Афанасий (Евтич)
| Епископ Афанасий Епископ Атанасије<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 13 февраля — 20 мая 2010 | ||
| Церковь: | Сербская православная церковь | |
| Предшественник: | Артемий (Радосавлевич) | |
| Преемник: | Амфилохий (Радович) (в/у) | |
| ||
| май 1992 — 18 сентября 1999 | ||
| Предшественник: | Владислав (Митрович) | |
| Преемник: | Григорий (Дурич) | |
| ||
| 7 июля 1991 — мае 1992 | ||
| Предшественник: | Амфилохий (Радович) | |
| Преемник: | Хризостом (Столич) | |
| Имя при рождении: | Зоран Евтич | |
| Оригинал имени при рождении: |
Зоран Јевтић | |
| Рождение: | 8 января 1938 (86 лет) село Брдарици, община Шабац, Мачванский округ, Югославия | |
| Принятие монашества: | 3 декабря 1960 года | |
Епи́скоп Афáнасий (серб. Епископ Атанасије, в миру Зоран Евтич, серб. Зоран Јевтић; 8 января 1938, село Брдарици, община Шабац, Мачванский округ, Сербия) — епископ Сербской Православной Церкви на покое.
Биография
Родился 8 января 1938 года в селе Брдарици в Шабацком крае на западе Сербии.
После окончания начальной школы в Драге и гимназии в Шабаце поступил в Белградскую духовную семинарию, которую окончил в июне 1958 года.
В сентябре того же года поступил на Богословский факультет Белградского университета, но вскоре был призван в армию.
3 декабря 1960 года архимандрит Иустин (Попович) совершил над Афанасием монашеский постриг в монастыре Пустыня под Валевом
Будучи насельником монастыря Троноша под Лозницей, продолжил учёбу на Богословском факультете.
На Богоявление 1961 года рукоположен во иеродиакона. В июне 1963 года защитил диплом.
В этом же году на праздник Успения Пресвятой Богородицы рукоположен в иеромонаха.
По окончании Богословского факультета подал прошение на имя Священного Синода Сербской Православной Церкви о разрешении продолжить образования в Греции и в феврале 1964 года был направлен Патриархом Германом в Богословскую академию на острове Халки (Турция).
В Халкинской академии иеромонах Афанасий пробыл до июня 1964 года, после чего переехал в Грецию.
2 июня 1967 года на богословском факультете Афинского университета защитил докторскую диссертацию на тему «Экклесиология апостола Павла по св. Иоанну Златоусту». После защиты диссертации провел ещё один год в Греции, служа в русском храме и занимаясь богословской деятельностью.
Осенью 1968 года отправился в Париж для дальнейшего продолжения научной работы и изучения французского языка в Свято-Сергиевском богословском институте. Спустя год пребывания во Франции назначен преподавателем курса «Введение в теологию и патрологию с аскетикой». Занимал эту должность в течение трёх лет. В последний год своего пребывания в Париже преподавал также Историю Церкви византийского периода.
Летом 1972 года вернулся в Югославию. Осенью того же года назначен управляющим дома студентов при Богословском факультете. В 1973 году выбран доцентом на кафедру Патрологии (Церковная литература и мысль св. отцов Востока и Запада). Преподавал историю Церкви. Избирался деканом Богословского факультета в 1980—1981 и 1990—1991 учебных годах.
Во время работы на факультете опубликовал около сотни научных работ. Тогда же начал издаваться его труд «Патрология».
Известность получили его публикации в печати, особенно в печатном органе Сербской Церкви «Православие», где он был одним из главных авторов. В своей деятельности уделял особое внимание положению Сербской Церкви и народа в Косове и Метохии и других областях СФРЮ. Принимал активное участие в сборе и подготовке исторических документов о сербских новомучениках.
7 июля 1991 году возведён в епископский сан епископа Банатского.
В мае 1992 года назначен на Захолмско-Герцеговинскую кафедру (Босния и Герцеговина).
Из-за начала активных боевых действий на территории Боснии и Герцеговины настолование в Мостаре, где находилась кафедра, стало невозможным и состоялось в Требине на Видовдан 1992 года кафедра была перенесена в Требине, где находится поныне.
Во время войны владыка Афанасий не покидал свою паству. Неоднократно выступал с критикой политики Запада, США и исламского мира в конфликте на территории бывшей Югославии. Обращался с открытыми письмами к мировым политическим лидерам.
В 1994 году по инициативе епископа Афанасия была открыта духовная академия святого Василия Острожского в Србине (Республика Сербская, Босния и Герцеговина). Он же стал первым её ректором.
3 декабря 1996 года получил тяжёлую травму шейных позвонков, после чего подал прошение об увольнении на покой, которое было удовлетворено Священным Архиерейским Синодом в сентябре 1999 года. На его место назначен епископ Григорий (Дурич). При этом сам епископ Афанасий остался на покое в монастыре Тврдош под Требиней.
13 февраля 2010 года назначен управляющим Рашко-Призренской и Косово-Метохийской епархией со всеми правами и обязанностями правящего архиерея, но уже 20 мая того же года освобождён от управления епархией на основании собственного прошения по состоянию здоровья.
Публикации
- Афанасий (Евтич), епископ Захумско-Герцеговинский. Православный экуменизм / пер.: Тимофей (Подобедов), иером. // Церковь и время. М., 1998. № 4(07) (ЦиВр). стр. 63-74.
- Покаяние, исповедь и пост: их значение для православного христианина / еп. Афанасий (Евтич). // Советы идущему на исповедь : [сборник статей]. — Минск : Свято-Елисаветинский монастырь, 2011. — 61, [2] с
Напишите отзыв о статье "Афанасий (Евтич)"
Ссылки
- [www.pravoslavie.ru/authors/485.htm Епископ Афанасий (Евтич)] на сайте «Православие.ru»
- [www.bogoslov.ru/persons/260158/index.html Афанасий (Евтич), епископ на покое] на сайте Богослов.ru
- [predanie.ru/audio/lekcii/episkop-afanasij-evtitch/ Епископ Афанасий (Евтич)] на сайте predanie.ru
- [arhiva.eparhija-zahumskohercegovacka.com/node/30 УМИРОВЉЕНИ ЕПИСКОП ЗАХУМСКО+ХЕРЦЕГОВАЧКИ И ПРИМОРСКИ АТАНАСИЈЕ (ЈЕВТИЋ)] на официальном сайте Захумско-Герцеговачской епархии
Отрывок, характеризующий Афанасий (Евтич)
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
