Африфа, Аквази Аманква

Аквази Аманква Африфа Akwasi Amankwaa Afrifa<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Ганы
2 апреля 1969 — 7 августа 1970
Предшественник:	Джозеф Артур Анкра
Преемник:	Нии Амаа Оленна
Председатель Национального совета освобождения Ганы
2 апреля 1969 — 1 сентября 1969
Предшественник:	Джозеф Артур Анкра
Председатель Президентской комиссии Ганы
1 сентября 1969 — 7 августа 1970
Предшественник:	пост учреждён
Вероисповедание:	христианство пресвитерианского толка
Рождение:	24 апреля 1936(1936-04-24) Мампонг, Ашанти, Британский Золотой Берег
Смерть:	26 июня 1979(1979-06-26) (43 года) Аккра, Гана
Место погребения:	Абуагири (1979), Кробо (2002)
Отец:	Опанин Кваки Аманква
Мать:	Ама Серваа Аманиампонг
Супруга:	Кристина Африфа
Дети:	Баффуор Аманква Африфа
Образование:	Офицерская кадетская школа в Олдершоте, Великобритания (1958), Королевская военная академия в Сандхёрсте, Великобритания (1960), Пехотная школа в Хайте, Великобритания (1961)
Профессия:	военный
Военная служба
Звание:	лейтенант (1960), полковник (1966), бригадный генерал (1967), генерал-майор (1969), генерал-лейтенант (1969)

Аквази Аманква Африфа (англ. Akwasi Amankwaa Afrifa, 24 апреля 1936, Мампонг, область Ашанти, Британский Золотой Берег — 26 июня 1979, военный полигон Теши, Аккра) — ганский политический и военный деятель, председатель правящего Национального совета освобождения Республики Гана в 1969 году, глава Президентской комиссии Ганы в 1969 — 1970 годах. Казнён после военного переворота 4 июня 1979 года.

Биография

Аквази Аманква Африфа родился 24 апреля 1936 года в Мампонге, область Ашанти Британского Золотого Берега, в семье племенного вождя Опанина Кваки Аманквы (англ. Opanin Kwaku Amankwa) и Амы Серваа Аманиампонг (англ. Ama Serwaa Amaniampong). По рождению он являлся «абакомахене» (англ. Abakomahene селения Кробо — одним из традиционных вождей народности ашанти. Африфа получил начальное образование в пресвитерианской школе-интернате для мальчиков «Presbyterian Boys Boarding School» в родном Мампонге. В 1952 — 1956 годах обучался в «Adisadel College» в Кейп-Косте (Центральная область Ганы).

Служба в британской колониальной армии

После окончания колледжа Аманква Африфа поступил на службу в колониальную армию Великобритании и в 1957 году был направлен на обучение в Специальную школу подготовки офицеров (англ. Regular Officer's Special Training School) в Гане. В следующем, 1958 году Аманква Африфа покинул получившую независимость Гану, чтобы продолжить обучение в Офицерской кадетской школе Монс в Олдершоте (Великобритания, англ.  Mons Officer Cadet School) и в престижной Королевской военной академии в Сандхёрсте. В 1960 году Африфа окончил обучение Сандхёрсте и, получив звание лейтенанта, был направлен командовать стрелковой ротой в составе войск Организации Объединённых Наций во время миротворческой операции в Конго. После этого, в 1961 году он прошёл курс обучения в Пехотной школе в Хайте (графство Кент, Великобритания).

Офицер армии Ганы

По возвращении в Гану в 1961 году Аквази Аманква Африфа командовал пехотным батальоном в Тамале, а затем в 1962 — 1965 годах служил офицером в объединённом Штабе обороны Ганы, будучи прикомандированным к 2-й пехотной бригаде в Кумаси. В 1964 году Африфа посещал первый ганский Военный колледж в Теши (англ. Defence College), и к 1965 году отвечал за обучение и подготовку войск, а также занимался оперативным планированием, получив внеочередное звание майора. В Кумаси Африфа подружился с командиром 2-й пехотной бригады подполковником Эммануэлем Кваси Котокой, который вскоре стал организатором свержения первого президента Ганы Кваме Нкрумы.

Свержение Кваме Нкрумы. Комиссар финансов

Утром 24 февраля 1966 года, когда президент Нкрума находился с визитом в Ханое, подразделения 2-й пехотной бригады по приказу Котоки вступили в столицу страны Аккру и, по разработанному майором Аквази Аманквой Африфой плану начали занимать ключевые пункты города. Несмотря на ожесточённое и длительное сопротивление президентской охраны, армия свергла социалистический режим Кваме Нкрумы и привела к власти Совет национального освобождения во главе с генерал-майором Джозефом Анкрой. Аманква Африфа стал одним из 8 членов Совета и был произведён в полковники. В 1967 году он был назначен начальником военной академии и военного учебного центра и был произведён в бригадные генералы.

Во время попытки военного переворота 17 апреля 1967 года, предпринятой лейтенантом Самуэлем Артуром, Африфа находился в инспекционной поездке на севере Ганы и не принимал участия в событиях в Аккре, во время которых погиб его главный союзник генерал Котока. Однако он принял командование войсками в Кумаси и Тамале, чем предотвратил волнения и неопределённость в армии. Впрочем, много лет спустя генерал Анкра утверждал, что заговорщики рассчитывали на поддержку Африфы, но эти его утверждения не были ничем подтверждены. По возвращении в столицу Африфа принял участие в похоронах Котоки и на церемонии потерял сознание — его удержали от падения два находившихся рядом офицера.

В 1967 — 1969 годах Аманква Африфа занимал пост комиссара (министра) финансов, торговли и экономики, который стал одним из ключевых в условиях глубокого экономического кризиса, поразившего Гану ещё при правлении Кваме Нкрумы. Африфа добился отсрочки выплат по долгам, унаследованным от прежнего режима, и получил дополнительные займы, в том числе и от Международного валютного фонда. Журнал «Тайм» в 1969 году так оценивал деятельность Африфы на этом посту: «Под управлением Африфы Гана жила бережливо, со строгим бюджетом. Это — также и личный стиль Африфы: он живёт в скромном бунгало и водит маленький автомобиль — универсал».

Оригинальный текст (англ.)  

Under Afrifa's management, Ghana has been living frugally on an austerity budget. That is also Afrifa's personal style: he lives in a modest bungalow and drives a small station wagon.

Глава государства

Разрешение политической деятельности

2 апреля 1969 года председатель Национального совета освобождения генерал-лейтенант Джозеф Анкра был вынужден подать в отставку после того как был обвинён в получении взятки. Новым главой государства был назначен комиссар финансов, торговли и экономики бригадный генерал Аквази Аманква Африфа. Через несколько дней он выступил по радио и телевидению с обращением к нации, и сообщил, что изменений во внутренней и внешней политики Ганы не произойдёт. Африфа подтвердил принятое НСО в мае 1968 года решение провести выборы и передать власть гражданскому правительству, а также заявил о предстоящей отмене запрета на деятельность политический партий. В апреле же был принят закон, запрещающий иностранцам покупать землю на территории Ганы, а Комитет предпринимателей Ганы объявил 202 предприятия, надлежавших сирийцам, ливанцам и индийцам, «зарезервированными» за гражданами Ганы. Все те, кто родились не в Гане, должны были получить специальное разрешение при устройстве на работу (за исключением врачей и других дефицитных специалистов).

29 апреля был опубликован декрет Национального совета освобождения о политических партиях, который запрещал бывшим министрам правительства Кваме Нкрумы и членам Центрального комитета распущенной Народной партии конвента основывать партии и работать в их аппарате. 1 мая вице-председатель НСО, министр внутренних дел и генеральный инспектор полиции Джон Харли заявил, что с этого дня снят запрет на политическую деятельность и создание политических партий. Процесс формирования многопартийной системы начался очень активно, и к началу лета в стране образовалось 16 партий. В июне НСО запретил Народно-популярную партию, посчитав её продолжательницей традиций Кваме Нкрумы, а к августу оставшиеся партии слились в пять крупных. Из них реальные шансы на победу имели две: Партия прогресса профессора Кофи Бусиа, опиравшаяся на племена языковой группы акан во главе с племенем ашанти, и Национальный союз (альянс) либералов бывшего министра финансов К. А. Гбедемы, опиравшийся на народ эве. Принадлежащий к ашанти Аквази Аманква Африфа поддерживал в предвыборной гонке своего соплеменника Кофи Бусию и его Партию прогресса.

Всеобщие выборы и новая конституция

Летом созванная Конституционная ассамблея разработала новую конституцию Ганы, которая была принята 22 августа, и 29 августа 1969 года состоялись выборы в Национальное собрание, на которые были зарегистрированы 2 360 000 избирателей.

Политическая партия.	Наименование  (англ.)	Лидер	Места в парламенте	%
Партия прогресса	Progress Party (PP)	Кофи Бусиа	105	58,7%
Национальный союз либералов	National Alliance of Liberals (NAL)	Комла Гбедема	29	30,4%
Объединённая националистическая партия	United Nationalist Party (UNP)	Д.Аппиа	2	3,8%
Партия народного действия	People’s Action Party (PAP)	А.Аярн	2	3,4%
Республиканская всенародная партия	All People’s Republican Party (APRP)	Н.Кведу	1	1,8%
Прочие			1	1,82%

.

1 сентября 1969 года, через два дня после того как Избирательная комиссия на площади Чёрной звезды в Аккре провозгласила победу Партии прогресса, профессор Кофи Абрефа Бусиа был назначен премьер-министром «Второй республики».

Экономика и международные связи

Экономика Ганы в период короткого правления генерала Африфы по-прежнему переживала трудности. По итогам года в стране насчитывалось 600 000 безработных, внешний долг превысил миллиард новых седи, не удавалось полностью удовлетворить потребности страны в продовольствии. Средний доход на душу населения составлял 119 фунтов стерлингов, средняя продолжительность жизни — 38 лет. Чтобы улучшить ситуацию правительство усилило меры по экономии средств, установило максимум зарплаты для министров, сократило на 10 % переводы жалования иностранных служащих за границу. Были получены займы от Великобритании и Франции, было запланировано расширение производства экспортных культур — гевеи, масличной пальмы, сахарного тростника, табака и хлопка. С помощью ФРГ продолжал строиться завод электрокабеля и проводов для высоковольтных линий, было заключено соглашение в Канадой о завершении строительства гидроэлектрокомплекса «Вольта». В 1969 году была закончена реконструкция международного аэропорта Аккры, который до сих пор носит имя погибшего там генерала Эммануэля Котоки, друга Африфы.

В апреле было заключено соглашение о культурном и техническом сотрудничестве с Францией, в мае Гану посетила экономическая миссия Израиля, в июне в страну прибыли добровольцы американского Корпуса мира.

Правительство Африфы активно восстанавливало отношения с Советским Союзом, нарушенные после свержения Нкрумы. 30 апреля в Аккре был подписан протокол о товарообмене между Ганой и СССР, а в июле прибыл в Москву и вручил верительные грамоты новый посол Ганы в СССР Эмануэл Коджо Дадзи.

В июне 1969 года Африфа посетил Того.

Во главе Президентской комиссии

3 сентября 1969 года была учреждёна Президентская комиссия (англ. Presidential Commission), которая должна была исполнять функции главы государства до проведения в 1970 году президентских выборов. Комиссия состояла из председателя — генерала Аквази Аманквы Африфы, бывшего вице-председателя распущенного Национального совета освобождения Джона Харли и начальника Штаба обороны генерала Альберта Квеси Окрана. Власть в стране принадлежала теперь премьер-министру и Национальному собранию, но Африфа продолжал активно участвовать в государственной деятельности. В ноябре 1969 года он посетил Того и провёл там переговоры об экономическом сотрудничестве с президентом Того армейским генералом Этьенном Эйадемой и председателем Исполнительного совета Нигерии генерал-майором Якубу Говоном.

30 июля 1970 года Национальное собрание Ганы решило распустить Президентскую комиссию и провести выборы президенты страны. 7 августа того же года Комиссия была распущена и генерал Аквази Аманква Африфа отошёл от большой политики. Президентом Ганы был избран Эдвард Акуфо-Аддо.

Африфа и переворот 1972 года: год, проведённый в тюрьме

После отставки Аквази Аманква Африфа, уже получивший звание генерал-лейтенанта, удалился в родной Мампонг на свою ферму и жил там как частное лицо. Новый правитель ашанти Отумфуо Опоку Варе II присвоил Африфе традиционный титул Окатакийе (англ. Okatakyie, «Герой»), который стал употребляться при полном упоминании его имени — Окатакийе Аквази Аманква Африфа.

Тем временем либеральная политика правительства профессора Бусии не принесла оздоровления экономике страны, а коррупция и взяточничество уничтожили доверие населения и армии к «Второй республике». 13 января 1972 года командир 1-й пехотной бригады ганской армии подполковник Игнатиус Ачампонг сверг гражданское правительство. Уже 15 января генерал Африфа был арестован в доме свергнутого премьер-министра и отправлен в тюрьму. В тот же день Ачампонг, лично знакомый с Африфой по службе в Кумаси, заявил столичной газете «Daily Graphic», что был вынужден арестовать бывшего главу государства, поскольку тот предпринял попытку его убить во время личной аудиенции. Тем временем демонстранты, выходившие на улицы столицы чтобы выразить поддержку перевороту, несли плакаты с надписями «Полковник Ачампонг настоящий герой — распять Африфу!» (англ. «Col.Acheampong is a real hero - crucify Afrifa»). 19 февраля «Daily Graphic» опубликовала снимок двухэтажного каменного дома Африфы в Кробо, после чего в прессе началась кампания разоблачения бывшего правителя. Были опубликованы виды внутреннего убранства дома генерала, опровергавшие мнение о его личной скромности, его частная жизнь стала предметом тщательного рассмотрения. Однако новая власть, настраивавшая общественное мнение против Африфы, не нашла серьёзных причин, что бы привлечь его к ответственности. В декабре 1972 года генерал Африфа был освобождён и вернулся в Мампонг.

В деревне и в оппозиции

В очередной раз отойдя от политики Аквази Аманква Африфа, как абакомахене селения Кробо занялся его развитием и в течение нескольких лет реализовывал на своей родине проект, известный как «Проект реконструкции Кробо» (англ. Krobo Rehabilitation Project). Только в декабре 1977 года, когда стало ясно, что и режим Ачампонга не в состоянии вывести страну из тупика, Африфа обратился к правителю Ганы с письмом, в котором выражал беспокойство за будущее страны. Он призывал вернуться к политике Национального совета сопротивления, указывал на опасность нового переворота, который обернётся казнями прежних и нынешних правителей. Однако Ачампонг опубликовал его письмо в прессе, обвиняя Африфу в трусости и своекорыстии, а самого генерала вскоре посадил под домашний арест.

Африфа вместе с Комли Агбели Гбедемой стал одним из лидеров Народного движения за свободу и справедливость (англ. Peoples' Movement for Freedom and Justice (PMFJ)), выступавшего против курса военного режима, призывал не поддерживать Ачампонга на референдуме 30 марта 1978 года, и, по некоторым сведениям, даже обвинялся властями в подготовке вторжения в страну из-за границы.

В следующем, 1978 году новый правитель Ганы генерал-лейтенант Фред Акуффо отказался от курса Ачампонга и стал готовить почву для передачи власти избранным гражданским властям и установления в Гане «Третьей республики». Аквази Аманква Африфа был освобождён из под домашнего ареста и активно включился в политическую деятельность, надеясь выступить уже как парламентский политик. Африфа предлагал свою кандидатуру на пост вице-президента, но ни один кандидат в президенты не принял его предложения, а его попытка возглавить партию Объединённый национальный конвент тоже провалилась. Африфа решил баллотироваться в Национальное собрание от Северного Мампонга как кандидат от той же партии Объединённый национальный конвент Уильяма Офори-Атты. Однако за две недели до выборов произошёл переворот, который привёл к власти молодых офицеров во главе с капитаном ВВС Джерри Роулингсом.

Арест. Казнь. Перезахоронение

На выборах 18 июня 1979 года генерал Африфа был избран в Национальное собрание, однако был арестован новыми властями на своей вилле в Мампонге и предан чрезвычайному суду вместе с другими бывшими лидерами страны. Несмотря на то, что некоторые деятели нового режима выступали против крайних мер, Африфа и другие обвиняемые после быстрого разбирательства были приговорены к смертной казни по обвинению в коррупции, злоупотреблении властью и измене.

Аквази Аманква Африфа был расстрелян 26 июня 1979 года перед строем солдат на военном полигоне Теши в Аккре вместе с бывшим президентом страны генералом Фредом Акуффо и членами Высшего военного совета адмиралом Амедаме, вице-маршалом авиации Джорджем Боаке, генерал-майором Робертом Котеи и комиссаром по иностранным делам полковником Роджером Джозефом Фелли. Его останки были похоронены на тюремном кладбище тюрьмы Нсавам, а затем перенесены в безымянную могилу в Абуагири (Восточная область).

В апреле 2001 года президент Ганы Джон Куфуор удовлетворил ходатайства вдов расстрелянных и распорядился провести эксгумацию тел 8 генералов, казнённых летом 1979 года. Первоначально власти сомневались, что останки генералов могут быть найдены, так как казнённых хоронили в безымянных могилах, но нашлись офицеры тюремной службы, которые точно знали места захоронений. Узнав о решении Куфуора, Кристина Африфа, вдова генерала, заявила BBC — «Я счастлива от этого решения; я с нетерпением ждала его в течение многих лет» (англ.  «I'm happy about the decision; I've been looking forward to this for years»).

8 августа 2001 года останки генерала Африфы были эксгумированы и 27 декабря, после официального богослужения, переданы семье покойного в гарнизонной методистской-пресвитерианской церкви 37-го военного госпиталя. Ашантийский правитель Мампонга Даасебре Осей Бонсу в соответствии с традицией назначил специальную делегацию для сопровождения семьи Африфы и для извещения правителя Ашанти Отумфио Осея Туту II. 17 января 2002 года было опубликовано интервью старшего брата генерала Африфы Томаса Атакора, которое он дал в Кробо агентству «Ghana News Agency». В нём излагался план церемонии перезахоронения и связанных с ней траурных мероприятий. 25 января 2002 года военный вертолёт доставил останки Аквази Аманквы Африфы в Кумаси, а оттуда траурный кортеж машин в сопровождении полицейского эскорта двинулся в Кробо через Манийя, Кежетийа, Суаме, Макро-Джанстон и по новой дороге на Олд Тафо.

26 января 2002 года останки генерала Африфы были похоронены в Кробо, а на следующий день траурные мероприятия завершились богослужением в местной методистской церкви. Баффуор Аманква Африфа, сын покойного, заявил на похоронах корреспонденту BBC, что гордится ролью своего отца в свержении Кваме Нкрумы, так как это был единственный путь, ведущий страну к демократии. Он призвал к суду над деятелями, виновными в кровопролитии, жертвами которого пали его отец и другие граждане Ганы.

В 2004 году дела расстрелянных генералов были пересмотрены и выяснилось, что расследование в их отношении проводилось поспешно, было неполным и незавершённым.

Современная оценка

В 2009 году в статье Мааме Ама Конаду «Аквази Аманква Африфа: замечательный генерал демократии» говорилось:

«Оценка роли генерала Африфы в нашей истории упирается, кажется, в одно — он был „предателем“, который сверг Нкруму и неизменно заслуживает наказания. Возможно, мы должны пойти дальше этого представления и расширить наш взгляд на его роль. Он не был ангелом, и при этом он не был и дьяволом. У него были успехи, он также совершал и ошибки. Но, учитывая завихрения и повороты в нашей политической истории, я думаю, что в борьбе за нашу демократию будет неплохо, если Аквази Аманква Африфа предстанет теперь как замечательный генерал».

Оригинальный текст (англ.)  

The role of General Afrifa in our history seems to be stuck in first gear - he was a "traitor" who toppled Nkrumah and deserves to be castigated forever. Perhaps, we need to move on from this view and expand our examination of his role. He was not an angel, neither was he a devil. He had his success, and he also had his faults. But, given the twists and turns in our political history, I think a good case can be made that in the struggle for our democracy, Akwasi Amankwaa Afrifa emerges as the finest general.

Сочинения

• Afrifa, Akwasi Amankwaa (1966). The Ghana Coup, 24 February 1966. London: Frank Cass. ASIN B000H45GBC. OCLC 860314. С предисловием Кофи Бусии и введением венгерского историка Тибора Самуэли

Литература

• Абрамов В. В. Светланов А. М. Гана: поиски путей развития М. 1981
• Африфа, Аквази Аманква (биографические справки) // Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1970. — Вып. 1970. — С. 584.
• Сиденко В. Военные уходят в тень // Новое время. — М., 1969. — № 37. — С. 24.
• Ocran, Albert Kwesi (1968). A Myth Is Broken: An Account of the Ghana Coup d’Etat of 24 February 1966. Longmans. ISBN 978-0-582-64523-3. (англ.)
• Jackson, Kofi A. (April 1999). When Gun Rules. Woeli Pub Serv. ISBN 978-9964978570. ( (англ.))
• Killick, T. (1978), Development Economics in Action: Economic Policies in Ghana, London: Heinemann, 392 pages  (англ.)
• Wolf-Rüdiger Baumann, Gustav Fochler-Hauke: Biographien zur Zeitgeschichte seit 1945. Fischer-Taschenbuch-Verlag, Frankfurt am Main 1985, ISBN 3-596-24553-2 (Jubiläumsband zur 25. Ausgabe des «Fischer-Weltalmanachs»)  (нем.)

Ссылки

• [www.ghana-pedia.org/org/index.php?option=com_directory&listing=Afrifa,%20Lt-General%20Akwasi%20A.&page=viewListing&lid=144&Itemid=36 Иллюстрированная биография А. А. Африфы в Ганапедии.  (англ.) (недоступная ссылка)]
• [www.ghana50.gov.gh/presidency/index.php?op=get Биография А. А. Африфы на официальном сайте правительства Ганы. (англ.)]
• [allafrica.com/stories/200906300836.html Maame Ama Konadu Akwasi Amankwaa Afrifa — Democracy’s Finest General // Allafrica.com 30 June 2009  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Африфа, Аквази Аманква

– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.