Древние Афины

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Афиняне»)
Перейти к: навигация, поиск

Древние Афины  — древнегреческий полис, город-государство в Аттике, игравшее с V века до н. э. наряду со Спартой ведущую роль в истории Древней Греции. В Древних Афинах сформировалась демократия, получили классические формы философия и искусство театра.

Археологическое изучение Афин началось в 30-х годах XIX века, однако раскопки приобрели систематический характер только с образованием в Афинах в 70-80-е годы французской, немецкой и английской археологических школ. Сохранившиеся до наших дней литературные источники и археологический материал помогают воссоздать историю афинского полиса. Основным литературным источником по истории Афин периода формирования государства — «Афинская полития» Аристотеля (IV век до н. э).





Становление Афинского государства

Как показал Энгельс, возникновение Афинского государства явилось типичным примером образования государства в чистом виде, без воздействия внешнего и внутреннего насилия и непосредственно из родового общества[1]. По афинской традиции, полис возник в результате так называемого синойкизма — объединения обособленных родовых общин Аттики вокруг Афинского акрополя. Проведение синойкизма древнегреческое предание приписывает полумифическому царю Тесею, сыну Эгея (по традиции, около XIII века до н. э; в действительности же процесс синойкизма протекал на протяжении нескольких столетий с начала 1-го тысячелетия до н. э). Тесею приписывается введение древнейшего строя афинской общины, разделение ее населения на эвпатридов, геоморов и демиургов. Постепенно в руках родовой аристократии (то есть эвпатридов) сосредоточивались крупные земельные наделы, в зависимость от нее попадала большая часть свободного населения (мелких земельных собственников); росла долговая кабала. Несостоятельные должники отвечали перед кредиторами не только своим имуществом, но и личной свободой и свободой членов своей семьи. Долговая кабала служила одним из источников рабства, которое приобретало уже значительное развитие. Наряду с рабами и свободными в Афинах существовал промежуточный слой — так называемые метеки — лично свободные, но лишенные политических и некоторых экономических прав. Сохранялось и старое разделение демоса на филы, фратрии и роды. Управлялись Афины девятью архонтами, которые ежегодно избирались из числа аристократов, и ареопагом — советом старейшин, который пополнялся архонтами, уже отбывшими срок полномочий.

Первые реформы. Эпоха Солона

С ростом имущественного неравенства углублялись социально-экономические противоречия и обострялась борьба между родовой аристократией и демосом, добивавшимся уравнения в правах, передела земли, аннулирования долгов и отмены долговой кабалы. В середине VII века до н. э аристократ Килон предпринял неудачную попытку овладеть властью. Около 621 до н. э. при архонте Драконте были впервые записаны законодательные обычаи, которые несколько ограничили произвол судей-аристократов. В 594—593 до н. э. под давлением демоса Солоном были проведены реформы: они существенно изменили весь строй социально-политической жизни Афин, в результате чего уничтожена долговая кабала, впредь запрещена продажа граждан за долги в рабство, аннулированы поземельные долги (которые тяготели над мелкими земледельцами), установлена свобода завещания, что способствовало развитию частной собственности; учрежден новый государственный орган — Совет четырехсот, осуществлен ряд мероприятий, которые поощряли ремесло и торговлю. Солону приписывается также разделение всех граждан имущественным цензом на 4 разряда: пентакосиомедимны, гиппеи, зевгиты, феты, принадлежность к которым стала теперь определять их права и обязанности перед государством. Также Солон реформировал аттический календарь, введя систему октаэтерид. Однако социально-политическая борьба не прекратилась. Реформами были недовольны как крестьяне, не достигшие передела земли, так и родовая знать, утратившая прежнее привилегированное положение.

Афинская демократия

Эпоха Писистрата и Клисфена

Около 560 года до н. э. в Афинах состоялся политический переворот: установилась тирания Писистрата, проводившего политику в интересах крестьянства и торгово-ремесленных слоев демоса против родовой знати. При нём Афины добились больших внешнеполитических успехов: распространили своё влияние на ряд островов Эгейского моря, укрепились на обоих берегах Геллеспонта. Афины разрослись, украсились новыми зданиями и статуями. В городе сооружен водопровод. В правление Писистрата и его сыновей приглашались ко двору лучшие поэты. После смерти Писистрата в 527 году до н. э. власть перешла к его сыновьям Гиппию и Гиппарху, но как и во всей Греции, тирания в Афинах оказалась кратковременной: Гиппарх был убит заговорщиками, а Гиппий — свергнут в 510 году до н. э. Попытка родовой знати захватить власть вызвала в 508 году до н. э. восстание демоса, возглавленное Клисфеном. Одержанная победа была закреплена реформами: прежние 4 родовые филы заменены 10 новыми, построенными по территориальному признаку. Созданы новые органы управления: Совет пятисот и коллегия 10 стратегов. В результате реформ Клисфена уничтожены последние пережитки родового строя, завершился процесс становления государства как аппарата господства класса рабовладельцев.

Греко-персидские войны

В греко-персидских войнах (500—449 до н. э) Афинам принадлежала ведущая роль. Они одни из немногих греческих полисов поддержали восстание ионийских городов, одержали блестящую победу над персами под Марафоном (490 до н. э) (см. Марафонская битва), одни из первых вступили в оборонительный союз греческих государств. Битва при Саламине (480 до н. э.), которая стала переломным моментом в ходе войны, состоялась именно по инициативе афинян и, прежде всего, благодаря им и стратегу Фемистоклу завершилась полным разгромом флота персов. Не менее значительной была роль Афин в 479 до н. э. в битве при Платеях и при мысе Микале. В последующие годы Афины, возглавившие Делосский союз (вскоре фактически превратился в Афинскую морскую державу — Афинскую архе), целиком взяли руководство военными действиями в свои руки.

В это время Афины вступили в период наибольшего подъема. Пирей (гавань Афин) стал местом скрещения торговых путей многих стран древнего мира. На базе развитого ремесла, торговли и мореплавания, в обстановке острой борьбы между олигархическим (возглавляемыми Аристидом, затем Кимоном) и демократическим (возглавляемыми Фемистоклом, позже Эфиальтом и Периклом) группировками в Афинах утвердился наиболее прогрессивный для того времени государственный строй античной рабовладельческой демократии — Афинской демократии, что достигла наивысшего расцвета в эпоху правления Перикла (стратег в 444/443 — 429 годы до н. э). Верховная власть перешла к Народному собранию, все остальные органы им подчинялись, судопроизводство осуществлялось в суде присяжных — гелиэя — избиравшихся из граждан по жребию. За выполнение государственных обязанностей после избрания устанавливалось вознаграждение из казны, что открывало реальную возможность политической деятельности и перед малообеспеченными гражданами. Был установлен также теорикон — выдача денег гражданам на посещение театра. Увеличенные расходы на все это покрывались за счет налога — фороса, который должны были регулярно выплачивать союзные города, входившие в архе.

Афинская гегемония

На вторую половину V века до н. э приходится период величайшего культурного расцвета Афин — так называемый золотой век Перикла. В Афинах жили и творили выдающиеся ученые, художники и поэты, в частности историк Геродот, философ Анаксагор, скульптор Фидий, поэты Эсхил, Софокл, Еврипид, сатирик Аристофан. Политическому и судебному красноречию афинян подражали ораторы всех греческих городов. Язык афинских писателей — аттический диалект — получил повсеместное распространение, стал литературным языком всех эллинов. В Афинах велось огромное строительство: по системе Гипподама Пирей перестроен и соединен так называемыми длинными стенами с городскими укреплениями в единое оборонительное укрепление, было завершено строительство основных сооружений, составивших ансамбль Афинского акрополя — шедевра мировой архитектуры. Храм Парфенон (построен в 447—438 до н. э архитекторами Иктином и Калликратом), статуи работы Фидия и другие произведения афинского изобразительного искусства 5 века служили образцами для многих поколений художников последующих веков.

Пелопоннесская война. Под властью Македонии

Однако «золотой век» продолжался сравнительно недолго. Благополучие афинских граждан базировалось не только на эксплуатации рабов, но и на эксплуатации населения союзных городов, которые порождали постоянные конфликты внутри Афинской архе. Конфликты эти усугублялись безудержным стремлением Афин к расширению сферы своего политического и экономического господства, что привело к столкновениям с другими группировками греческих полисов, в которых преимущество имели олигархические порядки — Пелопоннесским союзом, возглавляемым Спартой. В конечном счете противоречия между этими группировками привели к губительной для всей Греции Пелопоннесской войне (431—404 до н. э) — крупнейшей войне в истории Древней Греции. Потерпев в ней поражение, Афины уже навсегда утратили своё ведущее положение в Греции. В первой половине 4 века до н. э. Афинам время от времени удавалось улучшать своё положение и даже достигать успехов. Так, в ходе Коринфской войны 395—387 до н. э. Афинам, в значительной мере на персидские субсидии, удалось возродить свой флот и восстановить укрепления вокруг города (изрыты по условиям капитуляции 404 до н. э). В 378—377 годах до н. э. возродился, правда в суженном виде, Афинский морской союз, который просуществовал недолго. После поражения в битве при Херонее в 338 до н. э. в составе антимакедонской коалиции, возглавляемой афинским политическим деятелем Демосфеном, Афины, как и остальные греческие полисы, должны были подчиниться гегемонии Македонии.

Эллинистическая эпоха

В период эллинизма, когда Греция стала ареной борьбы между крупными эллинистическими государствами, положение Афин неоднократно менялось. Были кратковременные периоды, когда им удавалось добиться относительной независимости, в других случаях в Афины вводились македонские гарнизоны. В 146 году до н. э., разделив участь всей Греции, Афины подпали под власть Рима; находясь на положении города-союзника (лат. civitas foederata), они пользовались лишь фиктивной свободой. В 88 году до н. э. Афины примкнули к антиримскому движению, поднятому понтийским царём Митридатом VI Евпатором. В 86 году до н. э. войско Луция Корнелия Суллы взяло город штурмом и разграбило его. Из уважения к могучему прошлому Афин Сулла сохранил им фиктивную свободу. В 27 году до н. э. после образования римской провинции Ахайя, Афины вошли в её состав. В III веке н. э, когда Балканская Греция начала подвергаться вторжениям варваров, Афины пришли в полный упадок.

Планирование и архитектура

Холмы

  • Холм Акрополис.
  • Ареопаг, то есть холм Ареса — западнее Акрополя, дал своё имя высшему судебному и правительственному совету Древних Афин, который проводил свои заседания на склоне холма.
  • Нимфейон, то есть холм нимф — юго-западнее Ареопага.
  • Пникс — полукруглый холм юго-западнее Ареопага; здесь первоначально проходили собрания экклесии, которые позже перенесли в театр Диониса.
  • Мусейон, то есть Холм Мусея или Муз, ныне известный как Холм Филопаппу — южнее Пникса и Ареопага.

Акрополь

Первоначально город занимал только верхнюю площадь крутого, доступного только с запада холма Акрополиса, служившего одновременно крепостью, политическим и религиозным центром, ядром всего города. По преданию, пеласги сравняли вершину холма, окружили её стенами и построили на западной стороне внешнее укрепление с 9 воротами, расположенными друг за другом. Внутри замка жили древние цари Аттики со своими женами. Здесь возвышался древний храм, посвященный Афине Палладе, вместе с которой также почитались Посейдон и Эрехтей (следовательно посвященный ему храм назывался Эрехтейон).

Золотой век Перикла был золотой эпохой и для Афинского акрополя. Прежде всего, Перикл поручил архитектору Иктину на месте старого разрушенного персами Гекатомпедонта (Храм Афины целомудренной) построить новый, более пышный Храм Афины Девы — Парфенон. Великолепие его усиливалось благодаря многочисленным статуям, которыми под руководством Фидия был украшен храм, как снаружи, так и внутри. Немедленно по окончании строительства Парфенона, который служил сокровищницей богов и для празднования Панафиней, в 438 до н. э. Перикл поручил архитектору Мнесиклу сооружение новых великолепных ворот при входе на акрополь — Пропилей (437—432 до н. э). Лестница из мраморных плит, извиваясь, вела по западному склону холма к портике, который состоял из 6 дорических колонн, промежутки между которыми симметрично уменьшались с обеих сторон.

Агора

Часть населения, подвластного владельцам крепости (акрополя), со временем поселилась у подошвы холма, главным образом на южной и юго-восточной его стороне. Именно здесь находились древнейшие святилища города, в частности посвященные Олимпийскому Зевсу, Аполлону, Дионису. Затем появились поселения по склонам, которые тянутся к западу от Акрополя. Нижний город расширился еще больше, когда вследствие объединения различных частей, на которые в древнейшие времена разделялась Аттика, в одно политическое целое (предание приписывает это Тесею), Афины стали столицей объединенного государства. Постепенно в течение последующих столетий город заселялся также и с северной стороны Акрополя. Здесь преимущественно селились ремесленники, а именно члены уважаемого и многочисленного в Афинах класса гончаров, следовательно, значительный квартал города к востоку от Акрополя получил название Керамик (то есть квартал гончаров).

Наконец в эпоху Писистрата и его сыновей был сооружен алтарь 12 богам в южной части новой Агоры (рынка), что располагалась у северо-западной подошвы Акрополя. Причем от Агоры измерялись расстояния всех местностей, соединенных дорогами с городом. Писистрат также начал строительство в нижнем городе колоссального Храма Зевса Олимпийского к востоку от Акрополя, а на самой высокой точке холма Акрополис — Храма Афины целомудренной (Гекатомпедонт).

Ворота

Среди основных въездных афинских ворот были:

  • на западе: Дипилонские ворота, ведущие из центра района Керамик к Академии. Ворота считались священными, поскольку от них начинался священный Элефсинский путь. Ворота рыцаря находились между Холмом нимф и Пниксом. Пирейские ворота — между Пниксом и Мусейоном, вели к проезжей дороге между длинными стенами, которые в свою очередь вели к Пирею. Милетские ворота названы так потому, что вели к дему Милет в пределах Афин (не путать с полисом Милет).
  • на юге: ворота мертвецов находились вблизи холма Мусейон. С Итонийских ворот на берегу реки Илиссос начиналась дорога на Фалирон.
  • на востоке: ворота Диохара вела к Ликею. Диомейские ворота получила такое название, поскольку вели к дему Диомею, а также холму Киносаргу.
  • на севере: Акарнийские ворота вели к дему Акарнею.

Районы

  • Внутренний Керамик, или «Квартал гончаров».
  • Дем Милет в западной части города, южнее Внутреннего Керамика.
  • Дем Гиппий Колонос — считался наиболее аристократическим среди всех демов полиса Древних Афин.
  • Дем Скамбониде в северной части города и восточнее Внутреннего Керамика.
  • Коллитос — южный район города, лежал южнее Акрополя.
  • Коеле — район на юго-западе города.
  • Лимна — район к востоку от дема Милет и района Коллитос, занимал территорию между Акрополем и рекой Илиссос.
  • Диомея — район в восточной части города, рядом с Диомейскими воротами и Киносаргом.
  • Агре — район южнее Диомеи.

Пригород

  • Внешний Керамик располагался на северо-запад от города, считался лучшим пригородом Афин. Здесь хоронили афинян, павших в войне, а в дальнем конце района существовала Академия на расстоянии 6 стадий от города.
  • Киносарг располагался восточнее города, напротив реки Илиссос, граничил с Диомейскими воротами и гимназией, посвященной Гераклу, в которой учил киник Антисфен.
  • Ликей — располагался восточнее города. В этом районе существовала гимназия, посвященная Аполлону Ликейскому, известная тем, что там учил своих учеников Аристотель.

Улицы

Среди наиболее важных улиц Афин были:

  • Улица Дромос, центральная, наиболее широкая, красивая и богатая улица Афин, которая шла от Дипилонских ворот к агоре.
  • Улица Пирея, которая вела от пирейских ворот к Афинской агоре южнее Дромоса.
  • Панафинейский путь шел по Дромосу от Дипилонских ворот через агору к Афинскому акрополю. Панафинейским путём происходило торжественное шествие во время Панафинейских праздников.
  • Улица Триподы располагалась южнее и восточнее Акрополя. На улице Треножников в археологических зонах находятся фундаменты треножников - наград победителям в театральных состязаниях и "Башня ветров".

Общественные здания

  • Храмы. Из них наиболее важное значение имел Олимпейон, или Храм Зевса Олимпийского, расположенный юго-восточнее Акрополя, вблизи реки Илиссос и фонтана Каллирое. Среди других храмов Афин: Храм Гефеста — расположен к западу от агоры; Храм Ареса — на севере агоры; Метроон, или храм Матери богов — на западной стороне агоры. Кроме этих основных существовало множество меньших храмов во всех районах города.
  • Булефтерион был возведен в западной части агоры.
  • Толос — округлое здание вблизи Булефтериона, построенное в 470 до н. э Кимоном, который был избран в Совет пятисот. В Толосе члены совета питались, а также осуществляли приношение жертв.

  • Стоа — открытые колоннады, использовались афинянами в качестве места отдыха в разгар дня, их было несколько в Афинах.
  • Театры. Самым первым театром в Афинах был театр Диониса на юго-восточном склоне Акрополя, долгое время он оставался крупнейшим театром афинского государства. Кроме того, существовал Одеон для участия в конкурсах по вокалу и исполнения инструментальной музыки.
  • Стадион Панатинаикос располагался на берегу реки Илиссос в районе Агре, здесь проводились спортивные события Панафинейских праздников. На стадионе Панатинаикос состоялись Первые Олимпийские игры современности в 1896 году.
  • Римские рынок и библиотека Адриана находятся за речкой Эридан, ограничивавшей агору с севера. Ныне это богатая археологическая зона.

Источники

  1. [litterref.ru/qasujgjgeyfsmeryfs.html В. Шмидт История Греции на рубеже II и I тысячелетия до н]
  • Афины Древние // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • Афины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Бузескул В. П. , Афинская политией Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до конца V в., Хар., 1995;
  • Жебелева С. А. , Из истории Афин (229-31 года до н. э.), СПБ. 1898;
  • Колобова К. М., [annales.info/greece/kolobova/kolobova.htm#athens Древний город Афины и его памятники], Л., 1961;
  • Зельин К. К., Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н. э., М., 1964;
  • Доватур А., Политика и политии Аристотеля, М.—Л., 1965;
  • [www.eie.gr/archaeologia/En/chapter_more_1.aspx Maria Pantelidou-Gofa. The City of Athens in the Prehistoric Times]
  • [www.eie.gr/archaeologia/En/chapter_more_2.aspx Archaeology of the City of Athens. Dark ages — Classical Period]
  • Ferguson W. S., Hellenistic Athens, L., 1911;
  • Day J., An economic history of Athens under Roman domination, N. Y., 1942.

Напишите отзыв о статье "Древние Афины"

Отрывок, характеризующий Древние Афины

– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.