Афинская агора

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 37°58′30″ с. ш. 23°43′19″ в. д. / 37.975° с. ш. 23.722° в. д. / 37.975; 23.722 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.975&mlon=23.722&zoom=14 (O)] (Я) Афинская Агора́ — городская площадь Афин, занимающая территорию приблизительно 5 гектаров и расположенная на пологом склоне к северо-западу от Акрополя. Греческое слово агора́ (др.-греч. ἀγορά) происходит от глагола со значением «собираться, созывать». Это соответствует назначению Агоры как главного места встреч в городе. В древности афинская Агора стала центром светской и общественной жизни, гражданского управления и суда, важнейшим местом торговли и предпринимательства, театральной сценой для греческой драмы, площадкой для атлетических соревнований и излюбленным местом для интеллектуальных дискуссий. С 1931 года Американской школой античных исследований под руководством Лесли Шира на всей территории Агоры были проведены археологические раскопки. Сегодня Агора стала излюбленным местом туристов, желающих познакомиться с историей древних Афин.





Возникновение Агоры в Афинах

В Афинах, как и во многих других древнегреческих полисах Агора, как рыночная площадь, возникла возле главного центра поклонения языческим божествам. В древних Афинах таким центром являлся Акрополь — монументальное храмовое сооружение, возвышающееся над всем городом. Афинская Агора располагалась к северо-западу от Акрополя, холмы Ареопаг и Колон ограничивали её с юга и запада. Находки обломков керамики свидетельствуют о том, что люди поселились здесь уже во II тысячелетии до н. э.[1] По мнению многих исследователей, в VI веке до н. э. во времена афинского правителя и законодателя Солона решили, что здесь будет городская площадь. С установлением демократии в Афинах больше внимания стало уделяться общественной жизни. Поэтому в начале следующего столетия строительство быстро расширялось. Для Агоры началась новая жизнь и она стала играть более значительную роль.

Панафинейская улица

Главной, широкой, посыпанной гравием улицей, пересекающей по диагонали Агору была Панафинейская улица. Её название и особый колорит связаны с народным праздником Панафинеи, отмечавшимся в Афинах регулярно. Во время праздника, одежды для статуи богини Афины несли по этой дороге от Дома процессий, находящегося рядом с городскими воротами, к Акрополю. По пышности и грандиозности праздничной процессии можно судить по фризу на Парфеноне. Там можно разглядеть конницу, колесницы, жертвоприношение коров и овец, а также то, как юноши и девушки несли все необходимое для жертвоприношения. Архитекторы позаботились о том, чтобы гражданам Афин и гостям города было удобно наблюдать за шествием на Агоре. Например, колоннады с выступами и ступеньками были умело размещены, чтобы можно было следить за ходом процессии. На ступеньках фасадов могло поместиться много зрителей.

Храмы, алтари и боги-покровители

Всё было сделано для того, чтобы Агора стала главным местом поклонения, уступающим только Акрополю. В золотой век древних Афин религия затрагивала все стороны общественной жизни. Это означало, что в честь разных богов, считавшихся покровителями правительственных учреждений и исполнительных служб, на Агоре строились святилища.
Среди подобных сооружений был известен храм Гефеста. Богиня Афина, как и Гефест, считалась покровительницей искусства и ремёсел. Изделия из металла и керамики, найденные во время археологических раскопок возле этого храма, указывают на то, что здесь поклонялись Гефесту, греческому богу огня и кузнечного ремесла. В VII веке н. э. этот хорошо сохранившийся храм был преобразован в греческий православный храм святого Георгия, но в наши дни он уже не используется таким образом.

Богом-покровителем агоры стал Зевс, который, как считалось, вдохновлял ораторов, ему посвятили алтарь, сделанный из ценного пантелийского мрамора и украшенный резьбой. Расположенный неподалёку храм Матери богов был окружён множеством памятников героям.

Путешественник Павсаний называл небольшой ионический храм — храмом Аполлона Отца. Аполлон был одним из покровителей государственного устройства, особенно различных братств, существовавших в Афинах.

На севере развалины меньшего по размеру храма, построенного из известняка в середине IV века до н. э. Здесь поклонялись Зевсу и Афине Фратрии, главным божествам родовых религиозных братств. Членство в таких братствах было почти обязательным, чтобы считаться гражданином Афин. На другой стороне улицы можно разглядеть руины алтаря Двенадцати богов.

В расположенной рядом стое Зевса Освободителя главному греческому божеству воздавали почести как богу свободы и освобождения. Эта колоннада, или стоя, была излюбленным местом гуляний и встреч. Говорят, что известный философ Сократ встречался здесь со своими друзьями, где они могли присесть или пройтись, беседуя друг с другом. Много даров и пожертвований, украшавших эту стою, таких, как щиты воинов, погибших во время защиты Афин, имели непосредственное отношение к освобождению города от врагов и защите его свободы.

Храмов, статуй и памятников было очень много. Например, в честь бога Гермеса изваяния занимали целый портик, известный как стоя Гермеса. На изображениях Гермеса можно было увидеть символ плодородия и жизни. Там была также статуя Венеры Родительницы, богини плотской любви, а также Диониса. О том, что Агора «священна», говорил столб с чашей, в которой была «святая» вода для церемониального омовения, предназначенная для всех, кто приходил на Агору. Здесь побывал и апостол Павел, возмущённый изобилием капищ и жертвенников (Деян. 17:15—21).

Лучше всего на Агоре сохранилась стоя Аттала. Молодым человеком Аттал, пергамский царь (II век до н. э.), обучался в школах Афин, как и некоторые другие отпрыски царских семей Средиземноморья. Взойдя на престол, он подарил городу, ставшему его альма-матер, стою Аттала. В основном стоя Аттала служила изысканным местом для непринуждённых прогулок и бесед. С этажей и террас было удобно наблюдать за шествиями, к тому же она была популярным местом прогулок, что гарантировало ей успех как центра торговли. Вероятно, купцы арендовали лавки у государства, так что здание было ещё и источником доходов.

Восстановленная в первоначальном виде стоя Аттала является образцом геометричности форм. Её пропорциональность, приятное для глаз соотношение размеров колонн верхнего и нижнего ярусов, интересная игра света и тени, а также богатство и красота материалов, из которых она построена, делают стою Аттала уникальной. Здание не кажется однообразным благодаря использованию приёмов, особенное оживление вносят три разные вида капителей — дорические, ионические и египетские.[2]

Административный центр

В здании Толоса, построенном в виде ротонды, находилась резиденция афинского правительства. Многие председатели города ночевали в этом здании, чтобы всегда можно было найти кого-то из ответственных представителей власти. В Толосе, а затем в Метрооне хранились государственый архив и эталоны мер и весов. Поблизости размещались различные административные органы. Зал заседаний Совета Буле располагался на террасе, упиравшейся с северо-западной стороны от Толоса в склон скалы. Здесь, а затем в здании Булевтерий члены Совета пятисот проводили заседания, на которых занимались делами комитетов и готовили законы для Народного собрания.

Другой важной общественной постройкой была Царская стоя. Здесь находилась резиденция архонта Афин — одного из трех главных судей. Здесь он исполнял многие обязанности, связанные как с религией, так и с правовыми вопросами. Вероятнее всего, именно сюда следовало явиться Сократу, когда его обвинили в религиозном нечестии. Родовые законы Афин были высечены в камне на зданиях, находящихся напротив Царской стои. На камень, помещенный перед тем же самым зданием, вставали архонты (главные государственные чиновники), чтобы дать клятву своего ведомства.

Коммерческий центр

Главным назначением афинской Агоры была торговля и банковские операции. В V—IV вв. до н. э. агора стала центром торговли полиса, известным своей твердой валютой и скрупулёзностью архонтов, которые следили за тем, чтобы торговля велась честно. По агоре также расхаживали и агораномы, представители рыночной полиции, ситофилаки, метрономы, прометреты.[3] Отдельные части рынка, называвшиеся кругами, обозначались по продаваемым в них товарам. Торговля обычно шла от 9 часов до полудня. Товары выставлялись на столах в рядах из перегородок из досок или камыша под легкими навесами. После полудня все убиралось до следующего дня. Список товаров хотя и случайный, но достаточно полный, встречается в комедиях Аристофана.

Афины экспортировали вино, оливковое масло, мед, мрамор и такие товары, как керамику и обработанные металлы, а ввозили главным образом пшеницу. Так как в Аттике (области, где расположены Афины) не производилось столько продуктов, чтобы прокормить жителей, правила торговли на агоре были очень строгими. Банковскими операциями занимались трапезиты, сидящие за четырёхногими столами (трапезами) в стоях.

Место в культурной жизни

Для культурных мероприятий был сооружён концертный зал. Гражданам Афин он был подарен Випсанием Агриппой, зятем римского императора Августа. Его сцена была вымощена разноцветным мрамором. Зрительный зал шириной в 25 метров, рассчитанный на 1000 мест, первоначально находился под крышей в форме шатра у которой не было внутренней опоры. По мнению историков и архитекторов современности, это был один из самых смелых экспериментов создания крытых конструкций, известных в древнем мире.

Для любознательных граждан была устроена Библиотека Панеция. Там было множество помещений, где хранились рукописные свитки из папируса и пергамента. Главный зал библиотеки был обращен на запад, и через ряд колонн можно было видеть колонны внутреннего двора — приятного места для прогулок, чтения и размышления.

Агора сегодня

То, что сегодня принято называть агорой, находится у подножия Акрополя, недалеко от станции метро Фисион или Тезейон. В настоящее время границей ей служат торговые улицы района Монастираки, где каждую неделю происходит воскресный базар. Приятной неожиданностью для гостей там становится колорит греческого фольклора и средневосточного рынка. Само место ассоциируется с магазинами и торговыми лавками. Сегодня Агора стала также излюбленным местом паломничества туристов, желающих познакомиться с историей древних Афин.

Древнегреческая галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Афинская агора"

Ссылки

  1. ↑ [www.diclib.com/cgi-bin/d1.cgi?l=ru&base=colier&page=showid&id=279 Агора в словаре Кольера]
  2. ↑ [www.visit-greece.ru/agora Греция. Достопримечательности Греции. Древняя Агора| Visit-Greece.RU — информационный портал о Греции]
  3. ↑ [www.centant.pu.ru/centrum/publik/nikituk/byt/002.htm Е. В. Никитюк. Быт античного общества]

Источники

  • [www.agathe.gr Официальный сайт раскопок на территории древней афинской Агоры]
  • www.kultur.gov.tr/EN/BelgeGoster.aspx?17A16AE30572D3137A2395174CFB32E1C312D1DD2E9EA986
  • www.kronoskaf.com/vr/index.php?title=Agora

Литература

  1. Брунов Н. И. Памятники афинского Акрополя. Парфенон и Эрехтейон. М., 1973.
  2. Колобова К. М. Древний город Афины и его памятники. Л., 1961.
  3. Маринович Л. П., Кошеленко Г. А. Судьба Парфенона. М., 2000.
  4. Сидорова Н. А. Афины. 2.изд. М., 1984.
  5. Соколов Г. И. Акрополь в Афинах. М., 1968.
  6. Фармаковский Б. В. Художественный идеал демократических Афин. Пгр., 1918.
  7. Boersma J.S. Athenian building policy from 561/0 to 405/4 B.C. Groningen, 1970.
  8. Camp J.M. The Athenian Agora: Excavations in the heart of classical Athens. New York, 1986.
  9. Judeich W. Topographie von Athen. Munchen, 1905.
  10. Travlos J. Pictorial dictionary of ancient Athens. New York, 1971.
Достопримечательности Афин
История
Древние греки
География
Правители
Политика
Войны
Экономика и право
Культура
</td></tr>
Архитектура</td></tr>
</td></tr>
Искусство</td></tr>
</td></tr>
Наука</td></tr>
</td></tr>
Язык и письмо

Отрывок, характеризующий Афинская агора

Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Афинская_агора&oldid=81029020»