Исламская этика

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ахлак»)
Перейти к: навигация, поиск

                              

Исла́мская э́тика (араб. أخلاق إسلامية‎‎) — этические нормы и правила, основанные на Коране, сунне Мухаммеда и прецедентах в исламском праве, формирование которых началось вместе с появлением ислама на Аравийском полуострове в VII веке и окончательно сложились в XI веке[1].





Формулировка и этимология

Самой сжатой формулировкой этого понятия является коранический аят:

Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд.

Аль-Араф [koran.islamnews.ru/?syra=7&ayts=198&aytp=198&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 7:198] (Кулиев)

Слово «добро» (урф) употреблённое в этом аяте несёт означает «то, что люди признают правильным и не отрицают» (Ибн Манзур), впротивовес «плохому» (мункар — букв. «отрицаемое», то с чем люди не согласны). Абу Абдуллах аль-Куртуби в своём комментарии к Корану приводит хадис, в котором сообщается, что Мухаммед спросил о смысле слова «урф» в этом аяте, на что Джибриль приносит ему ответ от Аллаха: «Всевышний Бог приказывает тебе прощать тем, кто к тебе несправедлив, давать тем, кто отказывает тебе, и воссоединяться с теми, кто тебя отторгает»[2].

Аль-Куртуби в своём комментарии к Сахиху Муслима «аль-Муфхим фи шарх Муслим» пишет:

Нравственные качества — это черты человека, благодаря которым он взаимодействует с другими. Они бывают одобряемыми и порицаемыми. В целом одобряемое — это когда с другим ты — как с собой: отдаешь тому половину, но не берешь себе. А по отдельности это — быть прощающим, кротким, широким, терпеливым, сносить обиды и вред, быть милосердным, сострадательным, удовлетворять нужды другого, быть дружелюбным и гибким. А порицаемое — противоположное этому.

Основные мотивы

Максимальным проявлением религиозности и добропорядочности является единобожие-таухид — отличительная черта всего ислама, от которой «отошли» другие авраамические религии, и одно из двух абсолютных доктринальных требований ислама (наряду с свидетельствованием о признании Мухаммеда последним пророком)[3].


Рассматривая отдельные составляющие этики и морали, мусульманские авторы определяют в качестве важнейшего похвального качества стыд, который вдобавок к своему физиологическому значению, несёт ещё и духовный смысл: боязнь сделать поступок, который не подобает верующему[4].

Также особую важность имеют кротость (хильм) и скромность (тавадду’). И Коран, и сунна призывают отказаться от заносчивочти и обещают божественную награду. Призыв к скромности и кротости отразился на традиции мусульман: в привычке на повышать голос, в покрое традиционной одежды, в отказе от золотой и серебряной посуды, в отказе от вызывающих и броских красок[4].

Упование (таваккуль) в исламе не является синонимом безволия и перепоручения своих дел Богу, но подразумевает под собой «договорные» отношения: например, человек своё половое поведение и язык «поручает Аллаху» тем, что действует согласно исламским канонам, а взамен на это ему дозволяется вход в Рай[5]. Считается, что Бог уделяет пропитанием истинно уповающих так же, как питает своих птиц[6].

Также высоко почитаются такие тесно связанные качества, как правдивость (сидк), надёжность (амана) и искренность (ихлас). Они прежде всего означают согласие внутреннего и внешнего: внутренних убеждений и целей и внешних слов и дел[3].

Напишите отзыв о статье "Исламская этика"

Примечания

  1. Encyclopaedia of Islam, 2013.
  2. Аль-Куртуби. Положения Корана = Ахкам аль-Куран. — Т. 7. — С. 345.
  3. 1 2 А.В. Смирнов, 2005, с. 13.
  4. 1 2 А.В. Смирнов, 2005, с. 12.
  5. см. Сахих аль-Бухари 6309, Джами ат-Тирмизи 2332
  6. см. Муснад Ахмада ибн Ханбаля, 348

Литература

  • Смирнов А.В. [iph.ras.ru/~orient/win/publictn/texts_2/meths.pdf Мусульманская этика как система]. — М.: ИФ РАН, 2005.
  • [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/akhlak-COM_0035 Akhlāḳ] (англ.) // Encyclopaedia of Islam, Second Edition. — Brill Online, 2013.

Ссылки

  • [islamicencyclopedia.org/public/index/topicDetail/id/100 Akhlaq] (англ.). — Islamic Encyclopedia.

См. также

Отрывок, характеризующий Исламская этика

В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.