Афон

Агион-Орос греч. Άγιον Όρος
Столица	Карье (Карея)
Номы
Население	2 416 чел. (2011 год)
Площадь	335,63 км²
Плотность населения	6,7 чел./км²
Сайт	mountathos.gr
Административные области Греции
Аттика Восточная Македония и Фракия Западная Греция Западная Македония Ионические острова Крит Пелопоннес Северные Эгейские острова Фессалия Центральная Греция Центральная Македония Эпир Южные Эгейские острова

Афо́н (греч. Όρος Άθως, греч. Ἄθως) — название горы (высота 2033 м) и полуострова в Греческой Македонии на севере Восточной Греции, также известного как «Святая Гора» (греч. Άγιον Όρος, «А́гион О́рос»).

В системе административных районов Греции имеет название «Автономное монашеское государство Святой Горы» (греч. Αυτόνομη Μοναστική Πολιτεία Αγίου Όρους). Это самоуправляемое сообщество 20 православных монастырей в непосредственной церковной юрисдикции Константинопольского Патриарха (с 1312 года). Является крупнейшим в мире средоточием православного монашества.

Суверенитет Греции над полуостровом закреплён Лозаннским договором 1923 года; режим самоуправления исходно базируется на положениях первого Устава Святой горы Афон («Тра́госа»), утверждённого Хрисову́лом Императора Иоанна Цимисхия в 972 году.

В отличие от большей части Константинопольского Патриархата, на Афоне используется исключительно юлианский календарь, в том числе в административных документах.

В 2001 году население Афона составляло 2262 человек. Для сравнения, в 1903 году население горы Афон составляло приблизительно 7432 человек, а в 1917 году — около 10500 человек.

Для православных всего мира — одно из главных святых мест, почитается как земной Удел Богородицы. Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 454 [whc.unesco.org/ru/list/454 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/454 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/454 фр.]

Одним из самых известных обычаев монашеской горы Афон является запрет на въезд женщинам и животным женского пола.

Происхождение названия

Древнейшие названия полуострова — Акти́ (греч. Ακτή) («Утёс») и Афо́н, в честь мифического фракийского гиганта Афона. Согласно мифу, Афон бросил огромный камень в Посейдона, который упал в Эгейское море. По одной из версий этой легенды, могила Посейдона находилась на Афоне.

Согласно первому известному Уставу, утверждённому императором Иоанном Цимисхием, Афон именуется просто «Гора» (греч. Όρος — «Орос»).

Наименование же «Святая Гора» (греч. Άγιον Όρος) побеждает в первой половине XII века, когда грамота 1144 года императора Алексея Комнина монастырю Великая Лавра определяет официально и окончательно новое имя:

«Εφεξής το όνομα του Άθω καλείσθαι Άγιον Όρος παρά πάντων»
«Отныне называться Афону Святой Горой всегда»

Согласно древнему местному христианскому преданию, в 49 году корабль, на котором плыла Богородица вместе с апостолом Иоанном Богословом, попал в бурю и его прибило к берегу Афона в том месте, где ныне находится Иверский монастырь. Дева Мария так была поражена красотой этого места, что попросила у Бога это место себе в удел. На что получила ответ:

«Έστω ο τόπος ούτος κλήρος σός και περιβόλαιον σόν και παράδεισος, έτι δε και λιμήν σωτήριος τών θελόντων σωθήναι»
«Да будет место сие удел твой и сад твой и рай и пристань спасения желающих спастись».

В связи с этим Афон называют также «уделом» и «садом Богородицы» (греч. Το Περιβολή Της Παναγίας).

География и климат

Афонский полуостров является крайней восточной оконечностью полуострова Халкидики. Его протяженность с северо-запада на юго-восток — около 60 км, ширина — от 7 до 19 км, площадь — 335,637 км².

Рельеф полуострова постепенно повышается к юго-востоку и переходит в скалистую горную цепь, заканчивающуюся мраморной пирамидой горы Афон (высота — 2033 м). В месте, где низменный перешеек переходит в холмистую равнину, носящую название Мега́ли-Ви́гла (греч. Μεγάλη Βίγλα — дословно «Великая стража»), расположен город Уранополис (греч. Οὐρανόπολις); к востоку от него с 20-х годов XX века проходит административная граница Святой Горы (ранее она проходила северо-западнее, по «перешейку Ксеркса», узкой полосой земли шириной 2 км, по которому проходит сухое русло «Ксерксова канала»).

Залив между Афоном и лежащим к югу полуостровом Ситония именуется Сингитико́с (греч. Σιγγιτικός) или залив Святой Горы (греч. κόλπος Αγίου Όρους), залив к северу от полуострова Афон — заливом Иерису (греч. Ιερισσού).

В море, в нескольких километрах к северо-востоку от Афона находится самая большая пропасть Эгейского моря, с резким перепадом глубины с 80 до 1070 метров.

Полуостров имеет более 20 мысов, крайние оконечности на юге — мыс Нимфе́он (греч. Νυμφαίον), другие названия: Пинес, св. Георгия, Капо-Санто), на востоке — мыс Акратос (св. Иоанна Предтечи, Смерна). В крутых скалистых берегах имеется всего несколько крупных бухт, главной из которых является Да́фни — порт Святой Горы, куда прибывают суда с материка и где находятся таможенный, почтовый и полицейский участки. Административный центр Святой Горы — Каре́я (совр. Карье́, Карье́с;греч. Καρεαί, Καρυαί, Καρυές) находится в самом центре Афона и соединен с Дафни дорогой.

Грунтовые шоссейные дороги, проложенные в основном с середины 80-х годов XX века, ведут отсюда и в другие концы полуострова, автотранспорт используется преимущественно для перевозки грузов.

Климат — субтропический (средиземноморский), с мягкой дождливой зимой и жарким летом. За исключением южного пика и прилегающих к нему скал, почти весь Афон покрыт богатой растительностью: еловыми, каштановыми, дубовыми лесами, густым кустарником. На нижней части горных склонов много платанов, в верхней зоне — вересковых пустошей. Здесь выращивают цитрусовые, яблони, груши, черешню, грецкие орехи, насажены виноградники и плантации оливковых деревьев. Снег выпадает редко и держится недолго. Источниками питьевой воды служат стекающие с гор ручьи.

История

Древность и ранняя античность

История Афона, как и всего полуострова Халкидики, свидетельствует о том, что человек поселился там в глубокой древности. Красота афонской природы, мягкий климат полуострова Халкидики и удивительный рельеф его местности способствовали ведению здесь уединённой жизни. Первыми известными жителями полуострова были фракийцы. В V веке до н. э. к ним присоединились греки из Халкидики, благодаря которым произошла эллинизация местных жителей. Основным родом деятельности их являлось сельское хозяйство, животноводство и рыболовство.

Александр Македонский и его преемники

В период македоно-персидских войн Александр Македонский, воодушевлённый своими военными успехами, вынашивал идеи создания разного рода монументов для увековечивания подвигов своей победоносной армии. Зная об этом и желая завоевать благосклонность царя, молодой архитектор по имени Дейнократ, предложил высечь из горы Афон огромную статую. По сообщению Витрувия, Дейнократ так описал свою идею Александру:

«…Я составил проект сделать из горы Афон изваяние в виде мужа, в левой руке которого бы находился укрепленный город, а в правой — чаша, вбирающая воду всех находящихся на горе потоков, чтобы из неё она вытекала в море…» .

Александру Македонскому понравился необычный замысел Дейнократа, но от реализации такого проекта он всё же отказался. Дейнократ же остался при царе и впоследствии составил проект планировки Александрии Египетской. После смерти Александра Македонского, правитель Македонии Кассандр основал где-то поблизости от горы Афон город Уранополь, что значит «Небесный», в честь Урана — греческого божества, считавшегося покровителем неба. Сейчас название Уранополь носит небольшое поселение, находящееся у самой границы «монашеской республики».

Становление монашеской общины Афона

Превращение Афона в исключительно монашеское обиталище произошло после Трулльского Собора (Константинополь, 691—692 гг.), постановившего в частности (Правила 18 и 42) в отношении скитающихся «пустынников»: «Аще восхотят, <…> то определяти их в монастырь, и причисляти к братиям. Аще же не пожелают сего, то совсем изгоняти их из градов, и жити им в пустынях, от коих и именование себе составили». Многие из таких скитальцев, которых было много по причине нашествия магометан особенно в Константинополе, устремились на Афон.

Византийский период

Расцвет монашества на Афоне произошёл во время царствования Василия Македонянина, который письменно утвердил в 883 году Афон как место исключительного проживания монахов. В ходе Крестовых походов Афон политически подпал под власть католиков, однако монахи отвергли идею унии. В 1308 году Афон испытал погром со стороны каталонских наёмников. Однако XIV век — это век расцвета Афона, где распространяются идеи исихазма.

Афон под владычеством Османской империи

После захвата Салоник турками в 1430 году монахи Афона немедленно принесли заверения повиновения султану Мураду II; после падения Константинополя в 1453 году Афон продолжал долгое время пользоваться прежними правами и привилегиями, но в 1566 году султан Селим II своим указом отобрал у афонских монастырей все имения.

В XVII—XVIII веках Афон стал местом греческого просвещения, учёности и книгоиздательства: при Ватопеде в середине XVIII века была основана Афонская академия (Афониа́да), при Лавре была устроена типография. Зародилось движение коливадов.

После восстания 1821 года последовала турецкая военная оккупация Афона и репрессии; уцелевшие монахи рассеялись по островам архипелага. Адрианопольский мирный договор между Россией и Турцией в сентябре 1829 года обеспечил прекращение турецкой оккупации и возвращение монастырских имений.

Афон в эпоху Балканских войн

2 (15) ноября 1912 года полуостров был с моря занят войсками Греческого Королевства. Русское правительство потребовало вывода греческих войск, которые и были выведены с территории Пантелеимонова монастыря; русские монахи в гражданском отношении продолжали подчиняться русскому посольству в Константинополе. На Лондонской конференции в декабре 1912 — январе 1913 года Россия предложила придать Афону статус «автономной монашеской республики» под протекторатом шести православных держав: России, Греции, Румынии, Болгарии, Сербии, Черногории. Против такого проекта выступило греческое монашество Афона, требовавшее присоединения к Греческому Королевству. В 1913 году в Афоне произошли волнения, связанные с деятельностью сторонников имяславия. В январе 1917 года на Афон высадился франко-русский отряд численностью в 150 человек.

Афон в составе Греции

Принятая в мае 1924 года Священным Кинотом «Уставная Хартия Святой Горы Афонской» («Новый канонизм»), законодательно признанная Грецией в 1926 году, не была подписана представителем Пантелеимонова монастыря, хотя в 1940 году Пантелеимонов монастырь согласился исполнять её предписания как действующего государственного законоположения.

В годы Второй мировой войны Священный Кинот Святой Горы направил Адольфу Гитлеру письмо с просьбой сохранить монастыри от разрушения. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления. В 1942 году Священный Кинот от имени 3200 афонских монахов выразил благодарность немецким властям за их религиозную политику

Закон Греции 124/1969 (в 1969 году) отнимал у монастырей права самоуправления и давал полномочия губернатору, что вызвало сильные протесты как на Афоне, так и у руководства поместных Церквей.

В июне 1963 года торжественно праздновалось 1000-летие монашества на Афоне; в торжествах принимали участие предстоятели ряда поместных Церквей.

Древнейший из 20 монастырей, расположенных на полуострове, Лавра, был основан в 963, а позднейший, Ставроникита, — в 1542 году.

На Афоне на протяжении его истории подвизались монахи (святогорцы) различного происхождения. Монастыри знали периоды расцвета (конец XIX века) и упадка (сокращение численности братии на протяжении большей части XX века). Минимальное число насельников Святой Горы было зафиксировано в 1971 году (1145 человек), после чего наблюдается неуклонный рост.

С последней четверти XX века, после демократизации Греции и включения Афона в список всемирного наследия ЮНЕСКО, наблюдается новый подъём как чисто туристического, так и религиозного интереса к Афону.

Среди наиболее известных святогорцев 20 века можно назвать Силуана Афонского, Иосифа Исихаста и Паисия Святогорца.

Конституционно-правовое положение и администрация

В 676 году император Константин Погонат передал весь полуостров в вечную собственность населяющим его монахам.

До XVII века управление Афона носило монархический характер и осуществлялось Про́том (греч. Πρώτος).

Действующая конституция Святой Горы — Уставная Хартия Святой Горы Афонской 1924 года, ратифицированная 10 сентября 1926 года и имеющая силу государственного закона Греции. Особый статус Святой Горы закреплён в статье 105 действующей конституции Греции.

Устав, согласно своей последней статье (ст. 188), «проистекает из императорских золотых булл и типиков, патриарших сигиллий, султанских фирманов, имеющих силу всеобщих постановлений и древнейших монашеских положений».

Согласно Уставу, высший законодательный и судебный орган монастырского управления Святой Горы — Чрезвычайное двадцатичленное собрание, составляемое настоятелями всех 20 монастырей; собирается дважды в год: спустя 15 дней по Пасхе и 20 августа (ст. 43 Устава) в административном центре — Каре́е (греч. Καρυές). Исполнительная власть на Святой Горе осуществляется Священным Собором (Кино́том), состоящим из 20 членов (антипро́сопов), каждый из которых представляет свой монастырь. Распорядительная власть — отдельный комитет (Священная Эписта́сия) из четырёх «наблюдателей» (греч. επιστάτης), состав которой меняется каждый год первого июня. Каждый монастырь бывает представлен в Эпистасии в один из 5 лет наряду с тремя другими в его группе монастырей. Старший член Эпистасии (монах, представляющий старший в группе монастырь) именуется протоэписта́тис или назир.

Хотя в Греции есть епископ с титулом «Иериссы, Святой Горы и Ардамериона» (греч. Ιερισσού, Αγίου Όρους και Αρδαμερίου; с 1981 года — митрополит Никодим (Анагна́сту)), титул имеет чисто исторический характер и никакой церковно-канонической власти на Святой Горе данный епископ не имеет. Статья 5 Устава гласит: «Не разрешается поминовение никого другого, кроме имени Вселенского Патриарха». Хотя в Пантелеимоновом монастыре при Патриархе Пимене практиковалось возношение имени последнего на богослужении, подобное было прямо запрещено в конце 1980-х.

Греческое государство на Афоне представляет губернатор, находящийся в подчинении Министерства иностранных дел Греции. При нём есть небольшой штат административных сотрудников и полицейских. Его основная обязанность — наблюдать за соблюдением гражданского законодательства.

В Карее находится древнейший, по преданию основанный в 335 году Константином Великим, храм Успения Пресвятой Богородицы, неоднократно сильно страдавший от разрушений. В нём сохранились фрески XIV века. Святыня храма — чудотворная икона Божией Матери «Достойно есть».

Посещение Афона. Положение женщин

Статья 186-я Устава гласит: «В соответствии с древним обычаем запрещается для любого женского существа ступать на полуостров Святой Горы».

За проникновение на территорию Афона для женщин предусмотрена уголовная ответственность — 8-12 месяцев лишения свободы.

Правила пребывания для лиц мужского пола строгие: на территории Святой Горы запрещается носить одежду выше колен и плеч, ярких расцветок, купаться, загорать, сквернословить и просто громко разговаривать, осуществлять фото- и видеосъемку.

На Афон допускаются только мужчины любого вероисповедания, которым для посещения необходимо получить специальное разрешение — диамонити́рион. Диамонитирионы бывают двух видов:

• общее разрешение (выдаётся Бюро паломников министерства Македонии и Фракии в городе Салоники на 4 дня и даёт право пребывания в любом монастыре);
• индивидуальное разрешение (выдаётся самим монастырём на неограниченный срок с правом ночевать только в монастыре, выдавшем приглашение). Впрочем, как правило, паломник с таким разрешением может беспрепятственно переночевать и в любом другом монастыре.

Православные клирики, кроме того, должны получать предварительное разрешение от Вселенской Патриархии.

Ежегодно Афон принимает более 1 млн туристов. С 2008 года для распространения в двух почтовых отделениях Святой Горы под эгидой Греческой почты официально выпускаются особые почтовые марки Афона с надписью Agion Oros Athoc[sic] • Hellas.

Монастыри и иные монашеские поселения

Каждый из 20 монастырей имеет статус патриаршей ставропигии. Со статусом монастыря на Афоне сопряжены исключительные имущественно-правовые привилегии. Создание новых монастырей запрещено.

«Правящие» монастыри в порядке официальной святогорской иерархии:

1. Великая Лавра (греч. Μεγίστη Λαύρα)
2. Ватопед (греч. Βατοπέδι или Βατοπαίδι)
3. Иверский (греч. Ιβήρων; ივერთა მონასტერი)
4. Хиландар (греч. Χιλανδαρίου), сербский
5. Дионисиат (Неа Петра) (греч. Διονυσίου)
6. Кутлумуш (греч. Κουτλουμούσιου)
7. Пантократор (греч. Παντοκράτορος)
8. Ксиропотам (греч. Ξηροποτάμου)
9. Зограф (греч. Ζωγράφου), болгарский
10. Дохиар (греч. Δοχειαρίου)
11. Каракал (греч. Καρακάλλου)
12. Филофей (греч. Φιλοθέου)
13. Симонопетра (греч. Σίμωνος Πέτρα, Σιμωνόπετρα)
14. Святого Павла (греч. Αγίου Παύλου)
15. Ставроникита (греч. Σταυρονικήτα)
16. Ксенофонт (греч. Ξενοφώντος)
17. Григориат (греч. Γρηγορίου)
18. Эсфигмен (греч. Εσφιγμένου)
19. Свято-Пантелеимонов (греч. Αγίου Παντελεήμονος или Ρώσικο), русский
20. Констамонит (греч. Κωνσταμονίτου)

Населенные пункты

Ágio Óros 2262 1961

• Вигла -Агиос Нилос 12
• Вулевтирия 11
• Дафни -33
• Карулья -4
• Карие -241
• Катунакия -36
• Капсала -19
• Карасия - святой Василий27
• Метонион Хурмитсис -10
• Дионисиат (Неа Петра) (греч. Διονυσίου) -48
• Свято-Пантелеимонов -75
• Ватопед -151
• Дохиар -1
• Эсфигмен -90
• Зограф 23
• Иверский (греч. Ιβήρων62
• Каракал46
• Кутлумуш -70
• Констамонит -38
• Великая Лавра -61
• Ксенофонт -102
• Ксиропотам -25
• Григориат -88
• Пантократор -26
• Симонопетра -79
• Ставроникита -42
• Филофей - 56
• Хиландар 62
• Новый Скит44
• Пробата-Морфону 29
• Скит святой Анны -87
• Скит святой Троицы -40
• Скит святого Андрея Ватопедского -87
• Скит святого Димитрия Ватопедского -16
• Скит святого Димитрия 9
• Скит святого Пантелеймона12
• Скит Благовещения Богородицы -9
• Скит Богородицы1 1
• Скит пророка Илии -0
• Скит Иверон -7
• Скит великой Лавры - 15

Статус

Помимо монастырей по всей Святой Горе разбросаны 12 скитов (зачастую крупные поселения, ничем, кроме формального статуса, от монастырей не отличающиеся), а также: келлии (в русской литературе обычно именовались «келлейные обители» — обширные монашеские поселения с возделываемым участком земли), каливы (из которых, как правило, состоят скиты), кафисмы (одиночные поселения, обычно близ материнского монастыря), исихастерии (в них подвизаются те, кто стремятся к полному уединению, иногда в пещере). Последних много на юге полуострова и в местности Кару́лья.

Принципиальное отличие от монастыря всех прочих поселений — отсутствие у них прав на участие в органах самоуправления и на земельную собственность, что ставит их в прямую зависимость от того или иного монастыря, которому принадлежит их земля.

До начала 1990-х монастыри на Афоне были как общежительными (или киновиальными, в которых монахи живут на общем монастырском довольствии), так и особножительными (идиоритмическими; в России в синодальный период такого рода монастыри часто называли «штатными» или «своекоштными»). После перехода в 1992 году Пантократора на общежитие все монастыри стали общежительными. Однако некоторые скиты по-прежнему остаются особножительными.

В 2014 году Константинопольский патриарх Варфоломей I призвал афонские монастыри ограничить количество монахов иностранного происхождения на Афоне уровнем в 10 %, а также заявил о решении прекратить выдачу иностранным инокам разрешений на поселение в грекоговорящих обителях

Русские на Афоне

XI—XVIII века

Присутствие русских иноков на Афоне достоверно относят к XI веку, ко времени царствования императора Алексея Комнина, — в обители «Ксилургу».

Согласно 2-й Кассиановской редакции Киево-Печерского Патерика, преподобный Антоний Печерский отправился на Афон ещё в княжение святого Владимира, то есть до 1015 года, и принял постриг в монастыре Эсфигмен.

15 августа 1169 года русским была передана «обитель Фессалоникийца» («Руссик»). С конца XV века московские князья и цари начали оказывать щедрую помощь русской обители и иным на Афоне, который попадает под московское покровительство. В XVII веке Руссик занимал 5-е место в афонском диптихе.

Существуют документальные свидетельства о том, что Руссик стоял в запустении в конце XVI века и в 1693 году. По рассказам, слышанным русским путешественником Василием Григоровичем-Барским в 1744 году, подобное запустение могло быть следствием следующего инцидента: «Повѣсть тамо ужасную слышахъ, от Сербовъ и Болгаровъ, и многолѣтнѣ живущыхъ Россовъ преданную, о чесомъ Греки слышати не хощутъ, глаголющи быти ложь. Иногда, древле, уже въ царствованіе Турецкое, Россійскымъ инокомъ въ монастири семъ владѣющимъ и инымъ тогожде язика, Греческимъ же подъ началомъ у ныхъ съжительствующымъ, обличиша Россы Грековъ за нѣкое творимое беззаконіе (о чесомъ не лѣтъ есть писати), оны же, больше числом сущи и не терпѣвши срамоти и обличенія, сице наущеніем дѣмонскимъ возяришася на нихъ, и сицеву брань велію сотворивши междоусобную, яко нечаянно на нихъ нападши, всѣхъ заклаша до едина, аще и отъ ныхъ многы заклашася. Прочіи же, иже осташа, боящися внѣшней казны, убѣгоша <…> и оставиша монастирь празденъ, иже стояше пустъ чрезъ множество лѣтъ.» Далее Барский указывал, что в 1735 году «взяша его в власть свою Греки».

В XVIII веке произошёл резкий упадок как всего монашества на Афоне, так и русского в частности; к концу века Руссик, обременённый значительными долгами, практически прекратил существование.

ΧΙΧ век

В начале XIX века Руссик был заново отстроен на новом месте, на берегу моря; после греческого восстания 1821 года вновь пришёл в упадок.

В 1840-е начал заселяться паломниками из России Ильинский скит (на восточном берегу), основанный в 1757 году Паисием Величковским и до 1841 года пребывавший в полном упадке. Купцы Василий Толмачёв (в монашестве — Виссарион) и Василий Вавилов (Варсонофий) приобрели у Ватопедского монастыря келлию преподобного Антония Великого, которая в 1850 году сделалась русским Андреевским скитом с 300 исключительно русских иноков. Скит был назван в честь небесного покровителя Андрея Н. Муравьёва, немало содействовавшего устроению скита.

С половины XIX века, с развитием пароходного сообщения, начался массовый приток русского монашества на Афон, что было в значительной степени вызвано тем, что многие из российских паломников оставались на Афоне, чему Оттоманское правительство не чинило препятствий. Причём, с точки зрения российского правительства, такие насельники оставались подданными России, что обосновывалось ссылкой на 62-ю статью Берлинского трактата (1878): «право официального покровительства признаётся за дипломатическими и консульскими агентами держав в Турции» по отношению к «духовным лицам, паломникам и инокам всех наций». В 1875 году, с назначением игуменом монастыря архимандрита Макария (Сушкина), под контроль русских перешёл Пантелеимонов монастырь; однако, надежды русских монахов и правительства добиться статуса монастыря для Андреевского и Ильинского скитов не увенчались успехом; малоуспешной была и многолетняя тяжба российских грузин за права на Иверон.

А. Г. Стадницкий (впоследствии — митрополит Арсений) посетил Афон в 1885 году, будучи ещё студентом Киевской духовной академии. Впечатления о своих поездках он изложил в «Дневнике студента — паломника на Афон», который был удостоен Макарьевской премии.

Неодобрительно смотрел на массовое увлечение в России Афоном митрополит Московский Филарет (Дроздов): «О поддержании афонских монастырей забота едва ли нужна, и не обещает пользы. Сии монастыри много выносят из России денег посредством своих сборщиков. <…> И то, что русские идут на Афон иногда не по правильным побуждениям (как, например, потому, что там скорее можно получить монашество и священство) и влекут туда русские капиталы на покупку келлий и скитов и на своё содержание, не заслуживает поощрения.»

Преподобный Серафим Саровский также никого не благословлял отправляться на Афон: «Многие являлись к отцу Серафиму, просить благословение удалиться для спасения души на Афон, но старец никому благословения не давал, говоря, что там очень трудно, невыносимо скучно. Спасаться, по его мнению, всего удобнее в Православной России», говорил игумен Николо-Барковской пустыни Георгий, бывший гостинник Саровской пустыни.

14 мая 1896 года группа русских старцев-келлиотов основала «Братство русских обителей (келлий)», о чём они уведомили русского посла в Константинополе Нелидова. Объединение русских келлиотов для защиты своих интересов диктовалось, среди прочего, крайне негативной репутацией, которую они стяжали себе в России к концу XIX века (церковные и полицейские власти в России неоднократно возбуждали следствие по незаконному сбору средств афонцами и их поверенными); византист и знаток православного Востока Алексей Дмитриевский в начале XX века о злоупотребленях русских келлиотов говорил, в частности: «Среди афонских келлиотов известны имена настоящих хищников благосостояния русского народа и наглых эксплуататоров его глубокого религиозного чувства и исконного уважения к Афону. Такого рода келлиоты, хотя иногда и проживают на Афоне, но в одиночной келлии, обставляя себя всеми удобствами жизни и не выполняя ни одного из желаний своих „боголюбцев“, которых они засыпают письмами. Собираемые ими большие суммы денег отдаются нуждающимся монастырям за большие проценты, и лишь предметы церковной утвари уступаются монастырям, на землях которых они имеют келлии, чтобы последние благоволили им.»

XX век

Андреевский скит, а также иные русские поселения, в начале 1910-х был очагом имяславия и в 1913 году его насельники были с помощью русских войск выдворены в Одессу.

С переходом Афона в гражданскую юрисдикцию Греческого Королевства в ноябре 1912 года, бесконтрольному потоку русских на Афон был навсегда положен конец, что было не в последнюю очередь связано с планами российского правительства «нейтрализовать» (или аннексировать) полуостров (наряду с Константинополем) в ходе Первой мировой войны (Германия от имени Порты перекрыла Дарданеллы 27 сентября 1914 года, что сделало невозможным морское сообщение с Россией).

Характерно, что в 1914—1915 годах 90 иноков Пантелеимонова монастыря были мобилизованы в армию, что породило подозрения среди греков, что русское правительство засылает на Афон под видом монахов солдат и шпионов. Официальный орган российского Святейшего Синода «Церковныя Вѣдомости» в январе 1917 года писал: «Телеграф сообщил о занятии Афона русско-французским отрядом. Оккупация эта вызвана образом действий некоторых греческих монастырей, снабжавших немецкие подводные лодки всем необходимым. 4 года и два месяца владели греки Афоном, и этот период оставил мрачные воспоминания среди русских насельников Святой Горы. Власть Эллады оказалась тяжелее власти Турции. <…> Была попытка со стороны элладского правительства уничтожить русскую почту, но попытка эта, равно как и попытка обложения русских монастырей податями, была предотвращена нашей дипломатией. Однако, провести телефон на лежащую близ Пантелеймоновского монастыря пристань Дафну греки так и не позволили русским. Особенно усилились притеснения русских монахов после того, как греки стали действовать заодно с болгарами. <…> С началом великой войны недавние враги объединились в деле притеснения русских.»

После окончания гражданской войны в России, приезд русских был практически запрещён как для лиц из СССР, так и из русской эмиграции вплоть до 1955 года. Замечательными исключением в данный период были Софроний (Сахаров) и В. А. Кривошеин (впоследствии архиепископ Московского Патриархата Василий). Последний проживал на Афоне с декабря 1925 года до сентября 1947 года, когда он был выдворен со Святой Горы гражданскими властями. Овладев греческим языком, Кривошеин сумел получить доступ к древним греческим манускриптам для их исследования.

В 1931 году Архиерейский Синод РПЦЗ создал Комитет помощи русским афонским инокам, в котором активно работал епископ Серафим (Соболев).

От 5.300 русских насельников из общего числа 12.000 в 1913 году к декабрю 1965 года осталось 62 русских монаха (все весьма преклонного возраста) из общего числа 1.491. В Андреевском скиту последний русский насельник (старец Сампсон) умер в 1972 году, после чего скит отшёл к Ватопедскому монастырю; в 1992 году там появились первые греческие монахи.

В 1960-х Московской Патриархии, благодаря усилиям председателя ОВЦС митрополита Никодима (Ротова), который, ещё будучи архимандритом, неофициально посетил Афон в феврале 1959 году, удалось добиться ограниченной отправки русских монахов в Пантелеимонов монастырь: в 1966 году прибыло 4 человека из Псково-Печерского монастыря, в 1969 году — 2 из Троице-Сергиевой Лавры.

В ноябре 1959 года Афон посетила группа участников церковных торжеств в Салониках в связи с 600-летием со дня преставления Григория Паламы (14 ноября) в составе: епископ Волоколамский Василий (Кривошеин), ректор МДА прот. К. И. Ружицкий и профессор ЛДА Н. Д. Успенский. Первая официальная делегация Московского Патриархата в составе архиепископа Никодима, архимандрита Питирима (Нечаева) и референта ОВЦС В. С. Алексеева прибыла на Афон в конце июня 1962 года. Игумен Пантелеимонова монастыря Илиан (Сорокин; † 1971) в письме от 19 сентября 1962 года архиепископу Василию (Кривошеину), через которого Никодим поддерживал сношения и получал информацию от русской братии на Афоне, писал: «После посещения Высокопреосвященнейшего владыки Никодима греки, то есть греческое правительство, очень озлобились на нас. Все письма наши читают. Отец Давид [Цубер; эконом] совсем испугался, сидит и молчит, боится, что его могут арестовать.»

С начала 1970-х годов святогорское монашество стало возрождаться, а том числе русское присутствие на Афоне с 1970-х начало медленно восстанавливаться. Ситуация осложнялась тем, что значительная часть отправляемых на Афон кандидатов возвращалась в СССР по причинам нездоровья и неспособности переносить тяготы жизни в Пантелеимоновом монастыре.

В 1972 году Святую Гору посетил Патриарх Московский и всея Руси Пимен, что было первым в истории посещением Афона Всероссийским Патриархом.

Действует российское издательство «Пустынь Новая Фиваида» Афонского Русского Пантелеимонова монастыря.

XXI век

9 сентября 2005 года Президент России Владимир Путин посетил Афон

28 мая 2016 года Афон во второй раз посетил президент Российской Федерации, Владимир Путин. Это посещение стало частью двухдневного визита в Грецию. Вместе с ним на Афоне также побывал патриарх всея Руси Кирилл для празднования тысячелетия присутствия русских монахов на Святой горе.

Русские сообщения об Афоне

Наиболее древнее описание русского паломничества по Афону, с рассказом о всех монастырях и святынях, рассказы в сопровождении рисунков, — это «Странствования Василия Григоровича-Барскаго по святым местам Востока и на Афон с 1723 по 1747 г». Самым полным описанием афонских обычаев и преданий считаются письма иеросхимонаха Сергия (Веснина) — «Письма святогорца» (1844-49 гг.). Инок Парфений (Агеев) в 1839-54 гг. жил на Афоне и написал «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Св. Земле…» — это произведение считается лучшим описанием Афона, а сам автор назван «афонским Гоголем». А. В. Дружинин писал об этой книге, как о «великой поэтической фантасмагории, переданной оригинальнейшим художником на оригинальном языке… Мы не видели ещё такого высокого таланта со времен Гоголя».

Фотогалерея

• Prodromos-1.jpg

  Вид на гору Афон из румынского скита Продромос

• Prodromos-5.jpg

  Румынский скит Продромос

• Prodromos-9.jpg

  Оссуарий румынского скита Продромос

• IMG 1552-20070425-great-lavra-a.JPG

  Фрески купола крещальни, Великая Лавра

• IMG 1037-20070424-xenophontos-monastery-a.jpg

  Ксенофонт (монастырь)

• 07Athos St Dionysius02.jpg

  Дионисиат

• Hilan2.jpg

  Хиландар

• Athos from plane.jpg

  Вид на полуостров с высоты полета А319

• Mount Athos by cod gabriel 24.jpg

  Григориат

Литература

1. Еп. Порфирий (Успенский). История Афона. Том I—II. — М., Издательство «ДАРЪ», 2007 ISBN 978-5-485-00114-8 .
2. Посмертные вещания преподобного Нила Мироточивого Афонского. М. Издательство Сретенского монастыря, 656 стр. 2003
3. Борис Зайцев. Афон. Издательство «Индрик» 416 стр. 2013 ISBN 978-5-91674-230-5
4. Гумилёв Л. Н. От Руси к России. М., 1992. С. 148—149. ISBN 978-5-699-66527-3
5. Ульянов О. Г. [www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=7&id=1103 1700-летняя судьба главной святыни Русского на Святой горе Афон Свято-Пантелеимонова монастыря]
6. Ульянов О. Г. [www.jmp.ru/jmp/06/03-06/05.htm «Умное делание»: традиции исихастов. Богословское и философское осмысление исихастской традиции]
7. Ульянов О. Г. [www.icon-art.info/book_contents.php?book_id=26 Влияние Святой горы Афон на особенности почитания Святой Троицы при митрополите Киприане]
8. Ульянов О. Г. [drevn.narod.ru/apopthegmataUlianov.htm «Apophthegmata patrum» и традиции старчества на Руси] // Макариевские чтения. Вып. XIII. Преподобный Серафим Саровский и русское старчество XIX в. Можайск-Терра, 2006. С. 299-304.
9. [www.isihazm.ru/?id=1244 Иеросхим. Сергий (Веснин). Письма святогорца. 1844-49 гг.] [www.isihazm.ru/?id=836 Часть I Афон 1844] [www.isihazm.ru/?id=1713 Часть II Афон 1845] [www.isihazm.ru/?id=1714 Часть III Афон 1846] [www.isihazm.ru/?id=1180 Часть IV Афон 1847] [www.isihazm.ru/?id=1567 Часть V Афон 1848] [www.isihazm.ru/?id=1711 Часть VI Афон 1849]
10. [www.isihazm.ru/?id=1311 Странствования Василия Григоровича — Барскаго по святымъ местам Востока и на Афон съ 1723 по 1747 г. (16 Мб)]
11. [www.isihazm.ru/index.php?id=687 Инок Парфений (Агеев) 1839-54 гг. «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Св. Земле…»]
12. Михаил Гайченков. Мой Афон. 2012 ISBN 978-5-518-35324-4
13. Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М.: "Индрик". ISBN 978-5-91674-041-7

См. также

• Афонские подворья
• История почты и почтовых марок Святой Горы Афон

Ссылки

• [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-2/afon.html Афон] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 2. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1901 г.
• Афон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• В. С. Мухин, А. А. Турилов [www.pravenc.ru/text/77102.html Афон] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 103-181. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9
• [www.patriarchia.ru/db/text/149350.html Доклад митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия на международной научно-богословской конференции «Россия — Афон: тысячелетие духовного единства».] На официальном сайте МП
• [www.inathos.gr/ Mount Athos]
• [www.myafon.ru/ myafon.ru сайт русских монахов Афона]
• [www.isihazm.ru/ Афон ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОРТАЛ СВЯТОЙ ГОРЫ, иконы, фото, молитвы, акафист, монастыри, паломничество, старцы, святые]

Отрывок, характеризующий Афон

– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему: