Ахмад аль-Буни
| Шейх Ахмад аль-Буни | |
| Шарафуддин Ахмад ибн Али ибн Юсуф аль-Буни аль-Малики | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
Шейх Ахмад аль-Буни (أحمد البوني), его полное имя Шарафуддин (Шихабуддин) Ахмад ибн Али ибн Юсуф аль-Буни аль-Малики. Родился в 1142 году в Боне (ныне г.Аннаба, Алжир). Умер в Каире (Египет) 1244 г. (по другим данным в 1225 г.). Был известным суфием, мистиком, писал на духовные и эзотерические темы, в т.ч. о значении и сущности букв, о математических основах магии, о сихре, джафре и т.д Аль-Буни большую часть жизни прожил в Мисре (Египт) и учился у многих выдающихся суфийских шейхов (мастеров) своего времени.
Ещё в детстве он выучил весь Коран и стал хафизом в г.Тунис (ныне столица Туниса). Являлся последователем маликитского мазхаба и ашаритской акыды. Затем переезжает жить в Андалусию (ныне Испания), и после некоторого времени начинает путешествие по миру с целью изучения суфийских знаний. Некоторое время учился в Александрии и Каире (Египет) – было это во времена правления последнего фатимидского халифа Адида Лидиниллаха. Вскоре совершает хадж, и оттуда направляется в Иерусалим, а затем в Дамаск, где встречается с известным арабским географом, историком шейхом Ибн Асакиром, где между ними происходит долгая беседа.
Шейх Ибн Асакир сказал: «Известно, что халиф фатимидов скоро умрет, так и не оставив преемника, а значит династия фитимидов прервется» Шейх Буни: «Да, это так, династия Фатимидов идет к гибели, затем взойдут Аббасиды через 90 лет» Шейх Ибн Асакир: «Но откуда вы знаете, что будет в таком далеком будущем?» Шейх Буни: «Люди, которые не думают об Аллахе, не могут творить добро, они подобны животным – коровам, овцам и волкам. Аллах столько лет поддерживал их правление, чтобы они ещё более погрязли в невежестве и распутстве, проявляя лицемерии и показуху». Шейх Ибн Асакир: «Вы уверены»? Шейх Буни: «Они злоупотребляли властью и ущемляли права бедных людей» Шейх Ибн Асакир: «И как же дальше?» Шейх Буни: «Такая участь будет со всеми правителями, вплоть до времени, когда с небес спустится Иса сын Марьям в Дамаске».
Случилось как и предсказал шейх Буни, - последний фатимидский халиф Адид Лидиниллах умер в 1171 году, а Аббасиды пришли к власти в Египте в 1261 году, т.е. спустя 90 лет.
В Александрии шейх Ахмад встретился с шейхом-мухаддисом Абу Тахиром ас-Саляфи из г.Исфахана (ныне Иран). Сказал шейх ас-Саляфи: "Люди из нашего города (он имел ввиду Александрию) говорят, что у Вас есть караматы!». На что шейх Буни процитировал 65 аят суры Нахль: «Аллах ниспослал с неба воду и оживил ею мертвую землю. Воистину, в этом - знамение для людей внимающих». Сказал шейх ас-Саляфи: «Истину сказал Всевышний Аллах, и Вы сказали правду. И не зря люди уважительно обращаются к Вам «Сайидина Буни». Шейх Ахмад: «Люди неправильно говорят. Просто я был свидетелем многих чудес в мире видимом и в мире невидимого». Ас-Саляфи: «И что же происходит в мире невидимого сейчас?». Шейх Буни: «Аллах показал мне Предвечность и Время, и я понял только то, что ничего не понял».
И вот он уже в Багдаде, где встречается с ученым шейхом Абу Хафизом ибн аль-Фараджем. После опять отправляется в хадж, останавливаясь на полгода в Иерусалиме. После Мекки едет в Каир, а затем в г.Тунис, где его назначают имамом в городской (квартальной) мечети, где он одновременно занимается преподаванием шариатских наук, а также суфизмом. В итоге возвращается в Каир и там же умирает.
Как-то близкие люди в Каире спросили его: «Зачем же ты так далеко и долго путешествуешь?», на что он ответил: «Лучшее путешествие начинается у Дома Аллаха, и у Дома Его же заканчивается».
Он был современником другого шейха-мистика Ибн Араби (ابن عربي), и написал одну из самых известных и значимых книг в мире эзотерической литературы - Шамс аль-Маариф (كتاب شمس المعارف). «Солнце познания» по-прежнему рассматривается в качестве одного из главных оккультных текстов среди подобных трудов. Официальное мусульманское духовенство поспешило сразу же после её выхода запретить, как несущую ересь и сеющую смуту.
Шейх Ахмад сделал большой вклад в область теургии, теософии, астрологии, нумерологии и других магических наук. Его работы оказали влияние на учение о хуруфизме и леттризме (тайное учение о толковании Корана посредством букв, а также их кодификация и классификация). Воззрения и методы аль-Буни были также заимствованы впоследствии шиитскими мистиками (гирфан).
Он составил таблицу ассоциаций между буквами арабского алфавита, таблицу стоянок Луны, таблицу созвездий зодиака и времен года и др.
«Тайные знания» в суфизме называются «Ильм аль-Гайб», «Ильм лядуни», «Ильм аль-Кяшф», «Ильм аль-Хикма», «Ильм аль-Асмауллах» и «Ильм ар-руханийя». Большинство из методов используемых в них – «муджаррабат» (проверенные, испытанные методы).
Шейх Ахмад аль-Буни показал как строить магические квадраты, составлять накши и талисманы, даджвалы, абджады, работа с хуруфами, именами Аллаха и ангелов. Также в его произведении приведено много методов по исцелению (лечению). Подобные методики получили название «Йоруба», и имеют хождение среди мусульманских целителей Африки (напр. в Нигерии).
Шейх написал много работ, однако далеко не всех из них дошли до наших дней. Причина этому – позиция официального мусульманского духовенства, которое объявляла такие книги еретическими и сжигало.
Одним из учителей шейха Ахмада был шейх Абу Абдуллах Шамсуддин аль-Асфахани, который в свою очередь учился у шейха Джалаладдина Абдуллаха аль-Бистами, а тот у шейха аль-Сараджани, а тот у шейха Касыма, а тот у шейха Абдуллы аль-Бабани, а тот у шейха Асыладдина аш-Ширази, а тот у шейха Абу Наджиба ас-Сухраварди, а тот у знаменитого имама аль-Газали, а тот у шейха Ахмада Асвада, а тот у шейха Хаммада аль-Динури, а тот у его светлости шейха Джунайда аль-Багдади, а тот у шейха Сари ас-Сакати, а тот у досточтимого шейха Магруфа Кархи, а тот у шейха Дауда Таи, а тот у шейха Хабиба Аджами, а тот у его светлости шейха Хасана Басри, и далее до самого Посланника Аллаха Мустафы (да благословит его Аллах и да приветствует).
Магические квадраты и талисманы шейх Ахмад научился составлять у шейха Сираджуддина аль-Ханафи, а тот у шейха Шихабуддина аль-Мукаддаси, а тот у шейха Шамсуддина аль-Фариси, а тот у шейха Шихабуддина Хамадани, а тот у шейха Кутбуддина Дия, а тот у самого шейха Ибн Араби, а тот у шейха Абу Аббаса ахмада ибн аль-Туризи, а тот у шейха Абу Абдаллаха аль-Курайши, а тот у шейха Абу Мадина аль-Андалуси.
Также шейх аль-Буни пишет, что приобретал дополнительные знания по «ильм аль-хикма» у шейха Мухаммад Изуддина ибн Джамга, а тот у шейха Мухаммада Сирани, а тот у шейха Шихабуддина Хамадани, а тот у шейха Кутбуддина Дия, а тот у самого шейха Ибн Араби. Дополнительные знания по «Ильм аль-гайб» шейх Ахмад получил от шейха Абу Аббаса Ахмада ибн Маймуна аль-Касталани, а тот у шейха Абу Абдуллаха аль-Курайши, а тот у шейха Мадина Абу Шуайба ибн Хасана аль-Ансари аль-Андалуси, а тот у шейха Абу Аюба ибн Аби Саида Санхаджи Армузи, а тот у шейха Мухаммада ибн Аби Нура, а тот у шейха Абу Фадхля Адбуллы ибн Башра, а тот у шейха Башра Абу Хасана аль-Джуджари, а тот у шейха Сарри ас-Сакати, а тот у шейха Дауда Таи, а тот у шейха Хабиба Аджами, а тот у шейха Абу Бакра Мухаммада ибн Сирина, а тот у имама Малика, и далее до самого Пророка Мухаммада (мир ему).
Шейх аль-Буни также регулярно упоминает в своих работах Платона, Аристотеля, Гермеса Трисмегиста, Александра Великого, а также Халдейских магов. В одной из своих работ, он рассказал историю своего открытия тайника древних рукописей, спрятанных под египетскими пирамидами, которые включали работу Герметических мыслителей (мастеров).
Шейх Ахмад написал за свою жизнь 40 книг, из них до наших дней дошли лишь немногие. Вот некоторые из них: - «Шамс аль-Маариф аль-кубра» («Солнце познания») - полная версия; - «Шамс аль-Маариф ас-сугра» («Солнце познания») - сокращенная версия; шейх аль-Макризи сказал о ней: «Очень хорошая книга»; - «Асмауллах аль-Азым фи ар-Рухани» («Величественные имена Аллаха в знаниях о духовности»); - «Кабс аль-Иктида» - «Китаб аль-Вагза» («Книга проповедей, вагазов») – на неё существует комментарий (шарх) шейха Ибн Машрика; - «Лямгатун нураният» («Сияние света») - «Китабуль анмат» («Книга о видах и стилях Знания») - «Хадиятуль гарифин» («Подарок познавшим») - «Кяшф аз-занун» («Выявление, раскрытие сомнений») - «Джальджальватийятуль кябир» («Раскаты большого колокола») - «Усуль аз-завабатуль мухкамат» («Основы управления и решения») - «Аль-Бирхатийя» («Божественные имена Бирхатийя»)
Шейх Набхани в своей книге «Джамиг карамат аль-авлия» («Собрание чудес святых») упомянул, что шейх Абу Аббас Мурси учился суфизму у шейха Буни.
Шейх Ахмад проводил многие часы в поклонении Аллаху (особенно ночью), много постился. Редко контактировал с простым людом, предпочитая более общение с алимами, суфийскими шейхами. Часто уединялся в чиллехана. Встречался с Хазрати Хизри, Ильясом ан-Наби и Исой бин Марьям. Обладал караматами, среди которых, например, факты одновременного нахождения в Мекке и Медине, летание по воздуху и хождение по воде. В еде был прост и неприхотлив, предпочитая мясным блюдам орехи, овощи и фрукты.
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)Напишите отзыв о статье "Ахмад аль-Буни"
Отрывок, характеризующий Ахмад аль-Буни
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
