Ахмадуллин, Фатхи Ахмадеевич
| Фатхи Ахмадеевич Ахмадуллин | |
| Фәтхей Әхмәҙей улы Әхмәҙуллин | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
д.Ибрагимово, Уфимский уезд, Уфимская губерния (ныне Чишминского района Башкортостана) |
| Гражданство: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
Фатхи Ахмадеевич Ахмадуллин (др. форма отчества — Ахметович; башк. Фәтхей Әхмәт улы Әхмәҙуллин, 1895—1938) — участник Гражданской войны в России и Башкирского национального движения.
Содержание
Биография
Ахмадуллин Фатхи Ахмадеевич (Ахметович) родился в деревне Ибрагимово Уфимского уезда Уфимской губернии (ныне Чишминского района Башкортостана).
Учился в медресе «Касимия» города Казань.
С 1913 года работает экспедитором-конторщиком в Уфе в редакции газеты.
В 1915 году отправлен на фронт. Был в составе 37-го Сибирского запасного пехотного полка (г.Омск).
В 1917 году вошёл в партию большевиков. В марте 1917 года переведён в 144-й запасный пехотный полк, который находился в Уфе. Ахмадуллин был избран членом Мусульманского бюро депутатов рабочих и солдат при Уфимском губернском Совете. С июня 1917 года работал редактором еженедельной газеты «Салдат телəге» («Желание солдата»), которая издавалась в Уфе[1].В августе 1917 года совместно с Б. Я. Нуримановым также работал над выпусками газеты «Алга» («Вперёд») — печатного органа Уфимского комитета РСДРП(б).
Поддерживал идею о национально-территориальной автономии Башкурдистана. Был избран членом Всероссийского учредительного собрания по спискам башкир-федералистов.
Участвовал в Всебашкирских курултаях (съездах). По решениям II Всебашкирского курултая было принято решение об организации секретариатов Башкирского Правительства в Челябинске и Уфе, руководство последним было доверено Ф. Ахмадуллину. В декабре 1917 года вошёл в состав исполкома башкирской молодёжной организации «Тулкын».
В январе 1918 года в качестве делегата от Башкурдистана участвовал в съезде тюрко-татар в Уфе. В феврале 1918 года Фатхи Ахмадуллин назначен комиссаром Временного революционного совета Башкортостана по Уфимской губернии, а вскоре — комиссаром по башкирским делам в татаро-башкирском комиссариате при Уфимском губернском Совете. При обсуждения проекта образования Татаро-Башкирской Советской Республики (ТБСР), Ахмадуллин был одним из сторонников создания отдельной Башкирской автономии. В июне 1918 года вместе с Шарифом Манатовым и Тагиром Имаковым был арестован по приказу сторонников ТБСР. 4 июля 1918 года Уфа была захвачена чехословацким корпусом, и Ахмадуллин был освобождён из тюрьмы.
«На учредительный съезд советов Татаро-Башкирской республики не должен быть допущен ни один человек, не способный выразить твердую волю татаро-башкирского пролетариата, и провокаторы, подобные Шарифу Манатову и Фатхи Ахмедуллину, не должны быть близко подпущены к работе съезда. Ибо в противном случае будет нанесен большой урон делу упрочения Татаро-Башкирской народной республики……»
С 1919 года работает помощником представителя Башревкома при Реввоенсовете Восточного фронта М. Д. Халикова. Активно участвовал в организации башкирских частей РККА. Осенью 1919 года отправлен вместе с башкирскими частями РККА на оборону Петрограда в должности представителя военного комиссариата Автономной Башкирской Советской Республики. Участвовал в выпуске газеты «Салауат». Назначен председателем Революционного совета Уполномоченных башкирских частей на фронтах при Башкирской группе войск. 27 мая 1920 года в Петрограде в торжественной обстановке Ахмадуллиным от имени Башревкома были вручены знамёна трём башкирским полкам.
Работал в Башвоенкомате, а с декабря 1920 года являлся членом коллегии Башсовнархоза.
В 1921 году Фатхи Ахмадуллин назначен народным комиссаром Башнаркомпроса. Далее работал начальником транспортного отдела, заместителем наркома по соцобеспечнению АБСР. Долгое время занимал должность заместителя председателя республиканского Госплана.
4 августа 1937 года Ахмадуллин Фатхи Ахмадеевич был арестован по обвинению «за участие в национально-буржуазном движении». Расстрелян 10 июля 1938 года. В августе 1957 года был реабилитирован[2].
Напишите отзыв о статье "Ахмадуллин, Фатхи Ахмадеевич"
Литература
- Национально-государственное устройство Башкортостана (1917—1925). Т. 1—2. Уфа, 2002.
- В. Гизетдинов. Судьба «Фатхи — солдата»// Возвращенные имена. Уфа, 1991. С. 3–22.
Примечания
Ссылки
- Ярмуллин А. Ш. Автономиялы Башҡортостан байрағы аҫтында. Өфө, 2009. (башк.)
- [vatandash.ru/pics/pdf/1335.pdf Ярмуллин А. Ш. Башҡорт ғәскәрҙәренең Петроградта нәшер ителгән «Бәхет көнө» журнал-альбомы. Ватандаш. 2007, № 1. C. 47—72] (башк.)
Отрывок, характеризующий Ахмадуллин, Фатхи Ахмадеевич
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
