Афонсу I Великий

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Афонсу Энрикеш»)
Перейти к: навигация, поиск
Афонсу I Великий
Afonso I o Grande<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Граф Португалии
24 июня 1128 — 26 июля 1139
Предшественник: Тереза Леонская
Король Португалии
26 июля 1139 — 6 декабря 1185
Коронация: 26 июля 1139
Предшественник: титул создан
Преемник: Саншу I
 
Рождение: 25 июля 1109(1109-07-25)
Коимбра/Гимарайнш/Визеу, Португалия
Смерть: 6 декабря 1185(1185-12-06) (76 лет)
Коимбра, Португалия
Место погребения: монастырь Святого Креста
Род: Бургундская династия
Отец: Генрих Бургундский
Мать: Тереза Леонская
Супруга: Матильда Савойская
Дети: 1.Энрике
2. Мафальда
3. Уррака
4. Саншу I
5. Тереза
6. Жуан
7. Санша
внебрачные дети
8. Уррака Афонсу
9. Фернанду Афонсу
10. Педру Афонсу
11. Афонсу
12. Тереза Афонсу

Афо́нсу I Португальский (порт. Afonso I de Portugal; 25 июля 1109, Гимарайнш — 6 декабря 1185, Коимбра), известный также как Афонсу I Энри́киш[1] (порт. Afonso Henriques), Афонсу Великий (порт. Afonso o Grande) , Афонсу Завоеватель (порт. Afonso o Conquistador) и Афонсу Основатель (порт. Afonso o Fundador) — граф Португалии с 1128 года, первый король Португалии после провозглашения 26 июля 1139 года её независимости от королевства Леон.





Исторические реалии Пиренеев XI века

В конце XI века внешняя политика государств Пиренейского полуострова была более всего связана с Реконкистой — войной против мусульман. Это было также время Крестовых походов, когда рыцари разных стран Европы отправлялись в Святую землю сражаться против «неверных». Альфонсо VI Кастильский нашёл подходящее решение всех проблем: он попросил помощи у французских рыцарей для войны с маврами в своей стране. В обмен он согласился выдать своих дочерей за предводителей войск и даровать им королевские привилегии. Таким образом, наследница Уррака Кастильская вышла замуж за Раймунда, второго сына герцога Бургундского, а её единокровная сестра, незаконнорождённая дочь Альфонсо VI Тереза Леонская, вышла замуж за дядю Раймунда Генриха Бургундского. Генрих получил титул граф Португалии, наименее защищённой феодальной провинции на юге Кастилии, где были наиболее вероятны вторжения мавров. Вместе с супругой Терезой как соправительницей Португалии Генрих выполнял свою функцию охраны и правил землями тестя.

От этого брака родилось несколько сыновей, но выжил только один — Афонсу Энрикеш, то есть Афонсу сын Энрике (Генриха).

Детство и юность

Афонсу родился 25 июля 1109 года, предположительно в Коимбре[2], детство и юность провёл в Гимарайнше. Юноша унаследовал титул своего отца, графа Португалии в 1128 году, победив и заточив в монастырь собственную мать. После смерти Генриха Бургундского в 1112 году, графством правила мать Афонсу Тереза Леонская, титуловавшаяся «графиней Португальской» (1112—1128).

Отношения между Терезой и сыном оказались трудными. Всего одиннадцать лет было Афонсу (1120 год), когда архиепископ Браги сделал его знаменем и номинальным вождём оппозиции против его матери. В результате и молодой принц и епископ были изгнаны из Португалии. Афонсу провёл последующие насколько лет вдали от своей страны[где?], под присмотром архиепископа.

В 1123 году Афонсу достиг четырнадцати лет, возраста дееспособности для XII века. Он произвёл себя в рыцари, поднял войско и попытался взять контроль над собственными землями. Он одержал в 1128 году победу над войсками матери при Гимарайнше, взял её в плен и изгнал навечно в Леонский монастырь. Он также победил союзника матери короля Альфонсо VII Кастильского, и таким образом расторг свою вассальную зависимость от Леона и Кастилии.

Восшествие на престол

Затем Афонсу обратил своё оружие на решение вечной проблемы мавров на юге. Его военные кампании были успешны, и 25 июля 1139 года он одержал важнейшую победу при Оурике, после чего его солдаты незамедлительно провозгласили его королём (титул Афонсу звучал буквально как «король португальцев» (порт. Rei dos Portugueses). Затем Афонсу собрал королевскую ассамблею в Ламегу, где получил корону из рук архиепископа Браганса в подтверждение независимости. С этого момента Португалия фактически перестала быть феодальным уделом Кастилии и стала независимым государством.

Однако, чтобы независимость де-факто приобрела международный статус, необходимо было добиться признания других государей и папы. Афонсу направил послов в Рим для переговоров с папой, а между тем женился на Мафальде, дочери Амадео III, графа Савойского. В Португалии он основал несколько монастырей и даровал значительные привилегии религиозно-рыцарским орденам. В 1143 году он объявил себя и своё королевство слугами Церкви и пообещал довершить изгнание мусульман с Пиренейского полуострова.

Афонсу и в дальнейшем отличился в войнах против арабов, у которых он отвоевал Сантарен (1146 год) и Лиссабон (1147 год). Он также захватил плацдарм к югу от реки Тежу, хотя его и пришлось затем вернуть.

Независимость Португалии

Тем временем король Альфонсо VII Кастильский не склонен был признавать своего кузена королём. В его глазах тот был не более чем мятежным вассалом. Пять лет длилась война между двумя Альфонсами и завершилась мирным договором, заключённым 5 октября 1143 года в Саморе. По нему Афонсу Португальский признавался как король Португалии и вассал Альфонса Кастильского, Императора всей Испании.

Война возобновилась при сыне Альфонсо Императора, короле Леона Фернандо II. В 1167 году Афонсу сам вторгся в Галисию, но упал с лошади близ Бадахоса, был ранен и захвачен в плен солдатами Леонского короля. Португалия была вынуждена капитулировать, отдав в качестве выкупа за царственного пленника почти всё завоёванное в прежние годы.

В 1179 году предоставленные церкви привилегии и льготы окупились. Папской буллой Александр III признал Афонсу королём Португалии и «даровал ему право» завоёвывать земли мавров. Папским благословением Португалия наконец обезопасила себя от попыток кастильской аннексии.

Несмотря на преклонный возраст, Афонсу успешно освободил своего сына Саншу, осаждённого маврами в Сантарене (1184 год).

Однако вскоре, 6 декабря 1185 года Афонсу I умер в Коимбре и был похоронен там же в монастыре св. Креста. Афонсу Завоеватель почитается в Португалии как основатель королевства и национальный герой.


Семья и дети

  • От жены (с 1146) Мафальды Савойской (Матильды, Маго) (1125—1157), дочери графа Амадея III Савойского (ок. 1095 — ок. 1148) и Матильды д’Альбон (ок. 1100—1145):
  • Побочные дети:
    • Педру Афонсу (ок. 1130—09.05. 1169)[3], ок. 1160 года — 1-й гроссмейстер духовно-рыцарского ордена «Братство Девы Марии из Эворы» (впоследствии Ависский орден). Старший из известных бастардов короля, мать его достоверно неизвестна, но, большинство исследователей считают что ей была дона Шамоа Гомеш (порт. Chamoa Gomes), галисийская дворянка, племянница графа Фернана Переша (порт. Fernão Peres de Trava), отчима Афонсу I, второго супруга королевы Терезы Леонской. В некоторых устаревших работах считается сводным братом Афонсу I, сыном Энрике Бургундского и упоминается под именем Педру Энрикеш;
    • Тереза Афонсу (ок. 1134-?), от доны Шамоа Гомеш, первым браком жена Саншу Нунеша, сеньора Селанова, вторым браком с 1154 года жена Фернана Мендеша, сеньора Браганса;
    • Фернанду Афонсу (?-ок.1172), от доны Шамоа Гомеш, коннетабль королевства, в португальской историографии принято считать, что Ф. коннетабль и Афонсу, магистр госпитальеров — это одно и тоже лицо, но М. Абраншеш Совирал, известный современный историк и генеалог, считает, что это два разных человека;
    • Афонсу (1135—1207), от доны Шамоа Гомеш, крестоносец, участник четвертого крестового похода, с 1202 года 12-й Великий магистр Ордена Госпитальеров;
    • Уррака (? — после 1212), от Элвиры Гуалтар, сеньора Аво (с 1185), сеньора Авейру (с 1187), жена Педру Афонсу Виегаша, лейтенанта Нейвы и Транкозу.

Напишите отзыв о статье "Афонсу I Великий"

Примечания

  1. [bigenc.ru/text/1841201 Афонсу I Энрикиш] / А. П. Черных // Анкилоз — Банка. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2005. — С. 525. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 2). — ISBN 5-85270-330-3.</span>
  2. По другим версиям, Афонсу родился либо в Гимарайнше, либо в Визеу
  3. Даты рождения встречаются 1130—1140, а даты смерти 1169—1189
  4. </ol>

Литература

Ссылки


Предшественник:
Тереза Леонская
Король Португалии
11391185
Преемник:
Саншу I

Отрывок, характеризующий Афонсу I Великий

Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.