Афиногенов, Александр Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Николаевич Афиногенов
Дата рождения:

22 марта (4 апреля) 1904(1904-04-04)

Место рождения:

Скопин, Рязанская область

Дата смерти:

29 октября 1941(1941-10-29) (37 лет)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Род деятельности:

драматург

Годы творчества:

1924—1941 годы

Алекса́ндр Никола́евич Афиноге́нов (19041941) — советский драматург.





Биография

Отец — железнодорожный служащий, впоследствии — писатель (под псевдонимом Н. Степной).

Его родители были причастны к революционному движению и писатель вырос в среде переворотов, пройдя октябрьскую революцию в 13-летнем возрасте, в 16 он был в первых рядах коммунистической молодежи, а в 18 вступает в партию.

С 1922 года Афиногенов член ВКП(б), в 1924 году окончил Московский институт журналистики.

В 1924 написал первую пьесу. В 1927—1929 годах работал заведующим литературной частью 1-го Московского рабочего театра Пролеткульта. В начале 1930-х гг. Афиногенов стал одним из руководителей РАПП. В 1934 году Афиногенов избран в президиум правления Союза писателей СССР и назначен редактором журнала «Театр и драматургия».

С конца 1936 года Афиногенов становится объектом резкой политической критики и клеветы, его пьесы запрещаются, в 1937 году его исключают из ВКП(б) и Союза писателей. 16 мая 1937 года Афиногенов записывает в дневник никогда не произнесённую им защитительную речь:[1]
Взяли мирного человека, драматурга, ни о чём другом не помышлявшего, кроме желания написать ещё несколько десятков хороших пьес на пользу стране и партии, — и сделали из этого человека помойку, посмешище, (позор и поношение общества)...

Однако он не был репрессирован, жил в Переделкине; когда многие избегали опального Афиногенова, с ним подружился Борис Пастернак. В этот период Афиногенов начал писать роман «Три года». В 1938 году его восстановили в партии.

В дневнике можно найти такую запись:

Нет, всё же наше поколение неблагодарно, оно не умеет ценить всех благ, данных ему Революцией. Как часто забываем мы всё, от чего избавлены, как часто морщимся и ёжимся от мелких неудобств, чьей-то несправедливости, считаем, что живём плохо. А если бы мы представили себе прошлую жизнь, её ужасы и безысходность, все наши капризы и недовольства рассеялись бы мгновенно, и мы краснели бы от стыда за свою эгоистическую забывчивость.

Во время войны Афиногенов возглавил Литературный отдел Совинформбюро. Предполагалось, что Афиногенов вместе с женой-американкой поедет в США агитировать за открытие второго фронта. Он погиб в здании ЦК ВКП(б) во время бомбёжки от случайного осколка накануне этой командировки[2]. Похоронен на Новодевичьем кладбище г. Москвы.[3]. Его вдова, Дженни Мерлинг (Jenny Marling (Schwartz))[4], отправилась в США одна, она погибла во время пожара на пароходе при возвращении в СССР в 1948 году[2].

Творчество

Первые пьесы носят агитационный характер и написаны под влиянием эстетических принципов Пролеткульта.

«Малиновое варенье» (1926 год) — коммунистическая мелодрама с гипертрофировано негативным изображением представителей буржуазии не получила высокой оценки критиков.

«Чудак» (1928 год) — пьеса, отличающаяся реалистической и психологической разработанностью, сатирически изображает бюрократизм, протекционизм, антисемитизм.

Пьеса «Страх» (1931 год) была запрещена в первом варианте, однако переписанная приобрела большой успех[5]. Пьеса приобрела актуальность благодаря критическому освещению в ней проблемы введения старой интеллигенции в новую систему[Комм 1].

Самая критическая пьеса Афиногенова «Ложь» (1933 год) показывает, какие последствия для всей системы имела вынужденная ложь низовых партийных работников; Сталин лично был цензором этой пьесы, которую запретили вскоре после постановки.

Теме смерти и труда во имя социализма в незаметном, отдалённом уголке СССР посвящена пьеса «Далёкое» (1935).

«Машенька» (1940 год) — пьеса, которую любил Б. Пастернак[6], рассказывает о развитии человечности в человеке. В этой пьесе, оказавшей влияние на последующих драматургов, проявились типичные для драмы Афиногенова признаки структуры: действие в кругу семьи, замкнутость в тесном пространстве, а временами и косвенный диалог, продолжающий традицию А.П. Чехова.[1] Эта пьеса в 1960—1971 годах была сыграна 3036 раз[7], по ней снят одноимённый фильм).

Афиногенов сознательно противопоставлял свою традиционную, психологически-реалистическую драму пьесам В. Вишневского и Н. Погодина, которые ратовали за новый тип драмы, расчленённой на ряд сцен, с множеством действующих лиц (народные массы), с отказом от изображения частных судеб во имя изображения социальных явлений.[1]

Библиография

  • Роберт Тим. Драма. — М., 1924
  • На переломе. Драма. — М., 1927
  • Гляди в оба! Траги-фарс. — М. 1927
  • Чёрный яр. Пьеса. — М. 1929
  • Чудак, 1930
  • Творческий метод театра, 1931
  • Страх, 1931
  • Ложь, 1933
  • Далёкое, 1935
  • Пьесы, 1935
  • Пьесы, 1940
  • Вторые пути, 1940
  • Машенька, М., ВУОАП, 1941
  • Пьесы, 1956
  • Статьи. Дневники. Письма. Воспоминания, 1957
  • Дневники и записные книжки, 1960
  • Избранное. В 2-х тт., 1977.

Напишите отзыв о статье "Афиногенов, Александр Николаевич"

Комментарии

  1. Пьеса была поставлена одновременно в Москве (МХАТ) и в Ленинграде (Театр драмы) — оба были замечены критикой. Профессор П. С. Коган сообщал, что спектакль для него — о внутренней драме интеллигенции; об исполнении роли профессора Бородина Л. Леонидовым: «Я считаю гениальным сценическим созданием образ Бородина — Л. Леонидова». Ю. Олеша написал: «Когда я смотрел „Страх“ и следил за переживаниями зала, я понял — существует советская публика, устанавливаются её вкусы, симпатии, традиции». Вс. Вишневский отмечал в «Литературной газете», что МХАТовский спектакль «очень отделан, чист, высококультурен <…> но в нём не хватает партийного огня, пролетарской зычности, биения индустриального пульса <…> И груз старого мхатовского либерализма и „человечности“ давит пьесу. Леонидов трактует Бородина как добряка. Певцовым же в Ленинграде показан умный и опасный враг».

Примечания

  1. 1 2 3 Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
  2. 1 2 [book-online.com.ua/read.php?book=6236&page=264 Борис Пастернак : Быков Дмитрий Львович : Страница - 264 : Читать онлайн...]
  3. [reestr.answerpro.ru/monument/?all=1&order=1&desc=0 Информация о могиле на сайте Комитета по культурному наследию г. Москвы]
  4. [books.google.ru/books?id=uToUoQl53x0C&pg=PT160&lpg=PT160&dq=Jenny+Afinogenov&source=bl&ots=thM5DAkCzg&sig=A9QPmFUqfke2MzWaGcXOuG2WIz4&hl=en&sa=X&ei=d2PuUqzHCcS24ASy_oEY&ved=0CCgQ6AEwAQ#v=onepage&q=Jenny%20Afinogenov&f=false Simon Morrison. Lina and Serge: The Love and Wars of Lina Prokofiev]
  5. Громова Наталья. Ключ. Последняя Москва. М.: АСТ. с. 147.
  6. [www.peoples. ru/art/theatre/dramatist/alexandr_afinogenov/index1.html Александр Афиногенов Alexandr Afinogenov]
  7. [mp3slovo.com/detailed_7661.html Афиногенов А.Н. - Машенька (Янина Жеймо, 1955, 128 kbps)]
  8. </ol>

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/AFINOGENOV_ALEKSANDR_NIKOLAEVICH.html Биография А.Н. Афиногенова в энциклопедии «Кругосвет»]

Отрывок, характеризующий Афиногенов, Александр Николаевич

– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.