения

  • Богословские уроки (рукопись). — 1751. Инструкция поповскому старосте, относящаяся к 1760 г.
  • Слова // Прибавления к Творениям святых отцов в русском переводе. — 1861, с. 563—573.
  • Слово в пособии во всяком требовании нашем и силе молитв угодников Божиих. — М., 1749.

Напишите отзыв о статье "Афанасий (Волховский, Пётр)"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Афанасий (Волховский, Пётр)

– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.