Африканское демократическое объединение

Африканское демократическое объединение
Rassemblement Democratique Africain
Лидер:	Феликс Уфуэ-Буаньи
Дата основания:	21 октября 1946 года
Дата роспуска:	1960 – е годы
Штаб-квартира:	Бамако, Абиджан
Идеология:	панафриканизм
Союзники и блоки:	Французская коммунистическая партия (до 1950),
Количество членов:	1 000 000 (1948)
Девиз:	Мир, Свобода, Справедливость

К:Политические партии, основанные в 1946 году

К:Исчезли в 1960 году Африканское демократическое объединение (АДО, ДОА, РДА, фр. Rassemblement Democratique Africain, RDA) — возникшая в 1946 году африканская межтерриториальная политическая партия, объединявшая африканских политиков в колониях Франции, входивших в состав Французской Западной Африки (исключая арабоязычные колонии) и Французской Экваториальной Африки. Выступала за расширение прав африканского населения, за расширение автономии или предоставление независимости колониям. По мере образования независимых государств фактически прекратило своё существование в начале 1960-х годов. Ряд африканских партий до сих пор провозглашают себя наследниками АДО.

Основание партии

После окончания Второй мировой войны представители африканского населения колоний Франции получили возможность быть избранными в парламент метрополии. Однако там они были вынуждены присоединяться к фракциям традиционных французских партий, что затрудняло их борьбу за интересы своих избирателей в Африке. Некоторые из африканских парламентариев пришли к выводу, что необходимо создание своей партии.

18 сентября 1946 года был распространен манифест, подписанный Феликсом Уфуэ-Буаньи, Габриэлем д’Арбусье, Фили Дабо Сиссоко и Ламином Геем, в котором выражалась уверенность, что «африканцы получат возможность свободного развития» и содержался призыв к участию в Конгрессе африканских представителей в октябре 1946 года в Бамако.

Воззвание было распространено на всех территориях ФЗА и ФЭА, что вызвало беспокойство министра по делам заморских территорий Франции Мариуса Мутье. Он решил взять ситуацию под контроль: с одной стороны колониальные власти стали мешать приезду в Бамако делегатов съезда, с другой министр сделал ставку на то, что власть в новой организации получит Фили Дабо Сиссоко, которому он доверял, а не близкий тогда к коммунистам Феликс Уфуэ-Буаньи. Он поручил Сиссоко организовать саботаж съезда и даже предоставил ему свой самолёт для перелёта в Бамако 16 октября. Однако французские коммунисты в свою очередь зафрахтовали самолёт и для Уфуэ-Буаньи, который вовремя успел попасть в столицу Французского Судана. Он появился в Бамако в тот момент, когда Фили Сиссоко с борта грузовика убеждал делегатов в том, что Уфуэ-Буанье — марионетка в руках коммунистов, и перехватил инициативу. Уфуэ-Буаньи с мегафоном в руке разрушил все аргументы Фили Сиссоко и добился согласия на проведение съезда. Фили Сиссоко перешёл на его сторону и даже согласился председательствовать на первом заседании съезда.

18 октября 1946 года в Бамако открылся I съезд Африканского демократического объединения, в котором участвовали сотни представителей из Французской Западной Африки и Французской Экваториальной Африки. Хотя представители Французского Конго не смогли участвовать в работе съезда, их лидер Ж.-Ф. Чикайя был избран вице-председателем партии.

История Африканского демократического объединения

В союзе с коммунистами

ДОА провозгласило своей целью освобождение Африки от колониальной зависимости и заявило о «своём союзе с прогрессивными силами всего мира и в частности французского народа». Новая партия поддерживалась Французской коммунистической партией и во многом разделяла её позиции. В изданной в 1948 году в Париже книге «ДОА в антиимпериалистической борьбе» её лидеры писали о союзе с французскими коммунистами, о том, что ДОА является «верным союзником в силу общности интересов трудящихся и эксплуатируемых масс всех территорий Французского Союза». Они отмечали, что «Французская коммунистическая партия была единственной партией, которая никогда не предавала интересы угнетённых масс и народов колоний».

Французская колониальная администрация по-возможности препятствовала деятельности АДО. В октября 1948 года Габриэль д’Арбусье заявлял, что создание территориальных секций партии было «сопряжено с огромными трудностями» которые «заключались скорее всего в систематической обструкции колониалистов, испуганных могучим потоком, который влёк массы в ДОА».

В 1947 году за АДО в ФЗА и ФЭА голосовали около миллиона избирателей. Оно получило 11 мест в Национальном собрании Франции, 7 мест в Совете Республики и 5 мест в Ассамблее Французского союза. Генеральный секретарь АДО Г. д’Арбусье заявлял, что партия должна быть «неодолимой физической силой объединения всех африканских масс в их борьбе против колониализма и империализма». Депутаты от ДОА объединили свои усилия в Национальном собрании Франции с фракцией коммунистов и способствовали принятию важных решений, касающихся африканских колоний, в частности расширение числа африканских женщин-избирательниц с 1951 года.

К 1948 году в АДО состояли более миллиона африканцев, оно имело секции в 11 французских колониях.

Разрыв с ФКП

После того, как 4 мая 1947 года председатель Совета министров Франции Поль Рамадье подписал декрет об исключении коммунистов из правительства Франции, власти в колониях развернули борьбу с лидерами и активистами АДО, поддерживавшими ФКП. Массовые аресты сторонников Африканского демократического объединения произвели своеобразную селекцию в его рядах и усилили позиции умеренного председателя АДО Феликса Уфуэ-Буаньи, выходца из племенной знати и предпринимателя.

5 января 1949 года в пригороде Абиджана Трейшевиле открылся II съезд АДО, делегатов которого приветствовал от имени ФКП Вальдек Роше. Министр по делам заморских территорий Франции Кост-Флорэ заявил, что АДО — «закамуфлированная коммунистическая организация». В феврале власти провели очередные аресты среди активистов Демократической партии БСК, что вызвало столкновения в городах Дамбокра, Буафле, Сетела и пр. Репрессиями против АДО руководили французские социалисты — верховный комиссар Французской Западной Африки, Поль Леон Бешар, член Руководящего комитета СФИО, и губернатор Французского Берега Слоновой Кости Лоран Пешу, также член СФИО.

В апреле 1950 года председатель АДО Феликс Уфуэ-Буаньи ещё приветствовал от имени АДО съезд французских коммунистов, а 17 октября 1950 года уже заявил с трибуны Национального собрания Франции о том, что Объединение разрывает связи с ФКП.

Период расколов

Против разрыва с коммунистами резко возражал генеральный секретарь партии Габриэль д’Арбусье, но его сместили с поста. Он покинул Координационный комитет РДА, а затем из партии вышла группировка его сторонников. В 1952 году после выступления против политики Уфуэ-Буаньи его исключили из партии. Новый курс был также осужден рядом секций — Демократическим союзом Сенегала, Демократическим союзом Нигера и Союзом народов Камеруна. В 1955 году они были также исключены из АДО.

Входившие в АДО профсоюзные активисты Всеобщей конфедерации труда Африки не подчинились решению о разрыве контактов с ФКП и продолжали получать поддержку от Всеобщей конфедерации труда Франции.

В 1955 году Уфуэ-Буаньи была начата кампания по исключению из рядов ДОА, лиц ранее активно сотрудничавших с Французской коммунистической партией. В мае 1957 года из Объединения была исключена Конголезская прогрессивная партия, которую заменил Демократический союз защиты африканских интересов (ЮДДИА) аббата Фюльбера Юлу.

В то же время АДО получал всё большую поддержку французской политической элиты. В разные годы в его съездах в качестве приглашённых гостей участвовали такие видные французские политики как Франсуа Миттеран, Эдгар Фор и Пьер Мендес-Франс.

21 марта 1957 года прошли выборы в Территориальные собрания во всех колониях Тропической Африки и на Мадагаскаре. Во Французской Западной Африке из 474 мест в Ассамблее ФЗА АДО получило 241 место, Африканское социальное движение — 62 места, Партия африканского согласия — 52 места. АДО победило в Габоне и Чаде.

В сентябре 1957 года в Бамако после 8-летнего перерыва прошёл III съезд АДО под председательством Уфуэ-Буаньи. На него съехались 244 делегата. Съезд высказывается за идею Франко-африканского сообщества и против создания исполнительных органов, чья компетенция распространялась бы на группы территорий. Однако значительная часть делегатов отстаивает идею создания федераций различных заморских территорий. Политическая резолюция съезда подтверждает «неотъемлемое право народов на независимость», но утверждает курс на создание федерации африканских автономий с федеральным правительством и федеральным парламентом. Лидеры во главе с Уфуэ-Буаньи остаются у власти, однако образуется и радикальное крыло. Активность партии перемещается в секции.

По мере получения секциями АДО политической власти в колониях главными спорными вопросами в партии стали вопрос о сроках предоставления независимости и о федерациях французских колоний как основы для будущих крупных африканских государств. Если руководство АДО во главе с Уфуэ-Буаньи не спешило разрывать отношения с Францией, то, к примеру, Гвинейская секция — Демократическая партия Гвинеи требовала независимости немедленно. На съезде партии руководству АДО не удалось противостоять идеям федераций, объединяющих группы колоний, за которые ещё выступили секции в Гвинее, Французском Судане, Сенегале и пр. Но усилия руководства АДО по реализации принципа «одна колония — одно государство» стали поводом для обвинения партии в том, что она балканизировала Французскую Африку и помешала созданию вместо 11 государств нескольких мощных африканских государств, федераций, объединявших сразу несколько бывших колоний

10 сентября 1958 года было распространено коммюнике Координационного комитета АДО, заседавшего в Париже под председательством Уфуэ-Буаньи. В нём выражалась поддержка решению правительства Франции предоставить колониям статус автономии в рамках Французского Сообщества. Это вызвало резкую критику со стороны Демократической партии Гвинеи, которая добилась независимости для Гвинеи уже через 18 дней, ноябре 1958 года разорвала отношения с АДО, заявив о верности программе 1946 года, и пыталась сделать Конакри новым партийным центром. ДПГ даже сохранила слона — символ АДО — в качестве партийного символа

С 1959 года формальным ядром межгосударственного АДО становится Демократическая партия Берега Слоновой Кости, однако каждая из партий-секций уже по своему решает судьбы своей страны.

Структура партии

Африканское демократическое объединение как межтерриториальная партия было построено по принципу объединения созданных в каждой из колоний секций. Ими руководил Координационный комитет, возглавляемый председателем. Устав предусматривал автономию секций. Председателем Координационного комитета АДО всё время его существования был Феликс Уфуэ-Буаньи. Пост Генерального секретаря АДО занимали:

• Фили Дабо Сиссоко (БСК) — 1946—1949 года;
• Габриэль д’Арбусье (Французский Судан) — 1949—1950 года;
• Шейх Анта Диоп (Сенегал) — 1950—1953 года.

В состав первого Координационного комитета входили Феликс Уфуэ-Буаньи, генеральный секретарь Фили Сиссоко и вице-председатели Жан-Феликс Чикайя (Французское Конго), Мамаду Конате (Французский Судан), Габриэль д’Арбусье (БСК). Главами секций были утверждены: Жозеф Коррея в Сенегале, Модибо Кейта во Французском Судане, Огюст Дени в Береге Слоновой Кости, Мадейра Кейта в Гвинее, Джибо Бакари в Нигере, Шарль Нигнан Накузон в Верхней Вольте, Александр Аданде в Дагомее, Рубен Н’Юбе в Камеруне, Габриэль Лизетт в Чаде и Юбер Лунда в Конго.

Секции Африканского демократического объединения

Колония Франции Секция АДО	Политическая партия	Дата основания	Лидер	Правление
Берег Слоновой Кости (Секция БСК)	Демократическая партия Берега Слоновой Кости	9 апреля 1946 года	Феликс Уфуэ-Буаньи	правящая с 17 мая 1957 года
Французская Верхняя Вольта (Вольтийская секция)	Вольтийский демократический союз – РДА	4 сентября 1947 года	Даниэль Кулибали, Морис Ямеого	правящая с 18 мая 1957 года
Французская Гвинея (Гвинейская секция)	Демократическая партия Гвинеи	14 мая 1947 года	Мадейра Кейта , Ахмед Секу Туре	правящая с 14 мая 1957 года
Французская Дагомея (Дагомейская секция)	Республиканская партия Дагомеи	1951 год	Суру Миган Апити	правящая 25 мая 1957 года — 22 мая 1959 года
Французская подмандатная территория Камерун (Камерунская секция)	Союз народов Камеруна	1948 год	Рубен Ум Ниобе	запрещена 13 июля 1955 года
Французское Конго (Конголезская секция до 1957 года)	Прогрессивная партия Конго	1945 год	Жан-Феликс Чикайя
Французское Конго (Конголезская секция с 1957)	Демократический союз защиты африканских интересов	1956 год	Фюльбер Юлу	правящая с 8 декабря 1958 года
Французский Нигер (Нигерская секция)	Нигерская прогрессивная партия	май 1946	Джибо Бакари, Амани Диори	правящая с 18 декабря 1958 года
Французский Сенегал (Сенегальская секция до 1955 года)	Сенегальский демократический союз	21 октября 1946
Французский Сенегал (Сенегальская секция с 1955 года)	Сенегальское народное движение
Французский Судан (Суданская секция)	Суданский союз — АДО	22 октября 1946 года	Модибо Кейта	правящая с 24 мая 1957 года
Французский Чад (Чадская секция)	Прогрессивная партия Чада	16 февраля 1946 года	Габриэль Лизетт, Франсуа Томбалбай	правящая с 26 июля 1958 года

АДО также осуществляло влияние на французскую подмандатную территорию Того и Французское Сомали (Джибути). Габриэль д’Арбусье определял Африканское демократическое объединение скорее как движение, чем полноценную политическую партию, о чём писал в открытом письме Уфуэ-Буаньи от 24 июля 1952 года и говорил на IV съезде АДО в сентябре 1959 года в Абиджане. Членом партии мог быть любой человек, проживающий на территории Французской Африки. Эмблемой АДО был чёрный африканской слон на белом фоне, официальным цветом на выборах и в пропаганде — белый, с эмблемой в виде слона. Лозунгом АДО был «Мир. Свобода. Справедливость».

Съезды Африканского демократического объединения

• I съезд — 18 — 21 октября 1946 года, Бамако;
• II съезд — 5 — ? января 1949 года, Трейшевилль, Абиджан;
• III съезд — 25 — 28 сентября 1957 года, Бамако;
• IV съезд — сентябрь 1959 года, Абиджан

После распада

Судьба партий, возникших из секций АДО, была различной. Союз народов Камеруна был запрещён и уничтожен французскими колониальными властями в ходе антипартизанских акций. Конголезская прогрессивная партия Жана-Феликса Чикайя оказалась нежизнеспособной и, обвинённая в сотрудничестве с коммунистами, уже в 1956 году стала играть второстепенную роль в политической жизни страны. Многие другие партии пришли к власти и привели свои страны к независимости. Однако независимость стала для большинства из них испытанием, которого они не выдержали. В августе 1963 года был свергнут режим ЮДДИА в Конго, в ноябре 1963 года после военного переворота была распущена дагомейская секция. К концу 1963 года секции АДО формально существовали в БСК, Нигере, Верхней Вольте, Чаде и Габоне. Суданский союз Мали сохранил приставку «АДО», однако не поддерживал связи с Абиджаном и не участвовал в работе Координационного комитета. Вольтийский демократический союз-АДО лишился власти после военного переворота 3 января 1966 года, Суданский союз-АДО в Мали — после переворота 19 ноября 1968 года, Нигерская прогрессивная партия — после переворота 15 апреля 1974 года, Прогрессивная партия Чада — после переворота 13 апреля 1975 года.

В настоящее время в ряде африканских стран существуют партии, объявляющее себя наследниками АДО или его дочерних партий.

Литература

• Советская историческая энциклопедия. Т.1 М.1961 — С. 102. −103.

• Африка. Энциклопедический справочник. Т.1 А-К / Гл. ред. А.Громыко — М.: Советская энциклопедия, 1986 — С. 397.

• Гаврилов Н. И. Западная Африка под гнетом Франции (1945—1959) / М.1961

• Иорданский В. Б. Стратегия борьбы за независимость. Гвинея в 1945—1968 годах. / М.1968

• Le Rassemblement Democratique Africain dans lutte anti-imperialiste, [P., 1948]

• Blanchet A. L`itineraire des partis africains depuis Bamako. P., 1958

• Hodgkin Th. African political parties. Boston, 1962
• J.-R. de Benoist, La balkanisation de l’Afrique Occidentale française, Dakar, Les Nouvelles Éditions africaines, 1978
• J.-R. de Benoist, L’Afrique occidentale française de la Conférence de Brazzaville (1944) à l’Indépendance (1960), Dakar, Les Nouvelles Éditions africaines, 1982
• Ibrahima Thioub, Le Rassemblement démocratique africain et la lutte anticoloniale de 1946 à 1958, Dakar, Université Cheikh Anta Diop, 1982, 78 p. (Mémoire de maîtrise)
• Lisette, Gabriel Le Combat du Rassemblement démocratique african pour la décolonisation pacifique de l’Afrique noire, 1983
• C-R. Ageron, La décolonisation française, Paris, Armand Colin, 1991

Ссылки

• [www.adf-rda.net/fichier/Historique2.htm Официальный сайт партии ADF-RDA (Буркина Фасо), одной из наследниц АДО]

Отрывок, характеризующий Африканское демократическое объединение

Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.