Ахилл

Ахилл (Ἀχιλλεύς)
Ахилл. Греческий античный барельеф
Мифология:	Древнегреческая мифология
Упоминания:	Илиада
Отец:	Пелей
Мать:	Фетида

АхиллАхилл

Ахи́лл (др.-греч. Ἀχιλλεύς; греч. Αχιλλέας; лат. Achilles) — в героических сказаниях древних греков является храбрейшим из героев, предпринявших под предводительством Агамемнона поход против Трои.

Греческий поэт Алкей (VII — начало VI в. до н. э.) именует Ахиллеса «владыкой земли скифской».

Имя a-ki-re-u (Ахиллей) зафиксировано в древнем Кноссе, его носили рядовые люди.

Мифы об Ахилле

Детство Ахилла

От браков олимпийских богов со смертными рождались герои. Они были наделены огромной силой и сверхчеловеческими возможностями, но не обладали бессмертием. Герои должны были выполнять на земле волю богов, вносить в жизнь людей порядок и справедливость. С помощью своих божественных родителей они совершали всевозможные подвиги. Герои высоко почитались, легенды о них передавались из поколения в поколение.

Сказания единогласно называют Ахилла сыном смертного — Пелея, царя мирмидонян, мать же его, морская богиня Фетида, принадлежит к сонму бессмертных. Изначальные версии рождения Ахилла упоминают печь Гефеста, куда Фетида, желая обожествить Ахилла (и сделать его бессмертным), клала сына, держа его за пятку. Согласно другому древнему преданию, которое не упоминает Гомер, мать Ахилла, Фетида, желая испытать, смертен её сын или бессмертен, хотела окунуть новорожденного Ахилла в кипящую воду, подобно тому, как она делала с прежними своими детьми, но этому воспротивился Пелей. Позднейшие же сказания повествуют, что Фетида, желая сделать своего сына бессмертным, погрузила его в воды Стикса или, по другой версии, в огонь, так что одна лишь пята, за которую она его держала, осталась уязвимой; отсюда и поныне употребляемая поговорка — «Ахиллесова пята» — для обозначения чьей-либо слабой стороны.

В детстве Ахилл носил имя Пиррисий (переводят как «Ледяной»), но когда огонь обжег ему губы, его назвали Ахилл («безгубый»). Согласно другим авторам Ахилла в детстве звали Лигироном. Подобная смена детского имени на взрослое, связанная с травмой или подвигом, — реликт инициационного ритуала (ср. смену детского имени «Алкид» на «Геракл» после убийства героем киферонского льва и победы над царём Эргином).

Ахилл воспитывался Хироном на Пелионе. Он не был женихом Елены (каковым называет его только Еврипид). Хирон кормил Ахилла костным мозгом оленей и других животных, отсюда будто бы, от а-хилос, и произошло его имя «бескормный», то есть «невскормленный грудью». По одному истолкованию Ахилл нашёл траву, которой можно излечивать раны.

Воспитание Ахилла и начало войны против Трои

Воспитание Ахиллес получил у Феникса, лечебному искусству обучил его кентавр Хирон. По другому сказанию Ахилл не знал врачебного искусства, но тем не менее исцелил Телефа. Віка По требованию Нестора и Одиссея и согласно воле своего отца Ахилл присоединился к походу против Трои во главе 50 кораблей (либо 60), причем взял с собой своего воспитателя Феникса и друга детства Патрокла (некоторые авторы называют Патрокла возлюбленным Ахилла). Согласно Гомеру Ахиллес прибыл в войско Агамемнона из Фтии. Согласно поэме Лесха буря занесла Ахиллеса на Скирос.

Сказание послегомеровского цикла передаёт, что Фетида, желая спасти своего сына от участия в роковом для него походе, скрыла его у Ликомеда, царя острова Скироса, где Ахиллес в женских одеждах находился между царскими дочерьми. Хитрая уловка Одиссея, который под видом торговца разложил перед девушками женские украшения и, примешав к ним оружие, приказал неожиданно поднять боевой клич и шум, обнаружила пол Ахиллеса (который немедленно схватился за оружие), в результате разоблаченный Ахиллес был вынужден примкнуть к походу греков.

Согласно некоторым авторам в начале похода Ахиллесу было 15 лет, а война длилась 20 лет. Первый щит Ахилла изготовил Гефест, эту сцену изображают на вазах.

В течение долголетней осады Илиона Ахиллес неоднократно предпринимал набеги на различные соседние города. По существующей версии он пять лет бродил по скифской земле в поисках Ифигении.

В начале войны Ахиллес пытался взять город Монению (Педас), причем в него влюбилась местная девушка. «Нет ничего странного в том, что он, будучи влюбчивым и невоздержанным, мог ревностно заниматься музыкой».

Ахилл в «Илиаде»

Главный герой гомеровской «Илиады».

На десятом году осады Илиона, Ахиллес взял в плен прекрасную Брисеиду. Она послужила яблоком раздора между Ахиллесом и Агамемноном, который свою пленницу Астиному вынужден был вернуть её отцу Хрису, и потому заявил притязание на обладание Брисеидой. Разгневанный Ахиллес отказался от дальнейшего участия в битвах (ср. с аналогичным отказом сражаться оскорблённого Карны, величайшего героя индийского сказания «Махабхарата»). Фетида, желая отомстить Агамемнону за обиду, нанесённую её сыну, умолила Зевса даровать победу троянцам. Ни бедствия греков, ни мольбы и обещания посольства, которое, по совету Нестора, снарядил к Ахиллесу Агамемнон, не могли смягчить гнева героя. Только когда троянцы, предводимые Гектором, вторглись в сам лагерь греков, Ахиллес разрешил Патроклу повести на помощь грекам мирмидонян и для большего устрашения врагов приказал ему облечься в свои доспехи. Но Патрокл пал от руки Гектора, и лишь его обнажённый труп был отбит греками у троянцев, доспехи же Ахиллеса достались в добычу Гектору. Тогда Ахиллес, безоружный и в сопровождении Афины, появился на поле битвы, и один грозный вид героя обратил врагов в бегство.

На следующее утро Фетида принесла ему новые доспехи, скованные искусной рукой самого Гефеста (в особенности щит описывается в Илиаде, как дивное произведение искусства, — описание, имеющее важное значение для первоначальной истории греческого искусства). Горя мщением, он ринулся в бой и прогнал троянцев до городских стен; один лишь Гектор осмелился противостоять ему, однако всё же обратился в бегство от Ахилесса. Преследуя его, Ахиллес три раза заставил Гектора обежать вокруг стен Трои, наконец, настиг и убил его, привязал обнажённый труп к своей боевой колеснице и повлёк за собой в лагерь греков. Пышно отпраздновав тризну по своему Патроклу, Ахиллес вернул за богатый выкуп труп Гектора его отцу, царю Приаму, который явился в его палатку молить об этом.

В «Илиаде» от руки Ахиллеса погибло 23 троянца, названных по имени, например, Астеропей. Эней скрестил оружие с Ахиллесом, но затем бежал от него. Ахиллес сражался с Агенором, которого спас Аполлон.

Смерть Ахилла

Легенды эпического цикла повествуют, что при дальнейшей осаде Трои Ахилл убил в бою царицу амазонок Пенфесилею и эфиопского князя Мемнона, которые пришли на помощь троянцам. Мемнона Ахиллес убил, мстя за своего друга Антилоха, сына Нестора. В поэме Квинта Ахиллес убил 6 амазонок, 2 троянцев и эфиопа Мемнона. Согласно Гигину, он убил Троила, Астинома и Пилемена. Всего же от руки Ахиллеса пало 72 воина.

Сразив множество врагов, Ахиллес в последней схватке дошел до Скейских ворот Илиона, но здесь стрела, пущенная из лука Париса рукой самого Аполлона, поразила его в пяту, и герой погиб. Согласно некоторым авторам Ахиллес прямо убит самим Аполлоном или стрелой Аполлона, принявшего облик Париса, или же Парисом, спрятавшимся за статуей Аполлона Фимбрейского. Самый ранний автор, упоминающий уязвимость лодыжки Ахилла, — Стаций, однако имеется более раннее изображение на амфоре VI в. до н. э., где видим Ахиллеса, раненного в ногу.

Позднейшие сказания переносят смерть Ахилла в храм Аполлона в Фимбре, близ Трои, куда он явился, чтобы обвенчаться с Поликсеной, младшей дочерью Приама. Эти сказания сообщают, что Ахилл был убит Парисом и Деифобом, когда сватался к Поликсене и пришёл на переговоры.

Согласно Птолемею Гефестиону Ахиллес был убит Геленом или Пенфесилеей, после чего Фетида воскресила его, он убил Пенфесилею и вернулся к Аиду.

Последующие предания

По существующей версии тело Ахиллеса было выкуплено за равный вес золота с золотоносной реки Пактол.

Греки воздвигли Ахиллесу мавзолей на берегу Геллеспонта, и здесь же, чтобы умиротворить тень героя, принесли ему в жертву Поликсену. За доспехи Ахиллеса, по рассказу Гомера, спорили Аякс Теламонид и Одиссей Лаэртид. Агамемнон присудил их последнему. В «Одиссее» Ахилл пребывает в подземном царстве, где его встречает Одиссей. Похоронен Ахиллес в золотой амфоре (Гомер), которую Дионис подарил Фетиде (Ликофрон, Стесихор).

Но уже «Эфиопида», один из эпосов эпического цикла, повествует, что Фетида увела своего сына с горящего костра и перенесла его на остров Левка (наз. Змеиный остров при устье Истра Дуная), где он продолжает жить в обществе других обоготворенных героев и героинь. Остров этот служил центром культа Ахилла, равно как курган, который высится на Сигейском холме перед Троей и до сих пор слывёт гробницей Ахилла. Святилище и памятник Ахилла, а также памятники Патрокла и Антилоха были у мыса Сигей. Храмы его имелись ещё в Элиде, Спарте и других местах.

Филострат (род. в 170 г.) в сочинении «О героях» (215) приводит диалог между финикийским купцом и виноградарем, повествующий о событиях на Змеином острове. С завершением Троянской войны Ахилл и Елена вступили в брак после смерти (брак самого храброго с самой красивой) и проживают на Белом острове (о-в Левка) в устье Дуная на Понте Эвксинском. Однажды приплывшему на остров купцу явился Ахилл и попросил купить для него в Трое девушку-рабыню, указав, как её найти. Купец исполнил поручение и доставил девушку на остров, но не успел ещё его корабль далеко отплыть от берега, как он и его спутники услышали дикие крики несчастной девушки: Ахилл разорвал её на части — она, оказывается, была последней из потомков царского рода Приама. Крики несчастной долетают до ушей купца и его спутников. Роль хозяина Белого острова, исполняемая Ахиллом, становится объяснимой в свете статьи Х. Хоммеля, показавшего, что даже в VII в. до н. э. этот персонаж, давно превратившийся в эпического героя, по-прежнему выступал в своей исконной функции одного из загробных демонов.

Именуется «царящим над скифами». Песнь о нём поет Демодок. В Трое появлялся призрак Ахилла, охотящегося на зверей.

Копье Ахилла хранилось в Фаселиде в храме Афины. Кенотаф Ахилла был в Элиде, в гимнасии. Согласно Тимею, Периандр воздвиг укрепление Ахиллея против афинян из камней Илиона, что опровергает Деметрий из Скепсиса. Статуи обнаженных эфебов с копьями назывались ахиллами.

Происхождение образа

Существует гипотеза, что изначально в греческой мифологии Ахилл являлся одним из демонов загробного мира (к каковым относились и другие герои — например, Геракл). Предположение о божественной природе Ахилла высказал Х. Хоммель в своей статье. Он показывает на материале греческих раннеклассических текстов, что даже в VII в. до н. э. этот персонаж, давно превратившийся в эпического героя, по-прежнему выступал в своей исконной функции одного из загробных демонов. Публикация Хоммеля вызвала активную дискуссию, пока незавершенную.

Образ в искусстве

Литература

Действующее лицо трагедий Эсхила «Мирмидоняне» (фр.131-139 Радт), «Нереиды» (фр.150-153 Радт), «Фригийцы, или Выкуп тела Гектора» (фр.263-267 Радт); сатировских драм Софокла «Поклонники Ахилла» (фр.149-157 Радт) и «Сотрапезники» (фр.562-568 Радт), трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». Трагедии «Ахилл» писали Аристарх Тегейский, Иофонт, Астидамант Младший, Диоген, Каркин Младший, Клеофонт, Еварет, у Херемона была трагедия «Ахилл — убийца Терсита», из латинских авторов Ливий Андроник («Ахилл»), Энний («Ахилл по Аристарху»), Акций («Ахилл, или Мирмидоняне»).

Изобразительное искусство

Пластическое искусство древности неоднократно воспроизводило образ Ахиллеса. Изображение его дошло до нас на многих вазах, барельефах с отдельными сценами или целым рядом их, также на группе фронтона из Эгины (хранится в Мюнхене, см. Эгинское искусство), но нет ни одной статуи или бюста, который можно было бы отнести к нему с уверенностью.

Один из самых замечательных бюстов Ахиллеса хранится в Петербурге, в Эрмитаже. Печальная и вместе негодующая голова увенчана шлемом, который оканчивается нависшим вперёд гребнем, укреплённым на спине сфинкса; сзади этот гребень вьётся длинным хвостом. По обе стороны гребня изваяно в плоском рельефе по грифу, их разделяет пальметка. Передняя надлобная бляха шлема, оканчивающаяся с обеих сторон завитками, посредине украшена также пальметкой; по обе стороны от неё пара остромордых тонкохвостых псов с длинными прижатыми ушами, в ошейниках (по-видимому пара охотничьих псов, обнюхивающих землю). Выражение лица напоминает бюст, хранящийся в Мюнхене. Надо полагать, что здесь схвачен тот момент, когда уже надели на героя доспехи, скованные Гефестом, и вот лицо его уже загорелось гневом, жаждой мщенья, но печаль по милом друге ещё дрожит на губах, как отблеск внутренней сердечной тоски. Относится этот бюст, по-видимому, ко II веку н. э. к эпохе Адриана, но замысел его слишком глубок для этой эпохи, бедной творческой мыслью, и потому остаётся только предположить, что голова эта, как и мюнхенская, является подражанием, оригинал которого мог быть создан не позже Праксителя, то есть не позже IV—III в. до н. э.

В кинематографе

• В сериале «Доктор Кто» Ахилл появился в эпизоде «Создатели мифов» (The Myth Makers, 1965), где его сыграл Каван Кендалл.
• В мини-сериале "Одиссея" (1997) роль Ахилла исполнил Джейсон Льюис.
• В 2003 году вышел двухсерийный телевизионный фильм «Елена Троянская», где Ахилла играет Джо Монтана.
• Брэд Питт исполнил роль Ахилла в фильме «Троя» 2004 года.

В астрономии

В честь Ахилла назван астероид (588) Ахиллес, открытый в 1906 году.

См. также

• Ахиллесова пята
• Древнегреческая мифология
• Троянская война
• Феникс
• Фетида
• Патрокл
• Антилох

Литература

• Хоммель Х. Ахилл-бог // ВДИ, 1981, № 1.
• [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1428587472 А. П., «Ахилл Эрмитажа»] («Жур. Мин. Нар. Просв.», 1868 г., ч. 139, № 86Б с. 395—406).
• Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996. С. 294 сл.
• Овербек, «Galerie heroischer Bilderwerke» (т. 1, Брауншв., 1852).
• «Bulletino della commissione archaeologica di Roma» (т. V, 1877).

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ахиллес
• Ахиллес // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [liberea.gerodot.ru/a_hist/achilles01.htm Шауб И. Ю. Ахилл на Боспоре]- Либерея «Нового Геродота»

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Ахилл

– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.