Ахлюстин, Пётр Николаевич

	Пётр Николаевич Ахлюстин
Дата рождения	12 июня 1896
Место рождения	Касли, ныне Челябинская область
Дата смерти	28 июля 1941 (45 лет)
Место смерти	район города Пропойск, ныне Славгородский район, Могилёвская область
Принадлежность	Российская империя → СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1915 — 1917 годы ; 1918 — 1941 годы
Звание	<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение
Командовал	2-й запасной кавалерийский полк ; 104-й кавалерийский полк ; 23-я кавалерийская дивизия ; 24-я кавалерийская дивизия ; 39-й стрелковый корпус ; 13-й механизированный корпус
Сражения/войны	Первая мировая война ; Гражданская война в России ; Великая Отечественная война

Пётр Николаевич Ахлюстин (12 июня 1896 года, Касли, ныне Челябинская область — 28 июля 1941 года, район города Пропойск, ныне Славгородский район, Могилёвская область) — советский военный деятель, Генерал-майор (1940 год).

Начальная биография

Пётр Николаевич Ахлюстин родился 12 июня 1896 года в городе Касли ныне Челябинской области.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В августе 1915 года был призван в ряды Русской императорской армии, после чего был направлен рядовым во Павлоградский 2-й лейб-гусарский полк, в составе которого принимал участие в боевых действиях на на Западном фронте. Был демобилизован в декабре 1917 года в чине младшего унтер-офицера, после чего работал кочегаром на Каслинском металлурическом заводе.

24 июня 1918 года Ахлюстин добровольно вступил в ряды РККА и направлен в конную сотню 267-го горно-стрелкового полка, где служил на должностях командира взвода и помощника командира сотни. В июне 1920 года был назначен на должность начальника пулемётной команды 3-го батальона особого назначения Южного фронта, в мае 1921 года — на должность помощника командира стрелковой роты, а затем — на должность командира сотни в составе 267-го стрелкового полка. Принимал участие в боевых действиях на Восточном и Южном фронтах.

Межвоенное время

В декабре 1922 года был назначен на должность командира учебного взвода дивизионной школы, а с августа 1923 года служил на должностях командира взвода, помощник командира и временно исполняющего должность командира эскадрона в составе 30-й стрелковой дивизии. С ноября 1924 года служил в отдельном кавалерийском эскадроне в составе 51-й стрелковой дивизии на должностях помощника командира и командира эскадрона.

В 1926 году закончил Симферопольские курсы комсостава РККА, а в октябре 1927 года был направлен на учёбу на кавалерийские курсы усовершенствования командного состава в Новочеркасске, которые закончил в августе 1928 года.

В ноябре 1929 года Ахлюстин был назначен на должность начальника хозяйственной части Украинской кавалерийской школы имени С. М. Буденного, в январе 1931 года — на должность помощника командира, затем — на должность командира 2-го запасного кавалерийского полка (Украинский военный округ), в апреле 1935 года — на должность командира 104-го кавалерийского полка (26-я кавалерийская дивизия), в сентябре 1937 года — на должность командира 23-й кавалерийской дивизии (7-й кавалерийский корпус, Киевский военный округ), а в июне 1938 года — на должность командира 24-й кавалерийской дивизии (13-й кавалерийский корпус, Белорусский военный округ).

Приказом НКО СССР от 15 февраля 1941 года Пётр Николаевич Ахлюстин был назначен на должность командира 39-го стрелкового корпуса в составе 1-й Краснознаменной армии Дальневосточного фронта, однако уже 27 февраля данный приказ был отменён, и Ахлюстин был назначен на должность командира 13-го механизированного корпуса в составе 10-й армии Западного особого военного округа.

Великая Отечественная война

С началом войны корпус вступил в сражение на белостокском направлении против превосходящих сил противника, в результате чего в начале июля был окружён в районе Минска. К концу июля остатки 13-го механизированного корпуса (фактически, без материальной части) под руководством генерал-майора Петра Николаевича Ахлюстина вышли к реке Сож на соединение с частями Красной Армии. 28 июля, организуя выход из окружения корпуса, испытывающего недостаток в боеприпасах и ГСМ, Пётр Николаевич Ахлюстин погиб во время переправы через реку Сож в районе города Пропойск.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Ахлюстин, Пётр Николаевич"

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 211—212. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Ахлюстин, Пётр Николаевич

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.