Ахлёстышев, Дмитрий Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Дмитриевич Ахлёстышев
Дата рождения

26 июля (6 августа) 1796(1796-08-06)

Дата смерти

8 (20) февраля 1875(1875-02-20) (78 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота

Звание

генерал от инфантерии

Командовал

Ревельский пехотный полк,
Софийский пехотный полк,
2-я бригада 2-й пехотной дивизии,
2-я бригада 15-й пехотной дивизии

Сражения/войны

Отечественная война 1812 года,
Русско-турецкая война 1828—1829,
Польская война 1830—1831 гг., Кавказская война

Награды и премии

Дмитрий Дмитриевич Ахлёстышев (17961875) — русский генерал, участник Кавказских походов



Биография

Отец — секунд-майор Дмитрий Михайлович Ахлёстышев (1766—?); дед — генерал-майор Михаил Афанасьевич Ахлёстышев (? — до 1769)[1]

В службу вступил в 1812 году юнкером в 39-й егерский полк, в том же году, за отличия в сражениях Отечественной войны, произведён в прапорщики и в 1814 г. переведён в Лейб-гвардии Финляндский полк. Произведённый в 1824 г. в чин полковника, Ахлёстышев в следующем году получил в командование Ревельский пехотный полк, но вскоре, по домашним обстоятельствам, уволен в отставку. По возвращении в 1827 г. вновь на службу, он был назначен командиром Софийского пехотного полка и направлен в Дунайскую армию, действующую против турок, в 1831 г. — командиром 2-й бригады 2-й пехотной дивизии и принял участие в Польском походе, в этой должности, в 1833 г., произведён в генерал-майоры. Затем, последовательно, состоял в должностях: в 1834 г. управляющего Имеретией, Мингрелией, Гурией и Абхазией, в 1837 г. — командира 2-й бригады 15-й пехотной дивизии, в 1838 г. — исправляющим должность Грузинского губернатора, а с 1840 г. — Одесского военного губернатора и градоначальника (должность которого исполнял до 1848 года)[2], в каковой должности, в 1845 г. произведён в генерал-лейтенанты. 1 декабря 1838 г. награждён орденом св. Георгия 4-й степени за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах (№ 5689 по списку Григоровича — Степанова).

В декабре 1848 года Ахлёстышев определён сенатором и в этом звании оставался до конца жизни, выполняя, вместе с тем, должности почётного опекуна присутствия в Московском опекунском совете и члена Главного совета женских учебных заведений.

Высшим знаком отличия Ахлестышев имел, полученный им в 1871 году, орден Св. Владимира 1-й степени, в чине же полного генерала он состоял с 1863 года.

Жена (с 1843): дочь гвардии капитана, Пелагея Павловна Рахманова (1812—1896). У них: сын Павел (15.10.1845—1897) и дочь Анна (19.2.1847—?)[3].

Напишите отзыв о статье "Ахлёстышев, Дмитрий Дмитриевич"

Примечания

  1. Он был в числе солдат-преображенцев, участников дворцового переворота 1741 года. Все участники штурма Зимнего дворца получили звания лейб-компанцев и поместья сосланных сторонников старого режима. Простолюдины, а их было 254 из 308, удостоились потомственного дворянства и особых лейб-компанских гербов. Ахлестышев стал лейб-компании сержантом в чине подполковника, а в 1745 году получил диплом на потомственное дворянство.
  2. Смольянинов Константин Михайлович. История Одессы. Исторический очерк = 1853. — Одесса: Optimum, 2007. — С. 97. — 181 с. — ISBN 966-344-150-X.
  3. [dlib.rsl.ru/viewer/01004181794#?page=45 Родословная книга дворянства Московской губернии] / под ред. Л. М. Савелова. - М.: Изд. Московского дворянства, [1914]. — [Дворянство жалованное и выслуженное : А — И]. — С. 76. — 686 с.

Источники

Отрывок, характеризующий Ахлёстышев, Дмитрий Дмитриевич

– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!