Африканцы европейского происхождения

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евроафриканцы
Численность и ареал

Всего: 6 000 000—7 500 000
ЮАР ЮАР — 4 400 000—5 000 000 (9—11 %)[1]
Намибия Намибия — 124 000—250 000 (5—12 %)[2]
Ангола Ангола — 200 000 (0,5—1 %)[3]
Мадагаскар Мадагаскар — 120 000 (0,57 %)[4]
Мозамбик Мозамбик — >50 000 (1,15 %)[5]
Кения Кения — 62 000 (0,1—0,2 %)
Ботсвана Ботсвана — 50 000 (3 %)[6]
Свазиленд Свазиленд — 41 000 (3 %)
Экваториальная Гвинея Экваториальная Гвинея — 22 000 (3,05 %)[7]
Зимбабве Зимбабве — 20 000 (<1 %)
Другие страны — 47 000

Язык

африкаанс, голландский, английский, французский, немецкий, испанский, португальский и другие[⇨]

Религия

христианство, реже иудаизм и др.[⇨]

Входит в

белую диаспору

Африканцы европейского происхождения (белые африканцы, африканские европейцы, евроафриканцы[8]) — люди европейского происхождения, родившиеся в Африке или постоянно живущие в Африке, которые идентифицируют себя как «белые». Причём под термином «Африка» подразумевается не только её «чёрная» часть, а весь континент.

Африканцы европейского происхождения — в основном выходцы из Голландии, Великобритании, Франции, Португалии, Германии и в меньшей степени из Италии, Австрии, Швеции, Дании, Норвегии, Греции, Литвы, Швейцарии, Польши, Ирландии и т.д.

До эпохи деколонизации белые африканцы насчитывали до 10 млн человек и были представлены во всех частях континента, особенно в Южной Африке (африканеры и англичане), Юго-Западной Африке (африканеры и немцы), Алжире (французы), Родезии (преимущественно англичане), Кении (англичане) и Анголе (португальцы). Однако многие из них покинули континент во время и после провозглашения независимости колоний. Некоторые диаспоры — итальянцы в Ливии и бельгийцы в Бурунди — были изгнаны постколониальными правительствами. Тем не менее, белые африканцы остаются одним из доминирующих национальных меньшинств в некоторых, преимущественно южных, африканских государствах.

Африканская страна с самой большой численностью белого африканского населения европейского происхождения — это Южно-Африканская Республика, примерно 4 600 000 (9,2 % населения). Хотя белые африканцы больше не имеют исключительного статуса, они по-прежнему контролируют значительную часть промышленности и сельского хозяйства отдельных регионов.





Колонизация и первые поселения

Первыми европейцами на территории Африки стали греки. Они жили в Египте ещё до того, как Александр Македонский захватил Египет на ранней стадии своих завоеваний. Геродот, посетивший Египет в V веке до нашей эры, писал, что греки были первыми иностранцами, которые когда-либо жили в Египте[9]. Диодор Сицилийский утверждал, что Актий Родосский построил город Гелиополь до потопа; также афиняне построили Саис. Хотя все греческие города были разрушены во время потопа, египетские города, в том числе Саис и Гелиополь, выжили[10].

Плавания римлян вдоль западного и восточного побережий Африки начались во II в. до н. э. В 147 г. до н. э. историк Полибий был послан исследовать западное побережье Африки южнее Гибралтарского пролива. Полибий достиг «реки Бамботус», которую учёные склонны отождествлять с рекой Сенегал. В то же время рыбаки из Кадиса многократно посещали Канарские острова. Мавретанский царь Юба II, будучи союзником римлян, снарядил туда крупную экспедицию, собравшую точные сведения об этих островах. Согласно трудам Псевдо-Арриана, к середине I в. восточное побережье Африки было известно римлянам до острова Занзибар. Римляне также проводили и сухопутные исследования Африки. В 19 году до н. э. Луций Корнелий Бальб Младший совершил с войском поход в глубь Сахары. Он вышел из района Триполи, достиг оазиса Гадамес, затем оазиса Гат и северных отрогов нагорья Тассилин-Адджер. Оттуда отряд добрался до реки Дасибари. Ряд исследователей отождествляет Дасибари с рекой Нигер. Около 75 года н. э. Септимий Флакк совершил поход, конечной точкой которого стала «эфиопская земля Агисимбы». Местоположение этой земли не выяснено, но считается, что в античный период это был самый дальний поход европейцев в глубь Африки[11].

После Третьей Пунической войны Африка уже в статусе римской провинции была одним из самых богатых регионов в империи (сравнима только с Египтом, Сирией и самой Италией) и, как следствие, люди со всей империи мигрировали в провинцию Африка, в основном воины, досрочно вышедшие на пенсию, которые поселились здесь, где им были выделены сельскохозяйственные участки за их воинскую службу. Историк Теодор Моммзен подсчитал, что при Адриане почти треть жителей восточной Нумидии (около современного Туниса) были потомками римских воинов[12].

Несмотря на это, римское военное присутствие в Северной Африке было относительно небольшим и состояло примерно из 28 000 легионеров и ауксилариев в Нумидии и в двух мавретанских провинциях. Начиная со II века нашей эры, эти гарнизоны были укомплектованы главным образом местными жителями (в том плане, что численно возросли конные вспомогательные соединения из мавров и нумидийцев и увеличился приток новобранцев в легионы из числа местных римских колонистов). Значительная часть латиноговорящего населения, будучи многонациональной, расселилась в регионе Северной Африки, где много кто говорил на пуническом и берберских языках[13]. Имперские вооружённые формирования стали создаваться из местного населения, в том числе берберов. Однако, в VII веке вследствие арабских завоеваний данных территорий потомки римлян, как и прочие христиане, были изгнаны из Северной Африки.

Название «Эфиопия», которое употреблялось ещё в аксумских надписях IV века, в переводе с греческого означает «человек с обожжённым/загорелым [на солнце] лицом»[14]. Впервые эти земли были описаны в гомеровском эпосе, но вряд ли термин относится к конкретной нации, а скорее, к людям африканского происхождения в целом, жившим к югу от Сахары. Греческая община в Эфиопии в XVIII веке (1740 год) состояла из ремесленников и матросов тогдашней Абиссинии, которые сыграли важную роль в торговле между страной и Европой[15][16]. Исследователь Джеймс Брюс сообщил, что ряд греческих беженцев из Смирны прибыл в Гондэр во время правления императора Иясу II. Среди них были двенадцать серебряных дел мастеров, которых император заставил работать на производстве различных товаров для своего суда и церкви Гондэра[17].

Первые примеры западноевропейской колонизации Африки относятся к 1482 году, когда португальские каравеллы под командованием Диогу Кана прибыли в Конго[18]. Другие экспедиции вскоре содействовали установлению тесных отношений между двумя государствами. Португальцы завезли в страну огнестрельное оружие и многие другие технологические достижения, а также новую религию — христианство. В свою очередь, король Конго предложил им много рабов, слоновую кость и минералы. Португальская колония Ангола была основана в 1575 году с приходом Паулу Диаша де Новаиша с сотней семей колонистов и 400 солдатами. Луанде был предоставлен статус города в 1605 году[19]. Некоторые португальские поселенцы вступали в брак с жителями Африки, в результате чего появлялось население смешанной расы (мулаты). Ангола была формально объявлена португальской заморской провинцией в XIX веке, но только в начале XX века правительство метрополии позволило крупномасштабную эмиграцию в Анголу и другие провинции.

Голландское заселение Африки под контролем Голландской Ост-Индской компании началось на мысе Доброй Надежды (ныне Кейптаун) в 1652 году. Первые голландцы, ступившие на этот берег, не имели ни желания, ни намерения подчинить себе местных жителей, предпочитая вместо этого сосредотачиваться на создании портов для судов, перевозящих товары с Востока в Европу через мыс Доброй Надежды[20][21]. Существует несколько версий относительно времени и причин появления на мысе Доброй Надежды первых русских поселенцев. По семейному преданию одного из наиболее знатных африканерских (бурских) родов Илоффов, его родоначальник — некий русский переселенец, посланный Петром I учиться в Голландию корабельному делу. Однако, вместо учёбы он обзавёлся семьёй и переселился с молодой супругой в Кейптаун. И хотя реконструировать русское звучание фамилии Илофф представляется затруднительным, легенда до сих пор передаётся из поколения в поколение. Тем не менее, судьба другой семьи — исторически достоверный факт, подтверждение чему можно найти в пятитомном «Южноафриканском словаре биографий». В 1697 году в Капстаде поселился коренной житель Москвы Иоханнес Свелленгребель, родившийся в 1671 году. Его отец был голландским купцом и торговал в Москве, где и умер в 1699 году. Иоханнес в свою очередь поступил на службу в Ост-Индскую компанию. Его старший сын, Хендрик Свелленгребель, в дальнейшем стал губернатором Капской колонии[22].

Небольшие британские поселения (в основном ориентированные на работорговлю) вдоль побережья Западной Африки появились ещё в XVIII веке, однако, крупное расселение британцев в Африке началось только в конце XVIII века на мысе Доброй Надежды. Импульсом послужила британская аннексия мыса у голландской Ост-Индии[23] и последующее поощрение переселения в Восточную Капскую провинцию в целях укрепления восточных границ колонии. Шотландцы играли важную роль в британской заморской колонизации, наряду с англичанами, валлийцами и ирландцами[24]. Шотландия поставляла колониальные войска, администраторов, управляющих, старателей, архитекторов и инженеров в колонии по всему миру.

В 1772 году словацкий путешественник и авантюрист Мориц Бенёвский прибыл в Париж, где встретился с королём Франции Людовиком XV, чтобы попросить предоставления возможности действовать от имени Франции в деле колонизации Мадагаскара. После основания на острове города Луибура Беневский в 1776 году группой местных племенных вождей был избран правителем. В 1779 году Бенёвский приехал в Америку, где пытался получить поддержку идеи использования Мадагаскара в качестве базы против англичан в американской войне за независимость. Он был убит в 1786 году во время противостояния с французами на Мадагаскаре[25].

Дальнейшее расселение

Освоение Африки первыми поселенцами

Португальские путешественники прибыли на территорию Мозамбика и двух других будущих португалоязычных территорий (Ангола и Португальская Гвинея, ныне Гвинея-Бисау), чтобы поставлять чёрных рабов в Португалию, а затем и в латиноамериканские провинции (Бразилия) для работы на плантациях. Первые постоянные португальские общины в регионе прявились в XVI веке и к XVII веку регион был разделен на «празош» (сельскохозяйственные поместья), в которых жили семьи португальских поселенцев[26]. Мозамбик был объявлен португальской провинцией в 1836 году.

Некоторые из ранних африканеров стали «свободными гражданами» и приступили к очистке и культивированию земель почти необитаемой страны. Объединившись с французскими гугенотами, они освоили площадь около 170 000 квадратных километров, что примерно в шесть раз больше площади Нидерландов[20]. С расширением колонии голландские фермеры (буры) занимали новые большие территории, строя всё больше поселений[27]. К концу XIX века некоторые из них даже пересекли реку Лимпопо, дойдя до Машоналенда — ныне территория Зимбабве.

Между XIX и XX веком

Франция включилась в колониальный раздел Африки в 1880—1890-х годах и захватила большие территории в глубине континента. В первые годы она управляла ими либо как частью колонии Сенегал, либо как независимыми единицами. Зачастую этими захваченными участками управляли военные офицеры, и на картах они отмечались как «Военные территории». В 1890-х французское правительство начало проводить централизацию этих земель, и все территории к западу от Габона были переданы под начало единого губернатора, который находился в Сенегале и подчинялся напрямую Министру заморских территорий. 16 июня 1895 года был назначен первый Генерал-губернатор Сенегала с резиденцией в Сен-Луи. В 1902 году столица колонии была перенесена в Дакар, а с 1904 года колония стала официально называться «Французская Западная Африка». После образования в 1910 году колонии «Французская Экваториальная Африка» граница между ними прошла по линии современной границы между Нигером и Чадом[28].

Хотя африканеры всегда были меньшинством населения будущего Зимбабве, некоторые из них, начиная с первооткрывателей, стали постоянным населением, особенно в аграрном регионе Чиву[29]. После 1907 года всё большее число обездоленных буров прибывало на тогдашнюю британскую территорию Южной Родезии в поисках лучших экономических условий[30]. Вскоре они стали объектом дискриминации со стороны других европейцев, которые выразили обеспокоенность по поводу «вторжения бедных голландцев», и то, что они назвали «человеческим крахом Союза». Эта тенденция была осуждена южноафриканской прессой, которая в то же время утверждала, что «расселение африканеров в Родезии в настоящее время приносит серьёзный вред»[30].

В середине-конце XIX века в рамках отдельных экспедиций южноафриканские мигрирующие фермеры (трекбуры) проложили путь в Намибию (с 1884 года — Германская Юго-Западная Африка), чтобы избежать агрессивной британской империалистической политики возврата к традиционной колониальной схеме: привязка к земле, ограничение передвижения. Значительное число трекбуров проникло даже далеко на север Анголы в рамках серии экспедиций Дорсланд Трек[31][32]. Другие в 1885 году создали независимую республику Апингтонию, хотя она просуществовала недолго[33].

Наряду с голландцами, в период между XVII и XX веками тысячи фламандцев мигрировали в Капскую колонию и Южно-Африканский Союз. Затем иммиграция в Южную Африку резко замедлилась, но остатки большой фламандской общины по-прежнему проживают в Южной Африке. Многие фламандские колонисты, в том числе фермеры и владельцы шахт, переехали в Бельгийское Конго в колониальную эпоху, закрепив систему расовой сегрегации, которая мало чем отличалась от практиковавшейся европейцами на большинстве других африканских территорий. Отдельные бельгийские районы до сих пор существуют в Киншасе, столице Демократической Республики Конго. Несмотря на массовую эмиграцию белых людей в Бельгию, Нидерланды и Южную Африку во время кризиса в Конго чуть менее 50 000 фламандцев до сих пор живут в этой стране[34].

По материалам переписи 1875 года в Кейптауне числилось 82 выходца из России. Масштабная эмиграция началась с приходом на царский престол Александра III и с первой еврейской диаспорой, берущей начало из Российской империи, в основном из украинских губерний: Херсонской, Киевской, Екатеринославской, Черниговской, Волынской, Полтавской, Подольской. С 80-х годов XIX века до 1914 года империю покинули более трёх миллионов евреев. Из них примерно сорок тысяч человек поселились в Южной Африке. Тем не менее, многие не потеряли связей с исторической родиной. Как раз в этот период начали налаживаться экономические связи Капской колонии с Россией. К началу первой мировой войны в Кейптауне, Йоханнесбурге, Претории и Порт-Элизабете работали российские консульства. Они функционировали до 1917 года[22].

Норвежцы появились в Африке в результате неудачной экспедиции на судне «Дебора»: норвежские семьи в 1879 году покинули Берген и должны были создать норвежскую колонию в Индийском океане на атолле Альдабра[35] на Сейшельских островах. Однако, миссия была прервана и семьи поселились на Мадагаскаре или в Порт-Натале (современный Дурбан), Южная Африка. Они были первыми норвежцами, которые обосновались на этих землях[35].

Германия опоздала в плане колонизации Африки, поскольку страна не представляла собой единого целого до 1871 года[36]. Тем не менее, во времена Германской империи она стала активно нагонять другие страны, и многие немцы поселились в Юго-Западной Африке (современная Намибия), а также Южной Африке. Те из них, которые мигрировали в Юго-Западную Африку, сохранили родную культуру, религию и язык, несмотря на то, что в Южной Африке им часто приходилось учить английский или африкаанс в качестве первого языка и принимать другую культуру. Миграционное движение немцев из России было вызвано военной реформой в Российской империи 1874 года, после которой немцы-колонисты подлежали воинской повинности. Миграционное движение достигло пика к началу 90-х годов XIX века, затем постепенно пошло на спад и прекратилось вследствие начала Первой мировой войны[37].

В конце XIX века открытие месторождений золота и алмазов стало дополнительным стимулом колонизации Южной Африки британцами. Районы поисков золота расширялись на север, в Южную и Северную Родезию (ныне Зимбабве, Замбия и Малави). Одновременно, британские поселенцы начали экспансию в плодородных нагорьях («Белые нагорья»[38]) британской Восточной Африки (ныне Кения и Танзания). Большинство этих поселений не были запланированы британским правительством, и многие колониальные чиновники этим нарушили баланс сил в регионе и поставили под угрозу общеимперские интересы.

В Анголе первоначально проживало около 2000 буров, потомков тех, кто дошёл с экспедицией Дорсланд Трек из Намибии. В течение пятидесяти лет они сформировали анклавы на слаборазвитых португальских территориях, а в 1893 и 1905 году к ним присоединились новые африканерские мигранты[39]. Однако к 1928 году власти Южной Африки договорились о репатриации 300 таких семей в Оучо, где они успешно занялись сельским хозяйством. Оставшиеся африканеры покинули свои дома во время последующих колониальных и гражданских войн в Анголе[40].

XX век

Появление греков за пределами Северной Африки датируется началом XX века, когда многие из них поселились в Конго. В частности, существовало греческое сообщество в торговом центре рядом с Луапулой. К 1920 году греческие торговцы и рыбаки сделали своим центром провинцию Катанга и оттуда плыли по реке Конго для торговли в Замбию, где многие и поселились[41].

Первая волна собственно русских эмигрантов добралась до Южной Африки после Октябрьской революции. При этом лишь небольшое число приехало туда напрямую из России: перед тем, как прибыть на африканский берег, русские, обычно путешествовали через Европу или Дальний Восток. Они прибывали на кораблях в Кейптаун, а селились, как правило, в глубине страны. В Йоханнесбурге фактически образовалась русская диаспора. Среди первых, кто сумел закрепиться на новой земле, был петербургский профессор геологии Павел Ковалёв. В 1930 году в Южной Африке поселился другой известный геолог и горный инженер — Павел Назаров[22]. Также в числе известных жителей Африки русского происхождения стоит отметить Михаила Бабичева, эфиопского дипломата и военного деятеля (командовал ВВС Эфиопии), принявшего участие во Второй итало-эфиопской войне[42].

В Южной Африке в значительной степени прошли две волны португальской иммиграции: одна была постоянным, но небольшим потоком с португальской Мадейры и из самой Португалии, а вторая была переездом этнических португальцев-беженцев из Анголы и Мозамбика после провозглашения их независимости. Причина иммиграции с Мадейры в Южную Африку была как политической, так и экономической. После 1950 года Хендрик Фервурд («архитектор» апартеида) поощрял иммиграцию протестантских англосаксонских народов для укрепления позиций белого населения. Когда эта идея не удалась, он обратил своё внимание на Южную Европу, в том числе на Мадейру, которая страдала от высокого уровня безработицы. Многие иммигрировавшие жители Мадейры и португальцы впервые выделялись из общей массы белого населения своим католическим вероисповеданием и неумением большинства говорить на английском или на африкаанс. В конце концов, они занялись малым бизнесом в Йоханнесбурге или прибрежным рыболовством[43].

Общественно-политические процессы

В британских колониях

Англо-бурские войны

Начало XX века ознаменовалось противостоянием британских колонистов и буров — фермеров-африканеров, белых сельских жителей, а также бедных белых — что стало причиной двух англо-бурских войн. Первая англо-бурская война (1880—1881) началась с восстания буров против британского правления в Трансваале, целью восстания было восстановление независимости. Конфликт произошёл на фоне уменьшения эффективности действий правительства Претории в плане борьбы с растущими претензиями на южноафриканскую землю и конкурирующими интересами внутри страны[44].

Текст песни
Трансвааль, Трансвааль, страна моя!
Ты вся горишь в огне!
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
— Первый куплет песни «Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…»,
на основе стихотворения Глафиры Галиной «Бур и его сыновья»,
которое было опубликовано осенью 1899 года[45][46].

Вторая англо-бурская война (1899—1902) была более длительной, с участием большого числа войск из других британских владений, и закончилась преобразованием бурских республик в британские колонии (с обещанием ограниченного самоуправления). Эти колонии позже входили в состав Южно-Африканского Союза. Британия вела открытую борьбу против республики Трансвааль и Оранжевого Свободного государства, победив сначала непосредственно в войне, а затем в долгой и ожесточённой партизанской кампании. Тактика выжженной земли и интернирования гражданского населения в концлагеря, начатая британским правительством для предотвращения поддержки буров, стала причиной смерти большого количества гражданского населения в Трансваале и Оранжевом Свободном государстве, что привело к значительному снижению поддержки Великобритании в войне мировым сообществом[47].

Колониальная политика С. Родса

Английский бизнесмен и африканский политик Сесиль Родс использовал своё богатство и связи для организации и поддержки имперской политики Великобритании, в частности для сооружения железной дороги от Каира до Кейптауна[48] и освоения горной местности Восточной Африки и всей южной части Африки к югу от Замбези по колониальному принципу освоения Северной Америки, Австралии и Океании[49].

Однако, смена геополитических приоритетов Британии в сторону защиты экономики метрополии в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, существенно снизили количество ресурсов, выделяемых для освоения новых территорий. Первая мировая война, Великая депрессия и общее снижение рождаемости в Британии и Европе, как и ожидалось, снизило число переселенцев[50]. Тем не менее, тысячи колонистов прибывали каждый год в течение десятилетия, предшествовавшего Второй мировой войне, в основном в Южную Африку, где рождаемость среди британских африканцев внезапно увеличилась. Несмотря на общее изменение британской политики в отношении оказания поддержки в создании европейских поселений в Африке и постепенный отказ британского правительства и высших классов от поддержки идеи отдельности и особенности европейцев, большое количество британских сепаратистов прочно укоренились в Южной Африке, Родезии и Кении[49].

Во время и после англо-бурской войны некоторые семьи африканеров эмигрировали в Британскую Восточную Африку, оседая в основном в плодородной долине Рифт-Валли[51]. Многие вернулись на родину в 1930 году, после ряда неудачных противостояний с кенийскими племенами. Часть, однако, по-прежнему сосредоточена вокруг Элдорета в наши дни.

Количество белых и чёрных жителей за 1927 и 1946 годы[52]
Год Южная Родезия Северная Родезия Ньясаленд
Белые Чёрные Белые Чёрные Белые Чёрные
1927 38 200 922 000 4000 1 000 000 1700 1 350 000
1946 80 500 1 600 000 21 919 1 634 980 2300 2 340 000

Процессы второй половины ХХ века

В соответствии с общей тенденцией отказа государств от колониального устройства, во время Холодной войны правительству Британии пришлось отказаться от дальнейших планов Сесиля Родса по созданию в Африке «непрерывного пояса британских владений», что поставило британских поселенцев в изолированное положение. Партизанские силы чёрных националистов получали помощь от стран социалистического лагеря в виде оружия[53], это вскоре ещё более усложнило положение колонистов. Такие тенденции привели к смене менталитета белых жителей в сторону большей замкнутости, что в свою очередь ухудшило связь с правительствами Великобритании и Британского Содружества[49].

Результатом ухудшения отношений британских колоний с метрополией стал ряд конфликтов, которые в конечном итоге привели к снижению численности белых африканцев из-за эмиграции и естественной смертности. Многие были убиты, десятки тысяч уехали, увезя с собой всё, что можно. Многие из тех, кто остался, подверглись запугиванию и угрозам со стороны правительства, политических и военизированных организаций. Однако, вскоре последовала массовая иммиграция для поддержки безопасности и защиты прав белых в Южной Африке, в итоге страну стала населять крупнейшая популяция белого населения, которая в настоящее время насчитывает 1 755 100 британских южноафриканцев[54]. С началом апартеида большинство британских южноафриканцев были в основном заинтересованы в сохранении и даже укреплении связей с Соединенным Королевством. Однако, они в значительной степени уступали в численности африканерам, которые предпочитали республиканский строй, и на референдуме проголосовали против того, чтобы стать частью Британского Содружества.

В начале XX века некоторое число африканеров переселилось в Германскую Восточную Африку, где они были наделены колониальными властями землёй для попытки подъёма сельскохозяйственного производства. Позже данная территория перешла к Великобритании из-за поражения Германии в Первой мировой войне, Лондон не проводил кардинальных реформ. Численность африканеров упала накануне провозглашения независимости Танзании в 1961 году[55].

Мадагаскарское восстание

29 марта 1947 года началось Мадагаскарское восстание, которое было направлено против колониального французского присутствия на острове и было подготовлено местными националистами. Французское правительство во главе с социалистом Полом Рамадье жестоко его подавляло, это стоило многих жизней. Источники французских властей оценивают потери от 8000 до 10 000 и более 80 000 эвакуированных из зоны боевых действий[56], в то время как Пьер де Шевинье в своём отчёте делает вывод, что население фактически не могло никуда бежать, и было убито 80 000—90 000 местных жителей. Современные оценки более умеренны и приводят цифры между 30 000 и 40 000 жертв[56]. Автономия была получена в 1958 году[57], впоследствии в 1960 году страна стала независимой.

Алжирская война

В Северной Африке с 1840-х годов селилось большое количество французов. К концу французского правления в начале 1960-х годов на севере Африки проживало более одного миллиона алжирцев европейского, в основном французского происхождения, в 1962 году они составляли около 16 % населения Алжира[58]. В Тунисе в 1956 году проживало 255 000 европейцев[59]. Марокко было домом для полумиллиона европейцев[60]. Французское законодательство упростило для этнических французов из бывших колоний в Африке, Индии и Индокитае процедуру иммиграции во Францию. 1 600 000 европейцев эмигрировали из Алжира, Туниса и Марокко[61].

Алжирская война стала неоднозначным военно-политическим конфликтом, для которого были характерны партизанские действия и проведение антипартизанских операций, городской терроризм, использование обеими сторонами пыток. Она является одним из переломных событий в истории Франции второй половины XX века, став причиной падения Четвёртой республики, двух путчей в армии и образования тайной ультранационалистической организации ОАС, пытавшейся путём террора заставить французское правительство отказаться от признания независимости Алжира. Усиливал конфликт также тот факт, что Алжир по действовавшему тогда законодательству был неотъемлемой частью Франции, и некоторые слои французского общества воспринимали алжирские события как мятеж и угрозу территориальной целостности страны. Десятилетия спустя события 1954—1962 годов трактуются во Франции весьма неоднозначно; подтверждением этому является тот факт, что Национальное собрание лишь в 1999 году официально признало боевые действия в Алжире «войной»[62], до этого в историографии использовался термин «восстановление общественного порядка».

Алжирское общество также остаётся под влиянием отдаленных последствий войны. Ряд существовавших в 1950—1960-е годы группировок вёл борьбу не только с французами, но и между собой (в том числе на территории метрополии). Массовое убийство европейских поселенцев в Оране после заключения перемирия до сих пор не признано алжирским правительством[63].

Ситуация в бельгийских колониях

В Бельгийском Конго, крупнейшей заморской территории Бельгии, европейские миссионеры, корпорации и чиновники проводили политику всеобъемлющей политической, социальной, экономической и культурной гегемонии метрополии[64]. Эта тенденция была нарушена в 1955 году, однако предложение относительно ограниченной независимости вызвало протесты влиятельных конголезских слоёв общества. Впоследствии бельгийская исследовательская комиссия порекомендовала сложную схему, которая должна была привести к постепенному достижению самоуправления Конго к 1975 году, однако, она была отклонена самыми воинственными националистами, которые требовали немедленного провозглашения независимости[64]. Мнения относительно всё более проблемного колониального вопроса варьировались в расколотом по лингвистическим, религиозным, идеологическим признакам бельгийском обществе. В частности, валлоны (романский народ из южных провинций Бельгии) возмущались, считая, что дорогостоящая колониальная политика выгодна только крупным корпорациям[64].

5 июля 1960 года, через пять дней после того, как Республика Конго получила независимость от Бельгии, члены гарнизона жандармерии Force Publique, расположенного рядом с Леопольдвилем, взбунтовались[65]. Африканские солдаты, возмущённые тем, что независимость принесла лишь небольшое изменение их статуса, свергли 1000 своих бельгийских офицеров из командной структуры. Новое правительство реагировало медленно, среди 120 000 бельгийских поселенцев, всё ещё проживавших на территории, началась паника, бродячие группы мятежников атаковали европейские поселения, совершая большое количество безнаказанных убийств[65]. Попытка Бельгии защитить своих граждан с помощью военной силы только усугубила ситуацию, в течение первых десяти дней после провозглашения независимости белые государственные служащие массово покинули страну. Преимущественно белые судьи также бежали по мере нарастания хаоса, что нанесло серьёзный удар по судебной системе. Дальнейшее развитие страны вошло в историю под названием Конголезский кризис. По мнению нескольких авторитетных наблюдателей, это была «худшая катастрофа в этом роде бедствий»[64].

В 1965 году в стране оставалось 60 000 бельгийцев, расселившихся по всему Конго[66].

В Руанде в конце XX века проживало по крайней мере 3 000 фламандских поселенцев[34], хотя многие из них были убиты вследствие геноцида против представителей этнического меньшинства страны — народности тутси, и против хуту. Это, вероятно, в значительной степени было спровоцировано тем, что бельгийские колонизаторы предлагали лучшие возможности образования и трудоустройства для народа тутси, чем для хуту, которые контролировали правительство во время геноцида. Радио сообщало передаваемые со стороны экстремистов хуту призывы убивать белых руандийцев, в том числе бельгийского происхождения, несмотря на то, что сама Бельгия пыталась сохранять нейтралитет во время конфликта 1994 года[67].

Ситуация в Южной Африке и апартеид

После восстания Марица родезийские власти осознали, что не могут полагаться на африканеров в борьбе с Германской империей[30]. В последующие десятилетия наблюдался резкий разрыв между африканерами и их англоязычными соотечественниками[68], включая различия в культуре, а также доходах, образовании и общественном влиянии. Африканеры считались самой консервативной в Родезии белой общиной, они почти единогласно протестовали против многорасовой школьной системы и не шли ни на какие уступки в отношении равного распределения земли с чёрными африканцами[68][69].

В результате последующей войны в Южной Родезии и появления на карте мира Зимбабве под руководством премьер-министра Роберта Мугабе к 1980 году более одной пятой белых родезийцев (англ.), в том числе большинство африканеров, эмигрировали за границу[70].

В это время в ЮАР проводилась официальная политика апартеида, идеологом которого стал политик голландского происхождения Хендрик Фервурд[71]. Данная политика заключалась в расовой сегрегации, которая проводилась Национальной партией ЮАР. Чёрное население страны должно было проживать в специальных резервациях — бантустанах, покидать которые можно было лишь при наличии разрешения. В ходе внедрения системы апартеида чернокожие жители ЮАР были лишены почти всех гражданских прав. В первые годы апартеида численность белого населения выросла за счёт иммигрантов из Германии, Нидерландов и других стран и достигла 21 % в 1940 году.

Противостояние апартеиду стало одной из главных задач ООН в 1970-х и 1980-х годах. К борьбе подключились и многие международные правозащитные организации. В ЮАР также активно действовало внутреннее диссидентское движение. Падение режима апартеида связывается с активной деятельностью Нельсона Манделы и его сторонников из Африканского национального конгресса (АНК)[72]. Весомую роль в упразднении системы апартеида сыграл президент ЮАР Фредерик де Клерк[73], который объявил амнистию политзаключённых. Передача власти сопровождалась столкновениями между белым и чёрным населением, которые продолжались вплоть до президентских выборов, на которых победил Нельсон Мандела[74].

Влияние деколонизации

Португальцы

В 1960 году Анголу населяло до 300 000 португальских поселенцев, которые сделали значительный вклад в её экономику. Во время войны за независимость Анголы, которая началась в 1961 году, пришёл конец колониального развития Анголы, и имел место приток португальских военнослужащих, гражданских служащих и других людей. Как следствие, количество проживающих в Анголе португальцев поднялось до 350 000[75]. Это число могло быть выше, если бы значительная часть поселенцев не уехала в другие страны, в частности Намибию, Бразилию, Южную Африку и Соединённые Штаты. В то время, как большинство белых, проживавших тогда в Анголе были на стороне Португалии для подавления антиколониального восстания, меньшинство было солидарно с националистическим движением, а некоторые даже присоединились к ним в их борьбе за независимость. Когда режим «Нового государства» в Португалии был свергнут в ходе военного переворота в 1974 году (Революция гвоздик), и колониям была предоставлена независимость новым правительством, подавляющее большинство белых покинуло Анголу после обретения ею независимости в 1975 году. Большинство из них отправилось в Португалию, где они были названы «реторнадуш» и не всегда приветствовались, а другие переехали в соседнюю Намибию (тогда территория Южной Африки), Южную Африку, Бразилию[76], или Соединённые Штаты.

Среди эмигрирующих португальских гражданских лиц многим было разрешено взять с собой только один чемодан и 150 эскудо, все бытовые товары должны были остаться в домах, в то время как некоторым было разрешено забирать предметы домашнего обихода и даже автомобили на корабли. Другие садились на самолёты в аэропорту Луанды, которых прибывало по 500 в день, однако, не было достаточного количества рейсов для покрытия спроса[77]. Новое правительство дало всем оставшимся португальским поселенцам несколько месяцев, чтобы получить ангольское гражданство или покинуть страну. Значительное меньшинство из них выбрало Анголу, некоторые из них принимали активное участие в конфликте деколонизации и в ангольской гражданской войне в большей степени на стороне МПЛА[78].

К началу XX века правительство метрополии увеличило максимально допустимые объёмы эмиграции белых для поселения в регионе, в Мозамбике стало жить 370 000 португальских поселенцев, которые к 1960-м улучшили экономику страны. Именно в это время, когда Антониу ди Оливейра Салазар руководил Португалией, несколько тысяч португальских граждан бежали в другие страны, особенно в соседние Родезию и Южную Африку, а также Бразилию и Соединенные Штаты. Чёрные, некоторые мулаты и белые восстали против португальского правления в 1974 году. Подготовка к построению социализма в Португалии привела к провозглашению независимости заморских колоний в 1975 году. Большое количество жителей португальской национальности эмигрировало в Португалию, где они были названы «реторнадуш», другие переехали в соседние Малави, Зимбабве, Южную Африку, Бразилию[76] или Соединённые Штаты. Как и в Анголе, среди эмигрирующих португальских гражданских лиц многим было разрешено взять с собой только один чемодан и 150 эскудо, все бытовые товары должны были остаться в домах. Всем остальным португальским поселенцам правительство дало 3 месяца на решение выбрать гражданство Мозамбика и вступить в партию ФРЕЛИМО или уехать. Многие люди хотели остаться в Мозамбике, но не хотели вступать во ФРЕЛИМО. Это вызвало серьёзные проблемы, и у многих не было выбора, кроме как уехать. Впоследствии во многих газетах и многими политиками Мозамбика было отмечено, что «белые бросили страну». Это не отвечало действительности[77]. Ещё тысячи португальцев покинули страну в течение последующей гражданской войны, большинство из них бежали в Южную Африку, Свазиленд или Португалию.

Когда в 1996 году было основано Содружество португалоязычных стран[79], многие португальские бразильцы прибыли в Мозамбик в экономических целях и чтобы получить образование. Это способствовало увеличению количества говорящих на португальском языке, особенно в отдалённых сельской местности, и улучшению экономики, в частности вырос курс метикала по отношению к евро[80]. Многие из них остались в Мозамбике навсегда. Многие другие португальские поселенцы вернулись из Португалии, по оценкам посольства Мозамбика, их было около 6000 человек.

После того, как Ангола отказалась в 1991 от социалистического режима, принятого после независимости в 1975 году, многие ангольцы португальского происхождения вернулись в Анголу. В связи с экономическим бумом в Анголе, который начался в 1990-х, всё большее число португальцев, никогда не бывших в Анголе, иммигрировали в страну по экономическим причинам[81]. В 2008 году Ангола была самым предпочтительным местом для португальских мигрантов в Африке[81]. Их миграция увеличила количество португальцев до 120 000. В последние годы большинство из них не считают себя «португальскими ангольцами» и не имеют ангольских паспортов. Чёрные ангольцы все более неохотно мирятся с тем, что белые могут быть ангольскими гражданами.

Британцы

Накануне независимости Замбии в 1964 году в стране (Северной Родезии до провозглашения независимости) проживало около 70 000 европейцев (в основном англичане), что составляло примерно 2,3 % от всего населения в 3 000 000 жителей на то время[82]. В Замбии была другая ситуация по сравнению с другими африканскими странами. Для страны была характерна сегрегация, подобно ЮАР, Родезии (Зимбабве) и Юго-Западной Африке (Намибии), но так как европейцы составляли меньшую часть населения, они не доминировали в сфере политики. Были несколько городов в Северной Родезии, которые имели британские топонимы, но все названия, кроме Ливингстона были изменены, когда государство стало независимым или вскоре после этого.

В 1965 году в Кении проживало 60 000 белых поселенцев[83]. В настоящее время, по оценкам, в Кении проживает 30 000 белых[84]. Тем не менее, наблюдается рост числа британских экспатриантов, численность которых, согласно BBC, составляет около 32 000[85]. Известными британцами, родившимися в Кении, являются шоссейный велогонщик Крис Фрум[86] и учёный-эволюционист Ричард Докинз[87].

По версии журнала «Time», почти 10 000 белых угандийцев британского происхождения жили при режиме Иди Амина в 1972 году. В ходе массового террора Амин пытался влиять на экономику страны. Правительство Иди Амина начало проведение активной политики «африканизации» экономики (в том числе решение от 18 декабря того же года о передаче угандийцам всех плантаций), укрепления государственного сектора и одновременно поощрения национализации частного предпринимательства в области внутренней торговли. В связи с последующим ухудшением условий режима Амина (в том числе постоянная угроза насильственного изгнания), большинство местного англо-африканского населения эмигрировало в Объединённое Королевство и Южную Африку[88].

Британское населения Анголы оценивается приблизительно в 700 человек[89]. Когда Ангола обрела независимость от Португалии в 1975 году, большинство британцев Анголы переселились обратно в Великобританию, Южную Африку, Намибию, Зимбабве, Португалию или Бразилию. Между тем, большинство британцев Мозамбика либо уехали в Зимбабве, Южную Африку либо в Великобританию. Следует, однако, отметить, что ещё до 1975 года число британцев в Анголе и Мозамбике было небольшим, особенно по сравнению с португальцами.

В Мозамбике численность британского населения оценивается в 1500 человек[90]. Когда Мозамбик получил независимость от Португалии в 1975 году, большинство британцев либо уехали в Родезию и Южную Африку, либо переселились в Португалию и Бразилию. Так как Мозамбик является членом Содружества наций, британским поселенцам жить там довольно просто. Однако, как и в Анголе, британское население в Мозамбике было мизерным по сравнению с португальцами.

Белое населения в Зимбабве снизилось с около 300 000 (пиковый показатель) в 1975 году до 170 000 в 1982 году и было оценено на уровне не более 50 000 в 2002 году, а, возможно, и гораздо ниже[91][92]. Численность греческой общины в Зимбабве оценивалась в промежутке между 13 000 и 15 000 человек в 1972 году, но после ухудшения внутренней финансовой ситуации в Зимбабве на порядок уменьшилась[93].

В отличие от других стран британской Центральной Африки, Зимбабве (бывшая Родезия) когда-то могла стать «страной белых людей», то есть быть под контролем и постоянно управляться европейскими колонистами[94]. До провозглашения независимости Зимбабве в 1980 году белые родезийцы преобладали над коренным населением политически, социально и экономически. Белые насчитывали 240 000 человек в конце 1979 года. Гражданами британского происхождения являлись по крайней мере, три четверти, преобладали переселенцы из Англии или Уэльса, в то время как шотландцы были в меньшинстве[91]. Большинство из них были довольно недавними иммигрантами, особенно квалифицированные рабочие, которые были привлечены экономическими возможностями, обещанными и предложенными Родезией, чего не могла предоставить их разрушенная войной родина. На протяжении 1960-х годов к ним присоединились жители Южной Африки и белые переселенцы из бывших колоний в других местах[91].

После 1994 года сотни тысяч британских южноафриканцев эмигрировали и начали новую жизнь за границей, они переселились в Великобританию, Австралию, Новую Зеландию, США, Канаду, Нидерланды и Ирландию. Несмотря на высокие темпы эмиграции, большое количество белых иностранных иммигрантов из таких стран, как Великобритания и Зимбабве, переехали в ЮАР. Например, в 2005 году, по оценкам, в Южной Африке проживало 212 000 британских граждан. К 2011 году это число, возможно, выросло до 500 000[95]. С 2003 года количество британских иммигрантов, приезжающих в Южную Африку, возросло на 50 %. По оценкам, в 2007 году 20 000 британских иммигрантов переехали в Южную Африку. Южная Африка пользуется популярностью у британских пенсионеров и пенсионеров Африки.

Испанцы

Испанцы проживали в Экваториальной Гвинее (под властью Испании страна была известна как Испанская Гвинея) в течение многих лет, первыми поселенцами были управляющие плантациями родом из Валенсии, жившее некоторое время в стране прежде чем вернуться в Испанию. Немногие испанцы остались в Испанской Гвинее навсегда, большинство покинуло страну через несколько лет. После обретения независимости в 1968 году Гвинея имела один из самых высоких доходов на душу населения в Африке (332 доллара США). Весной 1969 года вследствие кризиса в Экваториальной Гвинее испанская армия была вынуждена эвакуировать до 8000 человек. Испанцы также помогли Экваториальной Гвинее достичь одного из самых высоких на континенте уровня грамотности и разработали развитую сеть медицинских учреждений[96].

Многие испанцы остались в Гвинее, когда колония получила независимость в 1968 году, текущие показатели численности населения испанцев варьируются от 5000 (1 % населения) до 16 000 (примерно 3 %)[97]. После обретения независимости государством многие испанские названия городов и прочих географических объектов в Экваториальной Гвинее были изменены на африканские, в том числе была переименована столица, Малабо (ранее Санта-Исабель)[98], и остров, на котором она находится, Биоко (бывший Фернандо-По)[99][100].

Немцы

В отличие от других европейцев в Африке, когда многие африканские страны получили независимость, немцы (наряду с англичанами и голландцами) остались в Намибии, сохранив политическое господство (в то время подмандатная территория ЮАР). Намибия управлялась как провинция Южной Африки в эпоху апартеида, хотя южноафриканское право не был широко признано на международном уровне. Немецкое влияние в Намибии было достаточно сильным и заметным. После обретения независимости многие крупнейшие города страны сохраняют свои немецкие названия, к ним относятся Людериц[101], Грюнау[102], Мальтахёэ[103], Шукманнсбург[104], Виндхук[105]. В южных регионах, таких как Карас и особенно Хардап (около 80 % населённых пунктов), подавляющее большинство городов носит немецкие названия, или названия на смеси немецкого, африкаанса и английского языков[106].

Современная ситуация

Разнообразные европейские этнические группы Африки были когда-то распространены на территории континента более равномерно, однако, в настоящее время каждая европейская этническая группа наиболее многочисленна в Южной Африке. В ЮАР можно найти практически все европейские этнические группы[107].

По оценкам, 100 000 европейцев проживают в Тунисе, большинство из них французы, некоторые — итальянцы[108]. По состоянию на 31 декабря 2011 года во всех трех странах, Алжире, Марокко и Тунисе, проживало 94 382 французских гражданина. В Марокко насчитывается около 100 000 европейцев, большинство из них французы[109].

Значительное количество англо-африканского народа является гражданами Ганы, Намибии, Танзании, Свазиленда (3 % населения)[110], Нигерии[111], и Ботсваны[112]. Примерно 300 англо-африканцев живут на Мадагаскаре[4].

Сегодня в Намибии насчитывается около 20 000—50 000 немцев (32 % белого населения, и 2 % населения страны), их значительно больше, чем англичан и многих представителей чёрных этнических групп[113]. Число этнических немцев в стране неточное, потому что многие намибийцы немецкого происхождения больше не говорят на немецком и иногда предпочитают быть классифицированы как африканеры.

Текущие оценки африканерского населения на территории Намибии дают цифры от 60 000 до 120 000 человек; они по-прежнему составляют большинство белых граждан страны[21]. 45 % лучших сельскохозяйственных угодий в настоящее время принадлежат намибийцам европейского происхождения, в основном африканерам, которые содержат собственные ранчо[21]. В Западной Сахаре проживают 10 000 этнических испанцев, они эмигрировали в страну во время правления Франсиско Франко. Большинство испанских экспатриантов покинули родину после подписания Мадридских соглашений[114].

В Анголе зарегистрировано 4000 французов[89]. Около 37 000 франко-маврикийцев (2 % населения) проживают в Маврикии, где являются самой богатой этнической группой. По состоянию на 31 декабря 2011 года в Западной и Центральной Африке проживало 83 276 французских граждан. Реюньон, французский остров в Индийском океане, населяют в основном жители французского происхождения, которые, по оценкам, составляют около 30 % населения[115]. Бывший премьер-министр Франции Раймон Барр[116] и мисс Франция 2008 Валери Бег[117] родом из Реюньона.

Значительное число французов проживает и на Мадагаскаре. По оценкам, 20 000 французских граждан жили и работали в Мадагаскаре в 2011 году[118]. В настоящее время около 120 000 человек, или 0,6 % от общей численности населения, являются французами. Это сообщество является потомками бывших французских поселенцев, которые обосновались на Мадагаскаре в XIX веке. Ещё 80 000 человек классифицируются как реюньонские креолы, в результате чего общее число людей с французской родословной достигает примерно 1 %[4]. Таким образом, Мадагаскар населяет крупнейшая в процентном соотношении французская диаспора в Африке к югу от Сахары после французского заморского региона Реюньон.

В начале XXI века белое население Руанды составляет около 6000 человек, многие из которых фламандского происхождения, они являются частью большой «обратной диаспоры»[119].

Культура

Французское влияние

Большое количество французских гугенотов поселилось в Капской колонии после изгнания их из Франции в XVII веке. Кроме того, местное население не понимало французский язык, и гугеноты-поселенцы полностью ассимилировались с культурой африкаанс[120]. Тем не менее, этот ранний контакт французов с Африкой можно чётко проследить по названиям исторических городов таких, как Куртаи[121], и в фамилиях многих африканеров, таких как Терон, Дюплесси, Жубер, Ле Ру и так далее. Французская Южноафриканская община является одной из крупнейших среди всех французских африканских общин. Есть большое количество городов и пригородов в Западной Капской провинции, которые носят французские названия. Между 1945 и 1969 годами многие французы иммигрировали в Южную Африку из Маврикия[122]. В 1981 году их население в провинции Квазулу-Натал было оценено в более чем 12 000 человек.

Франсхук (в переводе «французский угол») — это большой город в Западной Капской провинции, названный так французскими гугенотами, которые путешествовали и селились там. В городе ощущается значительное французское влияние, которое проявляется прежде всего в названиях улиц, таких как улица Ла-Рошель, улица Бордо, улица Гугенотов, улица Ру Малербе и другие. Близлежащие фермы, деревни и сёла также часто носят французские имена, такие как Ла-Ру, посёлок к северу от Франмхука; Шамони и так далее. Многие здания, возведённые во Франсхуке, были освящены гугенотами[123], в городе даже установлен памятник гугенотам[124]. Город является фактически единственным местом в стране, где сохранилась культура гугенотов при том, что гугеноты ассимилировались с африканерами в плане культуры.

Французы в Африке (2012)[125]
Северная
Африка
Численность Франкоязычная
Африка
Численность Нефранкоязычная
Африка
Популяция
45 269 18 814 7209
30 344 18 332 2067
22 221 13 778 1851
256 11 153 1440

Британское влияние

С 1870-х годов в Ньясаленде (Малави) шотландская церковь начала миссионерскую работу, одним из самых выдающихся шотландских миссионеров является Давид Ливингстон[126]. Их давление на британское правительство привело к тому, что Ньясаленд оказался под британским протекторатом. Здесь было создано небольшое шотландское сообщество. Другие шотландцы иммигрировали в Южную Родезию (Зимбабве), Северную Родезию (Замбия и Южная Африка). Самый крупный коммерческий город (он же столица) страны, Блантайр[127], был назван в честь шотландского города, где родился Давид Ливингстон[128]. Это название, в отличие от многих других, не было изменено после обретения независимости государством, что является свидетельством уважения африканского народа по отношению к Ливингстону. Причина небольшого числа европейцев в стране является следствием, в основном, отсутствия минеральных ресурсов (Северная Родезия была богата медью, Южная Родезия — золотом)[129].

По сей день большинство шотландцев в Африке проживают в ЮАР и до XXI века в Зимбабве (бывшая Родезия). Большинство шотландских переселенцев из Родезии уехали в Южную Африку после обретения независимости Зимбабве и после экономических и политических проблем в 2001 году. О постоянном шотландском влиянии свидетельствует проявление и поддержка традиций Игр Горцев, а также популяризация волынок, особенно в провинции Наталь. Связи между Шотландией и Малави остаются ощутимыми и в наши дни[130].

Ярким примером сегрегации в Замбии до обретения независимости был город Ливингстон, расположенный на границе с Зимбабве. Город населяли преимущественно белые люди, при этом рядом располагались чёрные посёлки[131], которые также были характерны для Южной Африки и Намибии. В Замбии, однако, Ливингстон был одним из немногих мест в стране, которые использовали эту систему. Британские колонисты увековечивали себя в названиях городов и других населённых пунктов. Ливингстон (который в настоящее время является единственным городом, сохранившим британское название) хотели переименовать в Марамбу, но решение было затем отменено.

Когда Замбия стала независимой в 1964 году, большинство белых поселенцев уехали в Родезию путём простого пересечения границы. Был основан почти идентичный город рядом с водопадом Виктория по другую сторону границы, он развивался за счёт белых людей. Это позволило им улучшить ситуацию в Родезии, и, следовательно, старый город вскоре пришёл в запустение. Однако, экономические проблемы в Зимбабве начала XXI века внесли свои коррективы, замбийская сторона стала более привлекательной для туристов и, следовательно, Ливингстон вновь стал процветать (за счёт близости к водопаду Виктория)[131].

Немецкое влияние

Того было немецкой колонией с 1884 по 1914 год. В 1895 году в столице, Ломе, проживал 31 немец и 2084 туземцев (примерно 1 % от территории современного города). К 1913 году коренное население увеличилось до 7042 лиц и немцев — до 194 (территория города увеличилась вдвое), в том числе 33 женщины, в то время как всю колонию населяло 316 немцев, в том числе 61 женщина и 14 детей. Их число уменьшилось после Первой мировой войны. В наши дни в столице осталось очень мало памятников немецкой архитектуры, сохранилась лишь Хинтерландбан, большая немецкая железная дорога, которая ведёт вглубь страны[132].

Инфраструктура колонии была разработана на одном из самых высоких уровней в Африке. Колониальные чиновники организовали строительство дорог и мостов в горных хребтах и трёх железнодорожных линий от столицы Ломе. Практически всё немецкое влияние и почти вся немецкая колониальная деятельность сосредоточилась в Ломе, немцы продвигались вглубь континента по Хинтерлянбану, организовывая экспедиции в джунгли за ресурсами. Текущее немецкое население Того оценивается в 700 человек[132]. Камерун был немецкой колонией между 1884 и 1916 годами. Во время немецкого правления немцев мигрировало мало, многие торговые точки и инфраструктуры были построены, чтобы помочь растущей Германской империи товарами, такими как бананы и полезные ископаемые. Эти торговые посты были наиболее распространены вокруг бывшей столицы и крупнейшего города в Камеруне, Дуалы[133].

Сама Дуала была известна как Камерунштадт (в переводе с немецкого «Город Камерун») между 1884 и 1907 годами[134]. Большая часть торгового оборота велась с Гамбургом и Бременом[135], затем было организовано строительство обширной почтово-телеграфной системы. Как и все немецкие колонии (за исключением Юго-Западной Африки) после Первой мировой войны большинство немцев уехало в Европу, Америку или Южную Африку.

Когда Танзания, Руанда и Бурунди находились под контролем Германии, эта территория называлась Германской Восточной Африкой. В страну начали мигрировать немцы, в 1914 году в Восточной Африке проживало 3579 немцев. В Дар-эс-Саламе, столице, немецкое население выросло до 1050 человек, 0,04 % от населения города и почти треть всего немецкого населения Восточной Африки. В то же время немецкое население было сосредоточено на распространении немецких технологий и науки, а не ассимиляции или германизации страны[136].

Юго-Запад Намибии стал немецкой колонией в конце XIX века, а с началом Первой мировой войны ряд местных буров добровольно под императорской властью сражались против вторжения союзных войск[137]. После этого конфликта они покинули территорию, находящуюся под южноафриканской оккупацией, тысячи африканерских мигрантов расселились по регионам, чтобы занять имеющиеся участки для скотоводства и земледелия, а также для использования нетронутых ресурсов[21]. Их правительство также взаимодействовало с новым поселением, предлагая кредиты под низкие ставки, необходимое снаряжение и экспроприированные земли для белых переселенцев. Эта политика в целом была признана успешной, а белое население Юго-Западной Африки выросло более чем в два раза по с 1913 по 1936 год[138].

Намибия — единственная страна за пределами Европы, где большинство граждан лютеране[139]. Это связано с деятельностью многочисленных немецких миссионеров в XIX веке, благодаря которой народы овамбо и дамара приняли христианство[140]. До 1990 года немецкий был официальным языком Намибии, и в настоящее время является признанным региональным языком (единственный в своём роде случай употребления немецкого языка за пределами Европы)[141].

Большое количество населённых пунктов в Танзании ранее носило немецкие имена. Например, город Касанга был известен как Бисмаркбург. Гора Килиманджаро была известна как Вершина Кайзера Вильгельма[142]. Несмотря на упразднение практически всех немецких географических названий после Первой мировой войны, некоторые места всё ещё носят немецкие названия. К ним относится большинство ледников на горе Килиманджаро, такие как Ребманн и Фуртвенглер[143].

Некоторые здания, построенные в колониальном немецком стиле, всё ещё существуют в крупнейших городах Танзании. Также в стране осталось несколько бывших немецких крепостей, но они находятся в плохом состоянии и требуют капитальной реставрации[136]. Текущие оценки немецкого населения Танзании дают цифру 8500 человек, в два раза больше, чем пик населения во время немецкого колониального господства[136].

Ряд немецких поселенцев остался в португальских колониях Африки после Второй мировой войны. Они были ассимилированы с португальским населением. Ранее сообщалось о немецком населении Мозамбика численностью 2200 человек, немецкая диаспора не упоминалась в более поздних источниках из-за предполагаемой ассимиляции с другими этническими группами[90].

Влияние испанцев и португальцев

Испанцы проживали во многих африканских странах в основном в бывшие колониях, в том числе в Экваториальной Гвинее, Западной Сахаре, Южной Африке, Марокко. 94 000 испанцев приняли решение эмигрировать в Алжир в последние годы XIX века; 250 000 испанцев жили в Марокко в начале XX века. Большинство испанцев покинули Марокко после обретения независимости страной в 1956 году, их число уменьшилось до 13 000[144][145].

Несмотря на большие потери гвинейских европейцев, особенно испанцев, в период правления Франсиско Масиаса Нгемо, во время которого возрос внешний долг страны, и было отменено обязательное образование, число испанцев несколько увеличилось после того, как он был свергнут[146]. Местные испанцы почти свободно говорят на испанском языке и изучают французский или португальский, которые являются официальными языками страны, как второй язык, иногда наряду с языками коренных народов банту. Практически все являются католиками, под влиянием испанцев среди местного населения также возросло количество католиков. С открытием месторождений нефти и началом экономического «бума» большое количество европейцев, а не только испанцев, иммигрировали для бизнеса в Малабо, они расположились в западной части города и в новых микрорайонах.

Одним из наиболее известных наследий португальских переселенцев в Южной Африке является «Nando’s», сеть ресторанов, созданная в 1987 году, в ней ощутимо португальское влияние колонистов из Мозамбика, многие из которых обосновались в юго-восточной части Йоханнесбурга после провозглашения независимости Мозамбика в 1975 году. В настоящее время в Южной Африке существует португальская община численностью 300 000 человек[147]. Португальские южноафриканцы также отличаются от других белых южноафриканцев тем, что они в основном католики и среди них популярен футбол. Многие футбольные клубы ЮАР были основаны португальцами, наиболее титулованный из них — кейптаунский «Васко да Гама», играющий во второй лиге[148].

Греческое влияние

Официальная перепись 1907 года показала, что в Египте живут 62 973 греков. Изгнание 2 500 000 греков из Турции стало причиной большой иммиграции греков в Египет, и к 1940 году греки насчитывали около 500 000 человек. Сегодня греческая община официально насчитывает около 3000 человек, хотя реальная цифра гораздо выше, так как многие греки изменили своё гражданство на египетское. В Александрии, помимо патриархата, существует патриархальная школа богословия, которая открылась, будучи закрытой 480 лет. Церковь Святого Николая и несколько других зданий в Александрии были недавно отреставрированы правительством Греции и Фондом имени Александра Онассиса[149].

Греческая община в Эфиопии пережила свой расцвет в начале XX века с созданием Священной Митрополии Аксум в Александрийском Патриархате в 1908 году, греческой организации в Аддис-Абебе (1918) и Дыре-Дауа (1921)[150].

В отличие от северной Африки, греки начали появляться в Южной Африке, только начиная с конца XIX века. После бегства греков из Египта вследствие националистической политики Гамаля Абдель Насера греческое население Южной Африки резко увеличилось примерно до 250 000[151]. На сегодняшний день количество греков в Южной Африке оценивается в промежутке между 60 000 и 120 000 человек. Греческие корни имеют южноафриканский коммунист Дмитри Тсафендас, борец за права человека Джордж Бизас[152], участник чемпионата мира по футболу 2002 Джордж Кумантаракис[153] и многие другие.

В начале и в середине XX века почти во всех бельгийских городах Конго были греческие общины, в которых, как правило, все были родом из определённой части Греции, люди прибывали, обосновывались в Конго и отправлялись за своими семьями[154]. К 1920-м годам были созданы греческие рыбацкие и торговые общины в городах Луапула и Катанга, откуда корабли плыли по реке Конго в Замбию для торговли, там многие и поселились. Торговцы и рыболовы заработали хорошую репутацию и поддерживали дружеские отношения со своими конголезскими и замбийскими коллегами, греки были всегда готовы предложить им помощь или предоставить снасти, обучить навыкам ловли сетями и управления лодками[41]. Когда страна получила независимость в 1960 году, начались ожесточённые столкновения, после которых последовали три десятилетия неопределённости авторитарного режима Мобуту Сесе Секо[155], который привел к упадку греческой общины. На сегодняшний день около 100 греков живут в столице Киншасе и 200 — в Лубумбаши.

Греческая община в Африке и сама Греция оказывают гуманитарную помощь таким странам, как Зимбабве[156]. За исключением нескольких землевладельцев и бизнесменов, большинство греков в страны заняты в сфере торговли и других видов деятельности, что в значительной степени способствует развитию экономики страны[93]. В различных городах страны (Булавайо, Мутаре, Гверу и Хараре)[157] есть греческие общины, местное сообщество с 1954 года открывает и поддерживает греческие школы[93]. Святое архиепископство Зимбабве и Южной Африке находится под властью Александрийского Патриархата[157].

Греческой общине Замбии принадлежит комплекс зданий в Лусаке, включающий храм святого Александра и пансионат для учителей греческого языка, которые преподают в послеобеденной школе общины. Греческая православная община в Замбии находится под юрисдикцией Патриархата Александрии и начала строительство центра миссионеров в столице. В сентябре 2008 года греческой общиной была основана новая школа, которая также служит для нужд более широкого сообщества Замбии, в частности детей из районов, которые обслуживаются другими школами[158].

Конголезские греки сыграть значительную роль в становлении музыкальной традиции страны, основав несколько звукозаписывающих компаний — «Олимпия», «Нгома», «Опика» и другие[154]. Храм Святого Георгия и Эллинский Клуб являются координационными центрами общины[159]. В 2008 году во время чрезвычайной ситуации в Конго Греция направила $ 500 000 в виде гуманитарной помощи[160].

В Эфиопии в послевоенный период численность греческой общины выросла до 3000 человек. Она пострадала во время революции, которая свергла Хайле Селассие I в 1974 году, когда враждебное отношение Дерга (Временный военно-административный совет) ко всем иностранным общинам резко сократило её численность, в настоящее время в Эфиопии проживает около 500 греков[150].

В наши дни в столице работает греческая школа, а также греческая православная церковь. В школе учатся около 120 детей, многие из которых получают стипендии для продолжения учёбы в Греции[161]. Также греки всё чаще пользуются эфиопскими инвестиционными возможностями[162].

Итальянское влияние

Итальянцы имели значительно большую, по сравнению с современной, общину в Африке, которая очень быстро уменьшилась. В 1926 году 90 000 итальянцев проживало в Тунисе, для сравнения, французов было 70 000 (такое распределение необычно, поскольку Тунис находился под французским протекторатом)[163]. Итальянская община когда-то процветала в районе Сомалийского полуострова, при этом около 50 000 итальянских поселенцев в 1935 году проживали в Эритрее[164], 22 000 итальянцев проживали в итальянском Сомали в течение первой половины 1940 года, 10 000 из которых были сосредоточены в столице, Могадишо. Численность итальянских эритрейцев выросла с 4 000 во время Первой мировой войны до почти 100 000 в начале Второй мировой войны[165].

Итальянцы также эмигрировали в Эфиопию. В течение пятилетней оккупации Эфиопии примерно 300 000 итальянцев рассредоточились в Восточной Африке (более 49 000 итальянцев жили в Асмэре в 1939 году и более 38 000 — в Аддис-Абебе), причём треть этих итальянцев были военными[166]. Это привело к тому, что половина населения Асмэры и 10 % жителей Эритреи, по состоянию на 1939 год, были итальянцами. Численность итальянской общины в Египте достигла около 55 000 человек незадолго до Второй мировой войны, став второй по величине диаспорой в Египте.

Хотя итальянцы были одной из немногих европейских стран, которые не столкнулись с массовой миграцией в Южную Африку, было достаточно много тех, кто осел в Южной Африке. Южноафриканские итальянцы заявили о себе во время Второй мировой войны, когда Италия захватила территорию в Восточной Африке, итальянцем был необходим безопасный оплот для переправки туда военнопленных. Южная Африка была подходящим местом, и первый военнопленный прибыл в Дурбан в 1941 году[167].

Однако, к военнопленным итальянцы относились хорошо, регулярно кормили и доброжелательно обходились. Эти факторы наряду с хорошим климатом и погодными условиями сделали страну очень привлекательной для итальянцев в плане отдыха, так появилась итальянская южноафриканская община. Хотя более 100 000 итальянских военнопленных были отправлены в Южную Африку, лишь немногие решили остаться, во время их пребывания в стране они получили возможность строить часовни, церкви, плотины и многое другое. Наибольшим образом итальянское влияние на архитектуру проявилось в провинциях Натал и Трансвааль. Белые южноафриканцы итальянского происхождения насчитывают по крайней мере 6300 человек[168].

Многие итальянские поселенцы эмигрировали из итальянского Сомали во время и после Второй мировой войны, а также во время провозглашения независимости в 1960 году, последняя волна эмиграции имела место, когда в 1991 году в Сомали началась гражданская война[169].

150 000 итальянцев поселились в Ливии во время Второй мировой войны, что составляло около 18 % от общей численности населения[170]. Итальянцы проживали (многие проживают до сих пор) в Ливии в большинстве крупных городов, таких как Триполи (37 % населения города было итальянским), Бенгази (31 %) и Мадиррат-Хун (3 %). Их число сократилось после 1936 года. Большинство итальянцев Ливии были изгнаны из североафриканской страны в 1970 году, через год после того, как Муаммар Каддафи захватил власть («день мщения» 7 октября 1970 года)[171], но несколько сотен итальянских переселенцев вернулись в Ливию в 2000-х годах.

Языки

Белые африканцы говорят на языках индоевропейской семьи в качестве родных (африкаанс, английский, португальский, французский, немецкий, испанский и итальянский)[172].

Африкаанс

Самый распространённый язык среди белых африканцев это африкаанс. На нём говорят 60 % населения в Южной Африке[173], 60 % в Намибии, и около 5 % белого населения Зимбабве. В Южной Африке говорящие на этом языке составляют большинство во всех провинциях, за исключением Квазулу-Наталь, где говорящие на африкаанс всех рас составляют 1,5 % населения. В Родезии (а затем и в Зимбабве) африкаанс не был так популярен, и поэтому в стране доминировал английский с начала колониальной эпохи. Было, однако, небольшое число носителей африкаанс, в основном из Южной Африки. Африкаанс весьма редко использовался в Родезии, так что существовало только несколько названий географических объектов на африкаанс, прежде всего сюда относится Энкельдорн (переименованный в Чиву в 1982 году). Большинство африканеров Зимбабве в настоящее время иммигрировали в Южную Африку или страны первого мира[174].

Английский

Английский язык является вторым по распространённости языком среди белых африканцев, на котором говорят 39 % жителей Южной Африки, 7 % жителей Намибии, и 90 % белого населения Зимбабве. В Южной Африке они остаются доминирующей этнической группой белых в провинции Квазулу-Наталь, а в Гаутенге и Западной Капской провинции они также составляют большой процент англоговорящего населения. Именно здесь английский наиболее удачно конкурирует с африкаанс в распространённости среди белой этнической группы. Английский является вторым языком многих не-британских белых африканцев с высшим образованием в преимущественно не говорящих по-английски африканских странах[175]. За пределами Южной Африки, Намибии и Зимбабве британские африканцы являются самой многочисленной общиной, в частности в Замбии, Кении, Ботсване и Свазиленде, что увеличивает распространённость английского языка в этих странах[176].

Немецкий

Немецкий язык является родным для 32 % белого населения Намибии[177]. Также в Намибии почти полностью исчез немецкий диалект, известный как кюхендойч (дословно немецкий кухунный), на нём раньше говорила чёрная домашняя прислуга немецких колонистов[178]. Тем не менее, правительство пытается снизить использование немецкого языка и африкаанс из-за их колониальных корней, а вместо этого попытаться применять английский, единственный официальный язык, и языки банту. Также существует немецкий диалект, известный как натальский немецкий, на котором говорят на юго-востоке Южной Африки[179].

Другие языки

Большинство белых в Анголе и Мозамбике считают португальский язык родным. 1 % белых в Южной Африке (которые не говорят на африкаанс или английском) говорит на португальском (иммигранты из Анголы и Мозамбика), немецком или голландском (европейские иммигранты). Равным образом в Намибии 1 % белого населения говорит на португальском вследствие иммиграции из Анголы после обретения независимости всех португальских колоний в 1975 году. В Сенегале португальский изучают более 17 000 человек[180]. В Замбии португальский входит в школьную программу[181].

Лишь небольшое количество белого населения в Ливии, Тунисе, Эфиопии, Эритреи и Сомали говорит по-итальянски, потому что этот язык там больше не является официальным. Очень немногие белые африканцы говорят на языках банту (языки чёрного населения) у себя дома, но все же небольшой процент белых африканцев учит банту в качестве второго языка[182].

Религия

Среди африканцев европейского происхождения наиболее распространённой религией является христианство. Рост количества христиан в Африке за счёт колонизации и миссионерской деятельности привёл к относительному снижению количества исповедующих традиционные африканские религии. Лишь девять миллионов христиан проживали в Африке в 1900 году, но к 2000 году, по оценкам специалистов, количество христиан выросло до 380 000 000 (включая чёрных христиан). Согласно результатам проведённого в 2006 году Нового форума по исследованию религии и общественной жизни, меньше 40 % белых африканских христиан были пятидесятниками и харизматами[183]. По словам Дэвида Барретта, большинство из 55 2000 общин в 115 00 конфессиях по всей Африке в 1995 году были совершенно неизвестными на Западе[184]. Однако, большая часть роста количества христиан в Африке в настоящее время связано с африканской евангелизацией, а не европейским миссионерством. Христианство в современной Африке весьма разнообразно, но белые африканцы в отличие от чёрных исповедуют либо католицизм, либо православное христианство (Египет, Эфиопия и Эритрея). Также на континенте сформировались синкретические и мессианские течения, в том числе назаретская баптистская церковь в Южной Африке и аладурская церковь в Нигерии. Также довольно распространены адвентисты седьмого дня и Свидетели Иеговы.

Кроме католиков и протестантов среди белых африканцев также распространено православие (среди русской общины). Требования о создании православной общины высказывались ещё с 1988 года. В 2001 году в Йоханнесбурге состоялась закладка первого на Юге Африки русского православного храма. Кроме того, данная община издаёт православный журнал «Вестник», учреждённый приходом прп. Сергия Радонежского для русскоязычных читателей[22].

Некоторые эксперты прогнозируют смещение центра христианства из европейских промышленно развитых стран в Африку и Азию в современную эпоху. Историк Йельского университета Ламин Санне заявил, что африканское христианство не было лишь экзотическим любопытным явлением в данной части мира и может в будущем стать доминирующим[185].

Статистика Всемирной христианской Энциклопедии (Дэвид Барретт) иллюстрирует возникающие тенденции драматического роста христианства на континенте, и допускает, что в 2025 году количество христиан в Африке удвоится[186].

Экономическое положение

Экономическое неравенство, созданное и обеспеченное апартеидом, всё ещё частично имеет место в Южной Африке. С момента окончания периода апартеида увеличилось неравенство доходов[187]. В период с 1991 по 1996 год белый средний класс вырос на 15 %, в то время как чёрный средний класс вырос на 78 %[188]. В стране наблюдается одно из наиболее неравных распределений доходов в мире: около 60 % населения зарабатывает менее 7000 долларов США в год, в то время как 2,2 % населения имеет доход, превышающий 50000 долларов США. Бедность в Южной Африке по-прежнему в значительной степени определяется цветом кожи — белые составляют наиболее богатую прослойку населения. Несмотря на многие попытки Африканского национального конгресса ликвидировать разрыв бедности, белые составляют менее 10 % бедных жителей страны, в то же время они составляют 20,5 % всего населения[189][190].

Сравнение данных, полученных в 2008 году в ходе исследования динамики национального дохода и работы Проекта по статистике уровня жизни и развития 1993 года, было обнаружено, что неравенство доходов увеличилось как совокупно, так и между расовыми группами. В 2008 году самые богатые 10 % зарабатывали 58 % от общего дохода, а богатейшие 5 % зарабатывали 43 % от общего дохода. С 1993 года ситуация ухудшилась, тогда 5 % самых богатых зарабатывали 38 % от общего дохода[191]. Причём из шести южноафриканских миллиардеров пять — белые. В списке 50 богатейших африканцев по версии «Forbes» одни из лидирующих позиций занимают семьи Рупертов (англ.) и Оппенгеймеров (фр.), состояние которых оценивается в 7,9 и 6,6 млрд долларов соответственно[192].

В 2006 году 70 % земли в Южной Африке по-прежнему принадлежали белым[193]. И это несмотря на обещания Африканского национального конгресса передать 30 % земельных угодий из собственности белых чёрным[194]. Белые содержат большую часть земли в Южной Африке на правах свободного владения землёй[195].

Напишите отзыв о статье "Африканцы европейского происхождения"

Примечания

  1. [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/sf.html#People South Africa: People: Ethnic Groups]. World Factbook of CIA.
  2. [www.infoplease.com/ipa/A0108165.html Namibia: History, Geography, Government, and Culture]. Infoplease. Pearson Education, Inc. Проверено 19 ноября 2008. [www.webcitation.org/6Gpd63okT Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
  3. [sicnoticias.sapo.pt/vida/article1247425.ece Mais de 200 mil portugueses vivem e trabalham em Angola]. Infoplease. Pearson Education, Inc. Проверено 15 сентября 2011. [www.webcitation.org/6Gpd70Zxn Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
  4. 1 2 3 [www.joshuaproject.net/countries.php?rog3=MA Joshua Project - Ethnic People Groups of Madagascar]. [www.webcitation.org/6GnQUlGWS Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
  5. [www.infoplease.com/ipa/A0107804.html Mozambique: History, Geography, Government, and Culture]. Infoplease. Pearson Education, Inc. Проверено 19 ноября 2008. [www.webcitation.org/6Gpd9AFrm Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
  6. [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/bc.html White Batswana population]. Проверено 8 октября 2007.
  7. [www.joshuaproject.net/people-profile.php?rop3=109534&rog3=EK Spaniard of Equatorial Guinea Ethnic People Profile]. [www.webcitation.org/6GrqiyvXD Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  8. [euroafrican.yolasite.com/ Euro African Trust]. [www.webcitation.org/6GrqkJgvw Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  9. [web.ana-mpa.gr/afieromata/omogeneia/africa/part_a.html Α΄ Η διαχρονική πορεία του ελληνισμού στην Αφρική]. [www.webcitation.org/6GrrhWO6Y Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  10. [books.google.com/books?id=agd-eLVNRMMC&printsec=titlepage#PPA336,M1 The Historical Library of Diodorus Siculus].
  11. И. П. Магидович, В. И. Магидович. Очерки по истории географических открытий. — М.: Просвещение, 1982. — Т. 1. — С. 123-125. — 288 с.
  12. Abun-Nasr. A History of the Maghrib. — 1970, 1977. — P. 35-37.
  13. Abun-Nasr. A History of the Maghrib. — 1970, 1977. — P. 35-37, 45-46.
  14. Liddell, Henry George & Scott, Robert, [www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3Atext%3A1999.04.0057%3Aentry%3D%232329 A Greek-English Lexicon] (Online ed.), Tufts University, <www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3Atext%3A1999.04.0057%3Aentry%3D%232329>. Проверено 2 января 2009. 
  15. Theodoros Natsoulas (1975), The Greeks in Ethiopia: Economic, Political and Social Life, c,1740-1936, Ph.D. dissertation, Syracuse University, OCLC [worldcat.org/oclc/8152015 8152015] 
  16. Franz Amadeus Dombrowski (1985), Ethiopia's access to the sea, Leiden: E.J. Brill, сс. 43, ISBN 90-04-07680-8 
  17. Raymond Silverman, Neal Sobania. [www.jstor.org/stable/4128531 Mining a Mother Lode: Early European Travel Literature and the History of Precious Metalworking in Highland Ethiopia]. — History in Africa, 2004. — P. 348.
  18. E. G. Ravenstein. Voyages of Diogo Cão & c. in Geog. Jnl. — 1900, 1908. — Vol. XVI, XXXI.
  19. [www.colonialvoyage.com/remainP.html Portuguese Colonial Remains]. Colonialvoyage.com. Проверено 17 апреля 2011.
  20. 1 2 The plot against South Africa. — 2nd. — Pretoria: Varama Publishers, 1989. — ISBN 0-620-14537-4.
  21. 1 2 3 4 Fryxell Cole. To Be Born a Nation. — P. 9–327.
  22. 1 2 3 4 [ricolor.org/rz/afrika/ua/ar/1/ Русские в Южной Африке]. ricolor.org. [www.webcitation.org/6Hpgswor4 Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  23. [www.sahistory.org.za/topic/treks-land-conflicts-timeline1602-1966 Treks & Land conflicts timeline 1602-1966]. [www.webcitation.org/6GrqrMWfG Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  24. Krishan Kumar. [www2.asanet.org/sectionchs/09conf/Kumar.pdf Empire and metropolis: The impact of the British Empire on British society]. — Virginia. — P. 59.
  25. [mek.oszk.hu/00000/00060/html/012/pc001238.html "Benyovszky Móric"], A Pallas Nagy Lexikona, <mek.oszk.hu/00000/00060/html/012/pc001238.html>. Проверено 8 июля 2008. 
  26. Eckert Andreas, Ingeborg Grau, Arno Sonderegger. Afrika 1500–1900. — Wien: Geschichte und Gesellschaft, 2010.
  27. Roskin Roskin. Countries and concepts: an introduction to comparative politics. — P. 343–373.
  28. Robert Aldrich. Greater France: a History of French Overseas Expansion. — Palgrave Macmillan, 1996. — ISBN 0-312-16000-3.
  29. Raeburn Michael. We are everywhere: Narratives from Rhodesian guerillas. — P. 1–209.
  30. 1 2 3 Chanock Martin. Unconsummated Union: Britain, Rhodesia, and South Africa, 1900-45. — P. 1–54.
  31. [www.tourbrief.com/cms/index.php?option=com_content&task=view&id=2327 The Dorsland Trekkers]. tourbrief.com. Проверено 25 июня 2010. [www.webcitation.org/6GrqlkUQd Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  32. [www.namibweb.com/dorsland.htm The Dorsland Trek 4x4 Route]. NamibWeb. Проверено 25 июня 2010. [www.webcitation.org/6GrqmjgR5 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  33. Chris Marais, Julienne Du Toit. A Drink of Dry Land. — 2006. — P. 174.
  34. 1 2 [www.joshuaproject.net/peoples.php?rop3=103034 Fleming Ethnic People in all Countries]. [www.webcitation.org/6GrrptfD8 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  35. 1 2 [salbu.co.za/debora/ Norwegian emigration - The Debora expedition a Norwegian Colonisation Undertaking]. [www.webcitation.org/6GrrqaDpd Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  36. От создания Германской империи до начала XXI века // История Германии. — Т. 2.
  37. Шмидт В. [dlib.eastview.com/browse/doc/4442309 Поселения российских немцев в германской Восточной Африке] // Новая и новейшая история. — С. 231-233.
  38. [www.jstor.org/discover/10.2307/1792632?uid=3739232&uid=2&uid=4&sid=21102040418433 The White highlands of Kenya] // The Geographical Journal. — Vol. 129, № 2. — С. 140—155.
  39. [www.ourcivilisation.com/smartboard/shop/ransford/chap13.htm The Thirstland Trekkers: Epilogue of 'The Great Trek']. [www.webcitation.org/6Grqojj95 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  40. [www.argief.litnet.co.za/cgi-bin/giga.cgi?cmd=cause_dir_news_item&cause_id=1270&news_id=113805 The Boers in Angola]. LitNet. [www.webcitation.org/6GrqpJcNv Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  41. 1 2 Karen Tranberg Hansen. Salaula: The World of Secondhand Clothing and Zambia. — University of Chicago Press, 2000. — P. 72—74. — ISBN 0-226-31580-0.
  42. Брилёв С. Б. Забытые союзники во Второй мировой войне. — Москва: ОлмаМедиаГрупп, 2012. — 712 с. — ISBN 978-5-373-04750-0.
  43. [www.economist.com/world/mideast-africa/displayStory.cfm?story_id=12079340 Flight from Angola]. The Economist (16 августа 1975). [www.webcitation.org/6GrrYmmIj Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  44. Duxbury Geo. R. David and Goliath: The First War of Independence, 1880–1881. — Johannesburg: SA National Museum of Military History, 1981.
  45. [shkolazhizni.ru/archive/0/n-44062/ Среди долины ровныя. Как песня о Южной Африке стала «русской народной»?]. ШколаЖизни.ру (9 марта 2011). [www.webcitation.org/6H2UY8tRo Архивировано из первоисточника 1 июня 2013].
  46. Давидсон А. Б. Англо-бурская война и Россия. — Новая и новейшая история, 2000. — № 1.
  47. Pakenham Thomas. [books.google.com/?id=aoFzAAAAMAAJ The Boer War]. — New York: Random House, 1979. — ISBN 0-394-42742-4.
  48. Freeman, Lewis R. (January 1915). «[books.google.com/?id=l_2rn8M7DSsC&pg=RA1-PA327 Rhodes's "All Red" Route: The Effect Of The War On The Cape-To-Cairo And The Control Of A Continent]». The World's Work: A History of Our Time XXIX: 327–355. Проверено 2009-08-04.
  49. 1 2 3 Давидсон А. Б. [www.ozon.ru/context/detail/id/1706870/ Сесиль Родс и его время]. — Мысль, 1984. — 367 с. — 50 000 экз.
  50. Douglas S. Massey. [time.dufe.edu.cn/wencong/africanmigration/1massey.pdf Patterns and processes of international migration in the 21-st century]. — Pennsylvania. — P. 3.
  51. [www.geocities.com/Athens/Rhodes/1266/historical-kenya-photocamp.jpg Historical Kenya photocamp]. [www.webcitation.org/5kmCzJrjV Архивировано из первоисточника 24 октября 2009].
  52. Alois S Mlambo. Building a white man's country: aspects of white immigration into Rhodesia up to World War II. — 1998. — P. 126, 128, 138.
  53. Nick Downie. [www.rhodesianforces.org/RhodesiaStudyinmilitaryincompetence.htm Rhodesia Guerrilla Warfare]. [www.webcitation.org/6Grr91IXD Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  54. Kenneth B. Nunn. [scholarship.law.ufl.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1169&context=facultypub The child as other: Race and differential treatment in the juvenile justice system]. — Florida, 2002. — P. 679—714.
  55. Richard A. Schroeder. [www.africafiles.org/article.asp?ID=19013 South African capital in the land of Ujamaa: contested terrain in Tanzania]. [www.webcitation.org/6Grqqbn5s Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  56. 1 2 Jean Fremigacci (March 2007). «La vérité sur la grande révolte de Madagascar» (L'Histoire).
  57. [privatewww.essex.ac.uk/~ksg/data/eacd_notes.pdf Uppsala conflict data expansion. Non-state actor information. Codebook]. — P. 25; 195.
  58. [www.time.com/time/archive/collections/0,21428,c_algerian_war,00.shtml French-Algerian War]. TIME Collection. [www.webcitation.org/6GrrQfooC Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  59. Thomson Gale. [www.encyclopedia.com/doc/1G2-2586700129.html Tunisia]. Worldmark Encyclopedia of the Nations. Encyclopedia.com. (2007).
  60. [www.historyworld.net/wrldhis/PlainTextHistories.asp?historyid=ac97 History of Morocco]. historyworld.net. [www.webcitation.org/6GrrRrSyx Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  61. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=940DEFDE1539F935A35757C0A96E948260&sec=&spon=&pagewanted=all For Pieds-Noirs, the Anger Endures]. [www.webcitation.org/6GrrSiV2y Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  62. Benjamin Stora. [www.humaniteinenglish.com/article.php3?id_article=48 Colonialism: A Dangerous War of Memories begins].
  63. Barnett Singer. The French Government and Economic Expropriation in Algeria, 1962. — Department of History, Brock University.
  64. 1 2 3 4 Young Crawford. Politics and Government in African States 1960-1985. — P. 120–162.
  65. 1 2 [www.historylearningsite.co.uk/united_nations_congo.htm UN: History Learning Site]. [www.webcitation.org/6GrrnRZhX Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  66. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,901759-2,00.html «We Want Our Country» (2 of 10)]. TIME. [www.webcitation.org/6GrroSO4A Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  67. The Psychology of Genocide and Violent Oppression: A study of mass cruelty from Nazi Germany to Rwanda. — 1st. — Jefferson: McFarland & Company, Inc., 2002. — ISBN 978-0-7864-4776-3.
  68. 1 2 Hodder-Williams Richard. White farmers in Rhodesia, 1890-1965: a history of the Marandellas district. — P. 1–256.
  69. Rogers Frantz. Racial themes in Southern Rhodesia: the attitudes and behavior of the white population. — P. 1–472.
  70. [museumvictoria.com.au/origins/history.aspx?pid=226 Origins: History of immigration from Zimbabwe]. Melbourne, Australia: Immigration Museum. [www.webcitation.org/6Grqo12yI Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  71. [commons.com.ua/?p=10921 АПАРТХЕЙД] (рус.). Спільне: журнал соціальної критики (28 мая 2011). Проверено 15 мая 2012. [www.webcitation.org/68hux1DbU Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].
  72. [www.anc.org.za/show.php?id=2498 ANC Party Declaration 51]. the African National Congress. Проверено 26 июля 2012. [www.webcitation.org/6H2UX9ybL Архивировано из первоисточника 1 июня 2013].
  73. A. Kamsteeg, E. Van Dijk. F.W. de Klerk, man of the moment. — 1990.
  74. Sampson Anthony. Mandela — The authorised biography. — HarperPress, 2011. — P. 439–40, 442–4, 478, 485, 511. — ISBN 978-0-00-743797-9.
  75. Gerald J.Bender, P. Stanley Yoder Whites in Angola on the Eve of Independence // Africa Today. — 1974. — № 21 (4). — С. 23—37.
  76. 1 2 [imigrantes.no.sapo.pt/page6portugal.html Portuguese Immigration (History)]. [www.webcitation.org/6GrrUiDTj Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  77. 1 2 [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,913229-4,00.html MOZAMBIQUE: Dismantling the Portuguese Empire]. [www.webcitation.org/6GrrVU1LF Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  78. Rothchild Donald S. Managing Ethnic Conflict in Africa: Pressures and Incentives for Cooperation. — Brookings Institution Press, 1997. — P. 115–116. — ISBN 0-8157-7593-8.
  79. [www.cplp.org Official site of the CPLP] (Portugese). [www.webcitation.org/6Gt792T1r Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  80. Mozambique // [www.banknotebook.com The Banknote Book]. — San Francisco, CA: www.BanknoteNews.com, 2012.
  81. 1 2 [tv1.rtp.pt/noticias/?article=186757&headline=20&visual=9 Emigrantes portugueses atraídos pelo desenvolvimento angolano]. Radio Televisão Portuguesa (13 сентября 2008). [www.webcitation.org/6GrrWCP3Y Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  82. [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/october/25/newsid_2658000/2658325.stm 1964: President Kaunda takes power in Zambia]. BBC News. [www.webcitation.org/6GrrAUtC3 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  83. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,901759-3,00.html «We Want Our Country» (3 of 10)]. TIME. [www.webcitation.org/6GrrCYvg2 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  84. [www.independent.co.uk/news/world/africa/heir-takes-on-flash-in-kenya-murder-trial-866379.html Heir takes on 'Flash' in Kenya murder trial]. The Independent. [www.webcitation.org/6GrrDdxaW Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  85. [news.bbc.co.uk/2/hi/uk_news/6161705.stm Brits Abroad: Country-by-country]. BBC News. [www.webcitation.org/6GrrFCwaJ Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  86. [velolive.com/velo_news/2798-iz-afriki-kris-frum.html Из Африки: Крис Фрум]. [www.webcitation.org/6HphAnuKt Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  87. [natgeotv.com/uk/dawkins-darwin-evolution/dawkins-biography Richard Dawkins Biography]. natgeotv.com.
  88. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,906327,00.html UGANDA: Flight of the Asians], Time (11 September 1972).
  89. 1 2 [www.joshuaproject.net/countries.php?rog3=AO Joshua Project — Ethnic People Groups of Angola]. [www.webcitation.org/6GrrGbMwL Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  90. 1 2 [www.joshuaproject.net/countries.php?rog3=MZ Joshua Project — Ethnic People Groups of Mozambique]. [www.webcitation.org/6GrrHwJlU Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  91. 1 2 3 Nelson Harold. Zimbabwe: A Country Study. — P. 1–317.
  92. Quarterly Digest Of Statistics. — Zimbabwe Printing and Stationery Office, 1999.
  93. 1 2 3 [www.mfa.gr/en/greece-bilateral-relations/zimbabwe/cultural-relations-and-greek-community.html Zimbabwe: Cultural Relations and Greek Community]. Hellenic Republic: Ministry of Foreign Affairs.
  94. Gann L.H. Politics and Government in African States 1960-1985. — P. 162–202.
  95. [ewn.co.za/2011/04/28/Britons-living-in-SA-to-enjoy-royal-wedding?w=520&h=416&as=1&crop=1 Britons living in SA to enjoy royal wedding]. Eyewitness News (28 апреля 2011).
  96. Xavier Lacosta. (January 2001). «España — Guinea, 1969: la estrategia de la tensión» (Historia 16). ISSN [worldcat.org/issn/0210-6353 0210-6353].
  97. [www.joshuaproject.net/peopctry.php?rop3=109534&rog3=EK Spaniard of Equatorial Guinea Ethnic People Profile]. [www.webcitation.org/6GrrmjiUD Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  98. [www.britannica.com/eb/article-9050252/Malabo Malabo]. britannica.com. [www.webcitation.org/6HphGDeo4 Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  99. Room, Adrian. African placenames. — Jefferson, North Carolina (USA): McFarland, 1994. — ISBN 0-89950-943-6.
  100. Sundiata, Ibrahim K. Equatorial Guinea: Colonialism, State Terror, and the Search for Stability. — Boulder, Colorado (USA): Westview Press, 1990. — ISBN 0-8133-0429-6.
  101. Republic of Namibia 2001 Population and Housing Census. — Basic Analysis with Highlights. — Windhoek: Central Bureau of Statistics, National Planning Commission. — P. 21. — ISBN 0-86976-614-7.
  102. Klaus Dierks. [www.klausdierks.com/Eisenbahnen/index.html Eisenbahnen] (21 July 2012).
  103. Sasman, Catherine. [www.namibian.com.na/news-articles/national/full-story/archive/2011/december/article/maltahoehe-in-face-change-exercise/ Maltahöhe in face-change exercise], The Namibian (22 December 2011). [archive.is/lqgNA Архивировано] из первоисточника 19 февраля 2013.
  104. Dierks, Klaus [www.klausdierks.com/Chronology/68.htm Chronology of Namibian History, 1910]. Проверено 17 ноября 2010. [www.webcitation.org/6Gt7B6pGF Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  105. Dierks, Klaus [www.klausdierks.com/Biographies/Biographies_V.htm Biographies of Namibian Personalities, V (entry for Curt von François)]. klausdiers.com. Проверено 1 октября 2011. [www.webcitation.org/6Gt7Bk884 Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  106. (2013) «Namibia's Population by Region». Election Watch (Institute for Public Policy Research) (1).
  107. [www.jyu.fi/viesti/verkkotuotanto/kp/sa/peop_ethnicgrps.shtml South Africa — Ethnic Groups]. [www.webcitation.org/6Gt7GP4Lw Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  108. [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/ts.html#People Tunisia: People: Ethnic Groups]. World Factbook of CIA.
  109. [www.internationaleducationmedia.com/morocco/ Morocco Universities Colleges and Schools]. [www.webcitation.org/6GrrtNhXV Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  110. [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/wz.html#People Swaziland: People: Ethnic Groups]. World Factbook of CIA.
  111. [www.afrol.com/articles/10506 Zim, South African white farmers head for Nigeria]. [www.webcitation.org/6GrrIyWxg Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  112. [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/bc.html#People Botswana: People: Ethnic Groups]. World Factbook of CIA.
  113. Immanuel Ngatjizeko. [www.npc.gov.na/publications/census_data/Final_Report_Namibia.pdf Final report Namibia]. — Windhoek, 2003. — P. 23—28.
  114. عمر الفاسي-الرباط. [www.aljazeera.net/news/archive/archive?ArchiveId=316911 جمعية لاسترداد ممتلكات المغاربة المطرودين من الجزائر] (Arabic). Aljazeera.net (15 марта 2006). [www.webcitation.org/6Gt7EK32J Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  115. [advan.physiology.org/cgi/content/full/30/4/248 Anthropometric evaluations of body composition of undergraduate students at the University of La Réunion]. [www.webcitation.org/6GnQWhklA Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
  116. Jean-Baptiste de Montvalon. [www.lemonde.fr/web/imprimer_element/0,40-0@2-3224,50-947468,0.html L'ancien premier ministre français Raymond Barre est mort]. Le Monde (25 августа 2007). [www.webcitation.org/6HphI6dB3 Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  117. [www.staragora.com/star/valerie-begue/biographie Biographie Valérie Bègue]. staragora.com.
  118. [countrystudies.us/madagascar/15.htm Madagascar — Minorities]. countrystudies.us.
  119. [humanities.sas.upenn.edu/06-07/uhf_fellows.shtml Undergraduate Humanities Forum Mellon Research Fellows, 2006-2007]. [www.webcitation.org/6GrrpB1NU Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  120. M. Charles Weiss. [books.google.com/books?id=CtPK8yS80IcC&pg=PA418&as_brr=1#PPA134,M1 History of the French Protestant Refugees, from the Revocation of the Edict of Nantes to our own days] / Translated from the French by Henry William Herbert. — New York: Stringer & Townsend, 1854.
  121. H. J. J. M van der Merwe. Herkoms en Ontwikkeling van Afrikaans. — Johannesburg: Afrikaanse Pers-Boekhandel, 1970. — P. 54.
  122. [selfcateringaccommodationmauritiusbud.blogspot.com/p/mauritius-tourist-attractions-and_25.html Self catering Budget Accommodation Mauritius]. [www.webcitation.org/6Gt76bqVk Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  123. Hans Fransen. The Old Buildings of the Cape. — Cape Town: Jonathan Ball Publishers. — P. 283.
  124. [www.orange-street-church.org/text/huguenot.htm The Huguenot Heritage]. [www.webcitation.org/6Gt75vsog Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  125. [www.diplomatie.gouv.fr/fr/IMG/pdf/inscrits_zone_pays-2012_cle848ad2.pdf Статистика 2012 года по численности французов в странах Африки]. Ministère des Affaires étrangères. Direction des Français à l'étranger et de l'administration consulaire (январь 2013).
  126. John M. Mackenzie. David Livingstone: The Construction of the Myth in Sermons and Battle Hymns: Protestant Popular Culture in Modern Scotland / Graham Walker, Tom Gallagher. — Edinburgh: Edinburgh University Press, 1990.
  127. [www.world-gazetteer.com/wg.php?x=&men=gcis&lng=en&dat=32&srt=pnan&col=dq&geo=-150 World Gazetteer: Malawi: largest cities and towns and statistics of their population]. www.world-gazetteer.com. Проверено 26 февраля 2012. [www.webcitation.org/6GrrK3eKe Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  128. Watson W. A History of Celtic Place-names of Scotland. — Edinburgh, 1926.
  129. [www.britishempire.co.uk/maproom/northernrhodesia.htm Northern Rodesia]. britishempire.co.uk. [www.webcitation.org/6HphMTFFo Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  130. Bob Doris. [www.snp.org/blog/post/2013/mar/legacy-dr-david-livingstone-celebrated Legacy of Dr David Livingstone celebrated]. [www.webcitation.org/6GrrPhUcY Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  131. 1 2 Camerapix. Spectrum Guide to Zambia. — Nairobi: Camerapix International Publishing, 1996.
  132. 1 2 [www.joshuaproject.net/peoples.php Germans in Togo]. [www.webcitation.org/6GrrenKwS Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  133. Brooke, James (November 30, 1987). «Informal Capitalism Grows in Cameroon» (New York Times).
  134. [www.wdl.org/en/item/640 Cameroon and the German Lake Chad Railway]. World Digital Library. Проверено 16 февраля 2013. [www.webcitation.org/6Gt7DfvT5 Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  135. [www.summitreports.com/cameroon/port.htm Key port takes on “major challenges”]. summitreports.com. [www.webcitation.org/6Hph7smP1 Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  136. 1 2 3 [www.joshuaproject.net/peoples.php Germans in Tanzania]. [www.webcitation.org/6GrrenKwS Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  137. [s400910952.websitehome.co.uk/germancolonialuniforms/hist%20dswa.htm German Colonial Uniforms]. [www.webcitation.org/6GrqnLJZV Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  138. Green Sparks. Namibia: The Nation After Independence. — P. 1–134.
  139. [media-2.web.britannica.com//eb-media/58/67358-004-1E77BA15.gif Dominant Protestant Denomination Per Country]. Encyclopædia Britannica (1995). [www.webcitation.org/6Gt7CTmsg Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  140. P. H. Brincker. Unsere Ovambo-Mission sowie Land, Leute, Religion, Sitten, Gebräuche, Sprache usw. der Ovakuánjama-Ovámbo, nach Mitteilungen unserer Ovambo-Missionare zusammengestellt. — Barmen, 1900. — P. 76.
  141. [www.elanguageschool.net/german History of the German Language]. elanguageschool.net. [www.webcitation.org/6HphNgTRN Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  142. I. J. Demhardt. [hostmaster.icaci.org/files/documents/ICC_proceedings/ICC2003/Papers/110.pdf German Contributions to the Cartography of South West and East Africa from Mid 19th Century to World War I]. — Durban, South Africa: Department of Geography, University of Technology Darmstadt, 2003. — P. 903.
  143. Young, James; Stefan Hastenrath. [pubs.usgs.gov/prof/p1386g/africa.pdf#search='Map%20of%20glaciers%20on%20Mount%20Kilimanjaro' Glaciers of Africa] (pdf). U.S. Geological Survey Professional Paper 1386-G-3. U.S. Geological Survey. Проверено 2 сентября 2006. [www.webcitation.org/6Gt7D2zDd Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  144. [www.migrationinformation.org/Profiles/display.cfm?id=97 Spain: Forging an Immigration Policy]. Migration Information Source. [www.webcitation.org/6GrrkXEOT Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  145. [www.joshuaproject.net/countries.php?rog3=MO Joshua Project — Ethnic People Groups of Morocco]. [www.webcitation.org/6GrrlUglW Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  146. Martin Meredith. The State of Africa. — London: Free Press, 2005. — P. 239—244. — ISBN 978-0-7432-3222-7.
  147. [www.dfa.gov.za/foreign/bilateral/portugal.html Portuguese Republic]. [www.webcitation.org/6GrrZcpX5 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  148. [www.vasco.co.za/index.php/the-club Vasco da Gama (South Africa)]. vasco.co.za.
  149. [www.thenationalherald.com/article/58493 About the Alexander S. Onassis Foundation]. Проверено 2013-13-13.
  150. 1 2 [www.mfa.gr/www.mfa.gr/en-US/Policy/Geographic+Regions/Sub-Saharan+Africa/Bilateral+Relation/Ethiopia/ Bilateral Relations Between Greece And Ethiopia], Greece: Ministry of Foreign Affairs, <www.mfa.gr/www.mfa.gr/en-US/Policy/Geographic+Regions/Sub-Saharan+Africa/Bilateral+Relation/Ethiopia/>. Проверено 2 января 2009. 
  151. Geoff Sifrin. [209.157.64.200/focus/f-news/1049488/posts Around the Jewish world: Jews, Greeks in South Africa working to build stronger ties] (05/06/2009). [www.webcitation.org/6GrricVg5 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  152. [whoswho.co.za/george-bizos-5036 George Bizos, Human Rights Lawyer]. whoswho.co.za. [www.webcitation.org/6HpguPKhP Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  153. [www.worldfootball.net/spieler_profil/george-koumantarakis/ George Koumantarakis]. worldfootball.net. Проверено 18 августа 2012. [www.webcitation.org/6Hpgy2p2m Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  154. 1 2 Gary Stewart. 2 // Rumba on the River. — Verso, 2003. — ISBN 1-85984-368-9.
  155. Shaw Karl. Power Mad!. — Praha: Metafora, 2005. — P. 63. — ISBN 80-7359-002-6.
  156. [www.news24.com/Africa/Zimbabwe/Greeks-strongly-behind-Zim-20080320 Greeks 'strongly behind' Zimbabwe]. news24.com (20 марта 2008).
  157. 1 2 [www.greekorthodox-zimbabwe.org/zimbabwe.htm Greek Orthodox Patriarchate of Alexandria and all Africa]. Holy Archbishopric of Zimbabwe. [www.webcitation.org/6GrrjYsuA Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  158. [www.mfa.gr/en/blog/greece-bilateral-relations/zambia/ Zambia - Greece's Bilateral Relations]. Hellenic Republic: Ministry of Foreign Affairs.
  159. Declan Walsh. City Life: Kisangani — Congo’s last few Greeks look back in wonder. — London: The Independent.
  160. [img.static.reliefweb.int/report/democratic-republic-congo/500000-emergency-humanitarian-aid-congo $500,000 in emergency humanitarian aid to Congo]. reliefweb.int (04.11.2008).
  161. Damtew Teferra, Philip G. Altbach. African Higher Education: An International Reference Handbook. — Indiana University Press, 2003. — P. 316-325.
  162. [www.ethiopianembassy.gr/bilateralRelations6.html "VI. The Greek Community"], Hellenic & Ethiopian Bilateral Relations, Greece: Embassy of Ethiopia, <www.ethiopianembassy.gr/bilateralRelations6.html>. Проверено 2 января 2009. 
  163. Moustapha Kraiem. Le fascisme et les italiens de Tunisie, 1918—1939. — P. 57.
  164. [www.hartford-hwp.com/archives/33/038.html Eritrea—Hope For Africa’s Future]. [www.webcitation.org/6GrrfVIv4 Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  165. [www.ilcornodafrica.it/rds-01emigrazione.pdf Essay on Italian emigration to Eritrea] (итал.). [www.webcitation.org/6Grrg7elj Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  166. Martin R. Ganzglass. Somalia: Short Fiction / Baker H. Morrow. — P. 154.
  167. [samilitaryhistory.org/vol014lb.html Italian P.O.W. in South Africa (Medical Services)]. [www.webcitation.org/6GrrdqFBw Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  168. [www.joshuaproject.net/peoples.php Joshua Project — Abaza Ethnic People in all Countries]. [www.webcitation.org/6GrrenKwS Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  169. Kenneth Allard. [www.dodccrp.org/files/Allard_Somalia.pdf Somalia Operations: Lessons Learned]. CCRP (1995). [www.webcitation.org/6Hph9vDpN Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  170. [www.britannica.com/eb/article-46562/Libya Libya — Italian colonization]. [www.webcitation.org/6Grrb1AAQ Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  171. [news.bbc.co.uk/2/hi/africa/4380360.stm Libya cuts ties to mark Italy era]. [www.webcitation.org/6Grrcggkr Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
  172. [www.nationmaster.com/graph/lan_lan-language-languages Language Statistics — Languages (most recent) by country]. [www.webcitation.org/6Gt7H7S4E Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  173. [www.statssa.gov.za/publications/CinBrief/CinBrief2001.pdf South African Census] (PDF). Проверено 1 октября 2009. [www.webcitation.org/6Gt7I59m9 Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  174. [vryeafrikaan.co.za/lees.php?id=115 Die dilemma van ‘n gedeelde Afrikaanse identiteit: Kan wit en bruin mekaar vind?]. [www.webcitation.org/6Gt7ItjEV Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  175. [www.statssa.gov.za/Census2011/Products/Census_2011_Census_in_brief.pdf Census 2011: Census in brief]. — Pretoria: Statistics South Africa, 2012. — ISBN 9780621413885.
  176. Kortmand, Bernd, Schneider, Edgar W. A Handbook of Varieties of English / Walter de Gruyter. — 2004. — ISBN 3-11-017532-0, 978-3-11-017532-5.
  177. [www.az.com.na/fileadmin/pdf/2007/deutsch_in_namibia_2007_07_18.pdf Deutsch in Namibia] (PDF). Beilage der Allgemeinen Zeitung (18. Juli 2007). Проверено 23 июня 2024. [www.webcitation.org/6Gt7JrnYs Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  178. Deumert Ama. Markedness and salience in language contact and second-language acquisition: evidence from a non-canonical contact language. — Elsevier Ltd. — Vol. 25.
  179. Hans-Jürgen Oschadleus. [www.natalia.org.za/Files/22/Natalia%20v22%20article%20p27-38%20C.pdf Lutherans, Germans: Hermannsburgers]. — 1992. — P. 27—38.
  180. [www.the-news.net/cgi-bin/google.pl?id=973-10 Over 17,000 Senegalese learning Portuguese]. [www.webcitation.org/6Gt7KgeRH Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  181. [www.afriquejet.com/news/africa-news/zambia-to-introduce-portuguese-into-school-curriculum-2009041825794.html Zambia to introduce Portuguese into school curriculum]. [www.webcitation.org/6Gt7LLaBJ Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
  182. Bryan M. A. (compiled by). The Bantu Languages of Africa. Published for the International African Institute. — Oxford University Press, 1959.
  183. Gospel Riches Africa's rapid embrace of prosperity Pentecostalism provokes concern and hope // Christianity Today Magazine.
  184. Jonathan J Bonk. [www.dacb.org/xnmaps-print-friendly.html Ecclesiastical Cartography and the Invisible Continent: The Dictionary of African Christian Biography] (15 октября 2008). [www.webcitation.org/6HphOjwdZ Архивировано из первоисточника 3 июля 2013].
  185. (February 2007) «Historian Ahead of His Time» (Christianity Today Magazine).
  186. World Council of Churches Report August 2004
  187. Durrheim, K (2011). «Race Trouble: Identity and Inequality in Post-Apartheid South Africa». Theory and Psychology 22 (5). Проверено 20 October 2013.
  188. Durrheim, K (2011). «Race Trouble: Race, Identity, and Inequality in Post-Apartheid South Africa». Theory and Psychology 22 (5). Проверено 20 October 2013.
  189. [www.wsws.org/articles/2004/may2004/safr-m21.shtml United Nations report highlights growing inequality in South Africa], World Socialist Website (21 May 2004). Проверено 7 февраля 2007.
  190. [www.statssa.gov.za/publications/P0302/P03022006.pdf Mid-year population estimates, South Africa] (PDF). Statistics South Africa (2006).
  191. Leibbrand, M; Finn & Woolard (2012). «Describing and decomposing post-apartheid income inequality in South Africa». Development in Southern Africa 29: 19–34. Проверено 20 October 2013.
  192. [www.forbes.com/africa-billionaires/ Africa's 50 Richest]. Forbes.
  193. Klein Naomi. Democracy Born In Chains: South Africa's Constricted Freedom. — Henry Holt and Company, 2007.
  194. Atauhene, B (2011). «South Africa's Land Reform Crisis: Eliminating the Legacy of Apartheid». Foreign Affairs 90 (4): 121–129. Проверено 20 October 2013.
  195. Cliffe, Lionel (2000). «Land Reform in South Africa». Review of African Political Economy 27 (84): 273–286. Проверено 5 November 2013.

Литература

  • [books.google.com.ua/books?id=SlQyQwAACAAJ&dq=White+Africans+of+European+ancestry&hl=uk&sa=X&ei=MhKlUZLsOMS04ASCmYCIDQ&redir_esc=y Dominant Minority: White Africans of European Ancestry, Anglo-African, White Namibians, White South African, White People in Zimbabwe, World on Fire, Model Minority, Russians in Kazakhstan, Russian Diaspora] / Frederic P. Miller, Agnes F. Vandome, John McBrewster. — Alphascript Publishing, 2009. — ISBN 9786130269975.
  • [books.google.com.ua/books?id=R4rOQgAACAAJ&dq=White+Africans+of+European+ancestry&hl=uk&sa=X&ei=MhKlUZLsOMS04ASCmYCIDQ&redir_esc=y White Africans of European Ancestry: White People, Afrikaner, Gauteng, Western Cape, Free State, Anglo- African, French People in Madagascar, Huguenots in South Africa] / Lambert M. Surhone, Miriam T. Timpledon, Susan F. Marseken. — Betascript Publishing, 2010. — ISBN 9786130306366.


Отрывок, характеризующий Африканцы европейского происхождения

– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?