Ахвледиани, Гиви Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гиви Александрович Ахвледиани
1962 год. Чемпионат мира. Москва. Лужники. Гиви Ахвледиани со своими подопечными
Род деятельности:

волейболист, тренер по волейболу

Дата рождения:

17 июля 1918(1918-07-17)

Место рождения:

Тбилиси, Грузия

Дата смерти:

29 августа 2003(2003-08-29) (85 лет)

Место смерти:

Москва, Россия

Награды и премии:

Почётные спортивные звания





Гиви Алекса́ндрович Ахвледиа́ни (17 июля 1918, Тбилиси — 29 августа 2003, Москва) — советский волейболист и тренер. Заслуженный мастер спорта (1951). Заслуженный тренер СССР (1960).

Играл нападающего в волейбольных командах «Наука» и «Локомотив» Тбилиси (1938—1951), ВВС МВО (1952), ЦДСА, ЦСК МО (1953—1955), выступал в тбилисских баскетбольных командах ДКА и ДО (1944—1946). В 1951—1954 годах входил в состав сборной команды СССР по волейболу. Серебряный (1938) и бронзовый (1940) призёр чемпионатов СССР по волейболу, чемпион СССР по баскетболу (1946); чемпион СССР (1952—1955), Европы (1951) и мира (1952) по волейболу.

В 19581963 годах — старший тренер мужской сборной СССР, выигравшей два чемпионата мира (1960, 1962), становившейся бронзовым призёром чемпионата Европы (1963).

В 19671976 годах — старший тренер женской сборной СССР, дважды под его руководством побеждавшей на Олимпийских играх (1968, 1972), становившейся серебряным призёром Олимпийских игр (1976), чемпионом мира (1970), серебряным призёром чемпионата мира (1974), чемпионом Европы (1967, 1971, 1975), обладателем Кубка мира (1973).

Старший тренер женской команды ЦСК МО (1955—1957), мужских команд ЦСК МО и ЦСКА (1958—1966), женской команды «Динамо» (Москва) (1969—1980). С армейцами 6 раз побеждал в чемпионатах СССР (1958, 1960—1962, 1965, 1966), дважды — в Кубке европейских чемпионов (1960, 1962). Со столичным «Динамо» 6 раз становился чемпионом СССР (1970—1973, 1975, 1977), выигрывал серебряные (1974) и бронзовые (1969, 1978, 1979) медали чемпионатов СССР, в женском чемпионате страны побеждал также со сборной СССР (1976); 7 раз динамовки под руководством Ахвледиани становились обладателями Кубка европейских чемпионок (1968—1972, 1974, 1975).

Старший тренер мужской сборной Москвы — победителя (1963) и серебряного призёра (1967) Спартакиад народов СССР. В 1971 году — победитель Спартакиады с женской командой Москвы. Старший тренер женской студенческой сборной СССР — победительницы летней Универсиады (1973).

Награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почёта», орденом Дружбы народов. Участник Великой Отечественной войны, награждён медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».

В 2003 году был принят в волейбольный Зал славы в Холиоке как один из лучших тренеров XX века.

Страницы биографии

Игрок

Родители Гиви Ахвледиани — офицер царской армии и русская сестра милосердия — познакомились в Турции на перекрёстках Первой мировой войны. В трёхлетнем возрасте Гиви остался без матери (ей было всего 20), а в 1937 году за службу царскому режиму был расстрелян его отец. Как сын «врага народа» Гиви не был включён в 1949 году в состав сборной СССР для участия на первом в истории чемпионате мира, хотя её тренеры Григорий Берлянд и Николай Бендеров обратили внимание на этого игрока из Тбилиси, получившего звание мастера спорта ещё в 1938 году, за успешное выступление на всесоюзных студенческих соревнованиях за команды Тбилисского университета по баскетболу и волейболу. В 1951 году по ходатайству Николая Романова, ставшего впоследствии председателем Спорткомитета СССР, Ахвледиани всё же был вызван в главную команду страны, в составе которой завоевал золотые медали чемпионата Европы в Париже, а в следующем году стал победителем первенства планеты, проходившего на стадионе «Динамо» в Москве.

В 1952 году Гиви Ахвледиани был уже игроком созданной по инициативе Василия Сталина команды ВВС МВО, объединившей сильнейших игроков того времени. Став в 1953 году чемпионом, команда сменила цветные майки с продольными жёлто-голубыми полосами на красные со звёздочкой на груди — преемником ВВС стал ЦДСА, с которым Ахвледиани ещё трижды побеждал на чемпионатах страны.

В активе Гиви Ахвледиани есть победа и в баскетбольном первенстве СССР. В команде тбилисского Дома офицеров он оказался в 1944 году, и спустя два года, восстановившись после тяжёлого ранения в боях под Орджоникидзе, завоевал с ней звание чемпиона Советского Союза.

Тренер мужчин

С 1955 года Гиви Ахвледиани — на тренерской работе. Под его началом женская команда ЦСК МО вышла в сильнейшую лигу первенства СССР, и в дебютном сезоне в классе «А» (1957 год) заняла 5-е место. А после того, как уже мужская команда армейцев под руководством Гиви Ахвледиани в 1958 году вернула себе звание чемпионов страны, потерянное годом ранее в противостоянии с ленинградским «Спартаком», он был назначен старшим тренером мужской сборной Советского Союза. К этому времени советская команда утратила свои ведущие позиции в мире, последним её успехом оставался тот самый московский чемпионат мира-1952, когда Ахвледиани ещё сам выходил на площадку.

Первым испытанием для его подопечных стал очень представительный Турнир трёх континентов, считавшийся неофициальным чемпионатом мира. Волейболисты СССР вышли из него победителями. Тогда, в 1959 году, и родилась новая сборная страны, выигравшая под руководством Ахвледиани два чемпионата мира подряд — в 1960 и 1962 годах.

«Ахвледиани не мог не обратить на себя внимание: всегда собран, подтянут, элегантен. Тренерский дар Ахвледиани, как говорят, от бога, природный. Каждый его совет, каждое указание — фундаментальны. У него волейболисты на площадке не работали, а играли»,—
так отзывался о своём тренере связующий Георгий Мондзолевский[1].

В октябре 1963 года, после третьего места на чемпионате Европы в Румынии, Ахвледиани был освобождён от должности старшего тренера сборной. Гиви Александрович подготовил отличный плацдарм для своего преемника Юрия Клещёва, выигравшего со сборной СССР первый олимпийский волейбольный турнир в Токио-1964. Через два года после неудачного выступления советских волейболистов на чемпионате мира в Чехословакии, Ахвледиани вновь призвали в сборную. Но странный союз второго тренера Ахвледиани с главным, его учеником Клещёвым, существовал недолго — в 1967 году Гиви Александрович связал свою судьбу с женской сборной СССР.

Тренер женщин

На первых трёх чемпионатах мира женская сборная СССР не потерпела ни одного поражения, а в 1962 году, в Москве, впервые проиграла — сборной Японии, знаменитой команде «Ничибо». «Дальневосточный тайфун» Хиробуми Даймацу победно пронёсся и в Токио, оставив советских девушек с серебряными медалями первого олимпийского турнира. В апреле 1967 года во время турне сборных СССР по Японии Гиви Ахвледиани, тренировавший тогда ещё мужскую команду, посетил матч советских и японских волейболисток. Сборная СССР вновь потерпела неудачу в противостоянии со своими самыми принципиальными оппонентками (представленными уже не клубной командой, а «полноценной» сборной, возглавляемой Сигэо Ямадой), но Ахвледиани тогда заявил: «Я знаю, как с нашими девчатами выиграть золотые медали в Мехико»[2]. А затем на заседании коллегии Спорткомитета он изложил свою программу подготовки сборной, добавив, что если она не победит на ближайшей Олимпиаде, то пусть его исключат из КПСС и лишат права заниматься тренерской деятельностью.

Ахвледиани в итоге принял команду, сильно обновил её состав, из сильнейшей нападающей Людмилы Булдаковой сделал связующую и высокой цели добился. Более того, создал Команду, не проигравшую за семь лет ни одного турнира. В активе великой сборной — победы на чемпионате Европы-1967, Олимпиаде-1968, чемпионате мира-1970, чемпионате Европы-1971, Олимпиаде-1972, Кубке мира-1973! Особняком, конечно, стоят матчи с японками.

Уже первые встречи команды Ахвледиани с дальневосточными мастерицами показали, их можно обыгрывать. Летом 1968 года, когда сборная Страны восходящего солнца гостила в Риге и Москве, советская команда выиграла у неё три матча из четырёх. В финале Олимпиады в Мехико была проиграна только одна партия — третья, в которой Ахвледиани дал отдохнуть измотанным тяжёлой борьбой лидерам своей команды. А незадолго до старта Игр в Мюнхене он перевёл Розу Салихову из нападения в связку, но в предварительных матчах Олимпиады выпускал её только на замену, чем вконец запутал тренера японок Кодзиму и его подопечных, полагавших, что советская команда испытывает проблемы с составом, а основной пасующей у неё является Галина Леонтьева. В трудном финале, длившемся 2 часа 45 минут, победу праздновала сборная СССР. Стратегия «скрытого» состава сработала!

Людмила Булдакова, Роза Салихова, Татьяна Третьякова, Вера Дуюнова, Татьяна Сарычева, Галина Леонтьева, все эти годы верой и правдой служившие волейболу, став двукратными олимпийскими чемпионками, ушли из команды. Из олимпийской гвардии остались Инна Рыскаль и Нина Смолеева, которые вместе с молодыми игроками отправились на новую Олимпиаду. Второе место, занятое командой на Играх в Монреале-1976 нельзя назвать неудачей — это достижение. Но в 1977 году Гиви Александрович всё же принял решение уйти в отставку и передал сборную своему помощнику Виктору Тюрину.

После жизни

Совсем немного Гиви Александрович не дожил до того времени, когда его «Динамо», не знавшее себе равных в 1970-е годы, после нескольких лет небытия было воссоздано и сразу вернулось в когорту лучших команд страны. Не успел он побывать в 2003 году и на родине волейбола, в Холиоке, на церемонии вступления в Зал славы.

Имя Гиви Ахвледиани, побеждавшего на чемпионатах мира и в качестве игрока, и в качестве тренера — в одном ряду с Францем Беккенбауэром и Марио Загалло, Борисом Михайловым и Иваном Глинкой[3]; а также с выдающимися волейбольными специалистами Зе Роберто и Хулио Веласко, успешно работавшими и с мужской, и c женской сборными соответственно Бразилии и Италии. Ахвледиани — один из 14 выдающихся волейбольных личностей, являющихся одновременными обладателями званий заслуженного мастера спорта и заслуженного тренера СССР—России. В конце 2000 года Гиви Ахвледиани был назван FIVB наряду с наставником сборной Кубы Эухенио Хорхе лучшим женским тренером XX века[4].

В память о великом тренере в России с 2004 года проводился турнир женских команд. Победителем первого Мемориала Ахвледиани, прошедшего в столичном УСЗ «Дружба» и имевшего статус международного, стал бакинский «Азеррейл». В 2005 году в Череповце победу праздновал «Факел», в 2006 году в Новом Уренгое — ЦСКА. Со следующего года турниры памяти Ахвледиани проводились в Москве, в рамках полуфинального этапа Кубка России. Они принесли успех динамовкам столицы.

В 2009 году имя Гиви Ахвледиани было присвоено турниру на Кубок России среди женских команд.

Напишите отзыв о статье "Ахвледиани, Гиви Александрович"

Примечания

  1. Мондзолевский Г. Г. Щедрость игрока. — М.: Физкультура и спорт, 1984.
  2. Булдакова Л. С., Никитин Л. П. Шесть в защите — шесть в нападении.— М.: Советская Россия, 1979
  3. [www.sport-express.ru/art.shtml?59508 Аншлаги на «Динамо» 50-х — это не только футбол] // Спорт-Экспресс, 23 ноября 2002 года
  4. [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/76907 Платонов лучший тренер века. После Мацудайры] // Советский спорт, 13 декабря 2000 года

Ссылки

  • [www.volleyhall.org/akhvlediani.html Страница сайта Зала волейбольной славы, посвящённая Гиви Ахвледиани] (англ.)
  • [www.sport-express.ru/newspaper/2001-12-24/16_1/ Гиви Ахвледиани. Первое интервью] // Спорт-Экспресс, 24 декабря 2001 года
  • [www.m-sport.ru/article.asp?articleid=1165&numberid=50 Князь волейбола] // Московский спорт, 19 июля 2003 года
  • [sport-necropol.narod.ru/ahvlediani.html Спортивный некрополь]

Отрывок, характеризующий Ахвледиани, Гиви Александрович

Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Ахвледиани,_Гиви_Александрович&oldid=76251148»