Афонские подворья (Константинополь)

Афо́нские подво́рья в Константинополе — подворья афонского Пантелеимонова монастыря, служившие местом для постоя в Константинополе русских паломников на Святую Гору. Как и прочие афонские подворья, были связующим звеном между Святой Горой и столицей Российской империи Санкт-Петербургом.

Константинопольские Афонские подворья. История.

Расположены недалеко от пристани в стамбульском квартале Каракёй (тур. Karaköy, исторически известный как Галата) в илче Бейоглу: Андреевское, Ильинское и Пантелеймоновское, выполняли функцию гостиниц, где несколько дней отдыхали паломники после путешествия морем. Небольшие церкви, были размещены на верхних этажах; небольшие купола с крестами на крышах зданий позволяют определить местонахождение этих монастырских представительств.

Благодаря влиянию православной России, только в XIX в Константинополе было разрешено ставить кресты на христианских храмах. Раньше в афонских подворьях совершались ежедневные богослужения для паломников из России, отправлявшихся на Афон и в Святую землю.

С началом Первой мировой войны (июль 1914 г.) все подворские храмы были закрыты, здания заняты под казармы и склад, а некоторые монахи интернированы или высланы из Константинополя. После поражения осенью 1918 года Османской империи и оккупации Константинополя, благодаря усилиям прибывшего из Одессы иеромонаха Питирима (Ладыгина), 16 ноября 1918 года все подворья официально были возвращены русским монахам. В подворских зданиях до начала 1920 года разместилось нескольких тысяч российских военнопленных.

В 1923–1925 гг. правительство СССР, бывшее в дружеских отношениях с новым кемалистским правительством Турции, пыталось овладеть подворьями, но, так как они находились в юрисдикции Вселенского Патриарха и никогда не принадлежали российскому государству, успеха не добилось.

В конце 1929 года турецкие власти реквизировали все 3 подворья и опечатали их храмы. В 1934 г. суд принял решение вернуть русским монахам здания, и богослужения возобновились.

В 1939 году была образована приходская община при Пантелеймоновской церкви, а в 1943 году — при Андреевском храме.

В 1950 году при Андреевском подворьебыло создано «Русское благотворительное общество помощи бедным прихожанам святого Пантелеимона, святого Андрея, святого Ильи православных церквей» (PAE).

В 1960-х гг. Пантелеймоновская церковь была фактически закрыта, службы совершались лишь изредка; управление зданиями всех подворий было передано РАЕ. Ильинское подворье (в 1932—1955 — настоятель Архимандрит Серафим (Палайда)) до закрытия в 1972 году находилось в ведении Русской Зарубежной Церкви (с 2007 года часть РПЦ).

В 1995 году деятельность Пантелеимоновского подворья был возобновлена.

В настоящее время богослужения по воскресеньям и праздничным дням совершаются только в храме бывшего подворья Андреевского скита и в Пантелеимоновском подворье (9 августа — память целителя Пантелеимона).

Свидетельства современников

Вятский священник, впоследствии самарский архиепископ и священномученик Александр (Трапицын) летом 1894 года совершил паломничество на Афон. В своем паломническом очерке, опубликованном в «Вятских епархиальных ведомостях» он писал:

Пройдя по двум-трем узким и переполненным собаками переулкам, мы дошли до Ильинского подворья. Все русские афонские подворья — Ильинское, Пантелеимоновское и Андреевское — расположены в Галате, в близком соседстве одно с другим. Подворья построены специально для русских поклонников, отправляющихся в Святую Землю и на Афон, и составляют великое благо для них: под кровлей подворий русский паломник находит мирный уголок России и после шума и гама и всего, что он видит и слышит на улицах турецкой столицы, ему приятно здесь отдохнуть. Дома подворий довольно обширные, в несколько этажей и выстроены скорее в европейском, чем азиатском вкусе. При каждом подворье имеется церковь, где богомольцы ежедневно могут слушать богослужение на родном языке. Комнаты для паломников светлы и опрятны; нет в них излишних затей, но есть все необходимое; комнаты имеются и общие, и отдельные. Пища в подворьях предлагается одинаковая с братской; определенной платы за неё не назначается, а каждый платит по своим средствам.

Под вечер отец Корнилий и Елена принимали паломников у себя на шестом этаже в Свято-Пантелеимоновом храме. Церковь маленькая, но со своим куполом, который несколько странно смотрелся с улицы над обычным старым домом. Надо сказать, что по соседству на зданиях той же высоты были еще два купола с крестами. Поверхность куполов византийского типа выкрашена одинаковой ярко-зеленой краской. Это почти впритык расположились ещё два Афонских подворья: Ильинское и Андреевское, уже не принадлежащие русским. В храме святого великомученика Пантелеймона чисто, всё на своих местах. Впечатление такое, будто ничего не изменилось с момента, когда в 50-х годах прошлого столетия подворье было оставлено монахами на произвол судьбы из-за недостатка братии на самом Афоне

— [ricolor.org/rz/turzia/mp/1/ Русские в Царьграде. Игумен Алипий (Светличный). Журнал "Православный Паломник". №3 (16) 2004 г.]

.

Адреса Афонских подворий в Стамбуле

В Стамбуле есть три исторически русских подворья, расположенных вблизи друг от друга в микрорайоне Каракёй (Галата); из них открыты 2, которые ныне находятся в церковной юрисдикции Вселенского патриархата:

• Подворье Пантелеимонова на Афоне монастыря. Адрес: [maps.google.com/maps?q=41.024722,28.978425&num=1&t=k&sll=41.024674,28.978286&sspn=0.002453,0.006486&hl=ru&ie=UTF8&ll=41.023047,28.977095&spn=0.002453,0.006486&z=18 34425, Hoca Tahsin Sok. No: 19 Karaköy, Beyoğlu, İstanbul]. Телефон: (0212) 244-12-06. Находится недалеко от Галатского моста через Золотой Рог. В церкви на 6-м этаже паломнического корпуса находится список с чудотворной иконы Владимирской Божией Матери. Сохраняет статус монастырского подворья, богослужение на церковнославянском языке.
• Андреевское подворье. Адрес: Mumhane Cad. No:39 Karaköy, Beyoğlu, İstanbul. Функционирует ныне как приход, посещаемый преимущественно русскими. Открыт по субботам и воскресеньям.
• Ильинское подворье. Адрес: Karanlik Firin Sok. No:3. Закрыто.

Ссылки

• [catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=print_page&pid=1048 «Непоколебимый столп Церкви Катакомбной», Схиепископ Петр (Ладыгин)]

Отрывок, характеризующий Афонские подворья (Константинополь)

– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.