Афанасьева, Елена Александровна (художник)

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Елена Александровна Афанасьева
Дата рождения:	1900(1900)
Место рождения:	Брест-Литовск, Российская империя
Дата смерти:	1998(1998)
Место смерти:	Москва, Россия
Жанр:	Портрет, пейзаж

Еле́на Алекса́ндровна Афана́сьева (19 апреля 1900, Брест-Литовск — 1998, Москва) — советский художник-график, иллюстратор, портретист. Член Московского союза художников и член Союза художников СССР.

Биография

Е. А. Афанасьева родилась в 1900 году в Брест-Литовске в семье офицера. В гимназию пошла в Чите, окончила — в Харбине. Рисовала с ранних лет, ещё в Харбине, под руководством художника Яругского (Эруга), несмотря на сложные условия жизни в большой семье, болезни, переезды и сложные бытовые и материальные условия. Много копировала с репродукций: пейзажи Левитана, картины Маковского, цветы Клейна, портреты английских живописцев. Перерисовывала иллюстрации с книг Билибина.

В 1918 году уехала к тёте — Ванде-Марие Курищенко во Владивосток по её приглашению. Устроилась преподавать рисование в школе, где директрисой была тётя Ванда-Мария. Во Владивостоке Афанасьева впервые попала в среду художников, преподавателей рисования в школах, в реальном училище. Собирались вместе, в студии рисовали с натуры и затем дома по памяти. Весной 1919 года, узнав, что в литературно-художественном обществе «Балаганчик» (где собирались писатели, художники, актёры, музыканты) объявлен конкурс портретного рисунка, решила в нём поучаствовать, и получила первую премию. Также зарабатывала деньги увеличением фотографий, занималась в разных студиях — В. Баталова, Г. Комарова, М. Афанасьева. Рисовала много, в том числе композиционные портреты. В 1920 году впервые её иллюстрация (обложка) была опубликована в выходившем во Владивостоке журнале «Юнь» (Юность), а затем несколько рисунков напечатала местная газета. В том же 1920 году она нарисовала портрет одного из основоположников русского футуризма, приехавшего во Владивосток — Давида Бурлюка. Он высоко оценил дарование Афанасьевой, сказав о ней:

Это гениальная девушка!

Осенью 1923 года Губком ВКП(б) Дальневосточной республики дал командировку в Москву, во ВХУТЕМАС. Денег не было даже на дорогу, и тогда ей помогли друзья: устроили междоусобной розыгрыш её рисунка. В дороге у неё украли все подготовленные работы, поэтому пришлось срочно рисовать прямо в вагоне новые — это портреты красноармейца Вахрушева и комсомольца Миши. С этими рисунками она и поступила во ВХУТЕМАС на архитектурный факультет (на других мест не было). Сразу прославилась своими рисунками и зарисовками студентов. На втором курсе перешла на графический факультет. Выбрала литографское отделение, где рисунок и литографию преподавал Н. Куприянов, рисунок П. Павлинов, а живопись Л. Бруни. Все студенческие годы училась и работала. В 1925—1926 избиралась секретарём секции Райпрос и одновременно делала заказы к революционным праздникам. Готовила диплом из шести автолитографий по мастерской Н. Н. Куприянова на тему «Водка». Для диплома собрала вырезки из газет о пьяных хулиганах. В октябре 1929 года получила диплом со званием художника-технолога полиграфической продукции.

С 1928 г. Афанасьева начала работу в детской книге. Уже в том же году на польском языке была издана первая иллюстрированная ею книга — О. Гурьян «На травке-муравке». В 1930 году вышла книга Е. А. Афанасьевой «Как делается эта книга». В 1931 году — книга О. Колычева с иллюстрациями Афанасьевой «Дети Советов». Так же сотрудничала с журналами — «Барвинок», «Мурзилка», «Искорка». Работала также в журналах издательства «Крестьянская газета» — «Крестьянские ребята», «Дружные ребята». В 1931 году Е. А. Афанасьева в числе группы художников была приглашена на работу в издательство «Детская литература». Позднее её пригласили в издательство «Учпедгиз» делать рисунки в учебники. В 1931 и 1932 гг. дважды премировали за ударную работу по образцовому учебнику. В 1932 году она вместе с мужем И. Кулешовым одна из первых вступила в только что организованный Союз художников МОССХ. В годы войны по командировке МОССХа работала в эвакогоспитале. Работала бригадиром бригады художников в художественной эстампной мастерской на Кировской. По её эскизам художники выполняли портреты летчиков-героев. С этих работ печатались листовки.

В 1944 году «Детгиз» объявил конкурс на детскую книжку-игрушку («Сосчитай игрушки»). Афанасьева придумала и сделала её за 5 дней и, получив первую премию, стала лауреатом «Детгиза». В 1949 году работала на заводе «Серп и Молот», писала портреты передовиков производства. С 1954 по 1968 гг. служила художником на студии «Диафильм» (состояла в редакционно-художественном совете Студии). С 1954 г. работала в московских театрах над созданием цикла «Портрет артистов в ролях». В ноябре 1957 года показала в МОСХе работы, сделанные за 2 года, где их признали виртуозными; портреты детей взяли на выставку к 40-летию революции; несколько портретов артистов приобрёл Театральный музей им. А. А. Бахрушина. С тех пор выставки на тему «Артисты театров в ролях» стали регулярно устраиваться в столичных театрах — Центральном детском театре, театре им. Маяковского, театре им. Ленинского комсомола.

В конце 1979 г. Афанасьеву пригласили работать в театральном училище М. С. Щепкина при Малом театре: сделать к 200-летию училища портреты режиссёров и руководителей групп. В 1983 году работала в Ермоловском зале в театральном училище при Малом театре.

Семья

Дедушка (отец матери) — Фердинанд Газе — выходец из Германии.

Бабушка — полька.

Отец — Александр Семёнович — личный дворянин, штабс-капитан.

Мать — Наталья Фердинандовна (урожд. Газе).

Муж — И. Кулешов — ученик ВХУТЕМАСа, член МОСХа.

Творчество

Романтика авангарда, колхозное и промышленное строительство, война, детская литература, детские лагеря отдыха, городские зарисовки, театральная жизнь — все эти серьёзные и глубокие темы нашли отражение в творчестве художницы.

Ещё будучи студенткой, художница начала длительное сотрудничество с детским журналом «Мурзилка», проиллюстрировала огромное количество детской литературы и учебников. О книге Агнии Барто «Машенька» с рисунками Афанасьевой говорили, что иллюстрации в ней превзошли стихи, — высочайшая оценка творчества художника.

В журнале «Мурзилка»

Длительное время Е. А. Афанасьева сотрудничала с детским журналом «Мурзилка». На её иллюстрациях выросло несколько поколений юных читателей. Светлые и лиричные образы детей, созданные Афанасьевой, естественны, достоверны, очаровывают своей непосредственностью, узнаваемы и принимаются как родные.

Себя я без карандаша не помню… Я люблю больше всего рисовать малышей… Елена Александровна Афанасьева читателям журнала «Мурзилка», 1968 год

Проиллюстрированные книги

• 1928 — Гурьян О. М. «На травке-муравке» (М.: Книжная фабрика Центрального издательства народов СССР) (и 1930);
• 1930 — Афанасьева Е. А. «Как делается эта книга» (М.: Крестьянская газета);
• 1930 — Гурьян О. М. «Праздник» (на нем. языке);
• 1930 — Рассказы для детей младшего возраста «Зимой» (М.: изд. и тип. Крестьянская газета);
• 1931 — Р. Вейсман «Право на орден» — награждение ВЛКСМ орденом красного знамени (М.; Л.: Огиз — Молодая вардия);
• 1931 — Замчалов Г. Е. «Талант» (М.; Л.: Огиз — Молодая вардия);
• 1931 — Колычёв О. Я. «Дети советов: стихи» (М.: Огиз — Молодая вардия);
• 1931 — Худак С. М. «У станка: Рабочая книга по грамоте для городской школы» (М.: Гос. учеб.-пед. изд-во);
• 1932 — О. Чалова «Кто что может?» (М.: изд. и тип. Крестьянская газета);
• 1937 — «Детям: сказки, стихи и рассказы писателей СССР» (М.; Л.: Детиздат);
• 1938 — «ХХ лет ВЛКСМ: читателям журнала „Дружные ребята“» (М.: Молодая вардия);
• 1938 — «Стихи: Сборник стихов молодых авторов» под редакцией А. Барто (М.; Л.: Детиздат);
• 1938 — «Счастливое детство: сборник рассказов и стихов к ХХ-летию ВЛКСМ» (М.; Л.: Детиздат);
• 1939 — Веприцкая Л. В. «Мой приятель Алёша» (М.; Л.: Детиздат);
• 1939 — Дмитриева Н. В. «Дружба» (М.; Л.: Детиздат);
• 1939 — Забила Н. Л. «Про всех» (стихи) (М.: Детиздат);
• 1939 — Михалков С. В. «Коньки: комедия в стихах» (М.; Л.: Детиздат);
• 1940 — Барто А. Л. «Опасное знакомство: Школьная комедия в 3-х актах» (М.: Искусство);
• 1940 — Благинина Е. А. «Посидим в тишине: стихи» (М.: Детиздат);
• 1940 — Гроздова Е. И., Дьячкова О. «Игры и занятия» (Альбом для вырезания) (М.: Детиздат);
• 1942 — Гурьян О. М. «Всех красивей» (М.: Детгиз);
• 1942 — Гроздова Е. И. «Детский календарь на 1943 год» (М.: изд. Полиграф ф-ки Москворецкого райпромтреста) (а также на 1944, 1945, 1946, 1947, 1952);
• 1942 — Красная Армия: сборник рассказов, сказок, игр и стихов, посвященных Красной Армии (М.-Л.: Детгиз);
• 1942 — Полякова С. В. «Наша собачка Жукча» (М.: Детгиз) (и 1943);
• 1942 — «Сказки народов Советского Союза» (М.-Л.: Детгиз);
• 1942 — Скребицкий Г. А. «В тревожные дни: Рассказ об М. ПВО» (М.-Л.: Детгиз);
• 1943 — «Новый год: сборник сказок, рассказов, стихов и самоделок» (М.-Л.: Детгиз);
• 1943 — Эйгес Н. Р. «Воспитание ребёнка раннего возраста» (М.: Центр. ин-т сан. просвещения Наркомздрава СССР Моск. обл. станция сан. просвещения) (а также 1949 и 1952);
• 1944 — Афанасьева Е. А. «Сосчитай игрушки» (М.-Л.: Детгиз) (а также 1947 и 1948);
• 1944 — Калабин С. В. «Мы воюем: игра-самоделка» (М.: Полиграфическая фабрика Москворецкого райпромтреста);
• 1944 — Квитко Л. М. «История проконя и про меня» (М.: Сов. график) (и 1948);
• 1945 — Круглый год: книга-календарь для детей на 1946 год (а также на 1947, 1948, 1952);
• 1947 — Осеева В. А. «Волшебное слово» (М.: Детгиз, изд. ф-ки треста местной продукции Москворецкого района) (и 1948);
• 1947 — Устинович Н. С. «Лесная жизнь» (Ставрополь: Ставропольская правда и М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.);
• 1948 — Артюхова Н. М. «Маринка» (М.: Детиздат);
• 1948 — Барто А. Л., Барто П. Н. «Машенька» (М.-Л.: Детгиз) (а также 1950, 1952, 1956, 1957, 1959); об этой книге с рисунками Афанасьевой, говорили, что иллюстрации в ней превзошли стихи — высочайшая оценка творчества художника.
• 1948 — Барто А. Л., Барто П. Н. «Девочка чумазая» (М.: Полиграфическая фабрика Москворецкого райпромтреста);
• 1949 — Александрова З. Н. «У нас в квартире» (М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.);
• 1949 — Бедарев О. К. «Твой карандаш: Стихи» (М.-Л.: Детгиз);
• 1949 — Калинина Н. Д. «Митя и Миша: Рассказы о детском саде» (М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.) (и 1959);
• 1949 — Саконская Н. П. «Светлое имя: Стихи» (М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.);
• 1949 — Саконская Н. П. «Ягодка по ягодке: Стихи» (М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.) (и 1950);
• 1950 — Бедарев О. К. «Вот я какая: Стихи» (М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.);
• 1950 — Благинина Е. А. «Огонёк: Стихи» (М.: Изд-во и ф-ка детской книги Детгиза) (а также 1951, 1952, 1960, 1968, 1970);
• 1950 — Кардашова А. А. «Как мы живём: Стихи» (М.-Л.: Изд-во и ф-ка дет. книги Детгиза в М.);
• 1951 — Благинина Е. А. «Вот какая мама» (М.-Л.: Детгиз) (а также 1957, 1960, 1963, 1964, 1970, 1976);
• 1951 — Найдёнова Н. П. «Дела много у меня: Стихи» (М.-Л.: Детгиз);
• 1951 — Найдёнова Н. П. «Цирк» (М.: Росгизместпром);
• 1952 — Забила Н. Л. «Яблонька: песенка-игра» (М.-Л.: Детгиз);
• 1953 — Даренский И. А. «Прогулка: Стихи» (М.-Л.: Детгиз);
• 1953 — Наша книга: сборник рассказов, стихов, сказок для колхозных детских садов и летних площадок (М.-Л.: Детгиз);
• 1957 — Бедарев О. К. «Рано утром: Стихи» (М.: Детгиз);
• 1957 — Спутник: Календарь для школьника на 1958 год (М.: Госполитиздат);
• 1960 — Носов Н. Н. «Карасик» (М.: Детгиз) (и 1963);
• 1970 — Барто А. Л. «Фонарик: Стихи» (М.: Детская литература);
•  ? — Л. Беккер «Октябрята на стройке: Пособие по грамоте для нулевых и первых групп деревенской школы»

Ссылки

• [artgallery.krasno.ru/IMAGES/Grafics/Afanasieva.htm Муниципальная картинная галерея г. Красноармейск Московской области]
• [www.maslovka.org/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=1083 Мемориальный музей и галерея «Масловка»]
• [vlad.mk.ru/article/2012/04/11/691815-portret-epohi-elenyi-afanasevoy.html МК Ру. «Портрет эпохи» Елены Афанасьевой]
• [vestiregion.ru/2012/03/21/segodnya-vo-vladivostoke-otkryvaetsya-vystavka-rabot-izvestnoj-rossijskoj-xudozhnicy-eleny-afanasevoj/ VestiRegion.ru «Сегодня во Владивостоке открывается выставка работ известной российской художницы Елены Афанасьевой»]
• [www.diafilms-tv.ru/content/%D0%B2%D0%BE-%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%B2%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%D0%B5-%D0%BE%D1%82%D0%BA%D1%80%D1%8B%D0%B2%D0%B0%D0%B5%D1%82%D1%81%D1%8F-%D0%B2%D1%8B%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B2%D0%BA%D0%B0-%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%8B-%D0%B0%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%B9 «Во Владивостоке открывается выставка Елены Афанасьевой»]
• [library.krasno.ru/Pages/Illustratori/Afanasieva%20E.htm Централизованная библиотечная система г. Красноармейск]

Отрывок, характеризующий Афанасьева, Елена Александровна (художник)

«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.