Ахмаров, Чингиз Габдурахманович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чингиз Ахмаров
Место рождения:

Троицк,
Оренбургская губерния,
Российская империя

Жанр:

монументальная живопись

Учёба:

МГАХИ имени В. И. Сурикова

Награды:
Звания:

народный художник Узбекской ССР (1964)

Премии:

Чинги́з Габдурахма́нович Ахма́ров (1912—1995) — советский узбекский художник-монументалист. Народный художник Узбекской ССР (1964). Лауреат Сталинской премии первой степени (1948).





Биография

Ч. Г. Ахмаров родился 5 (18 августа) 1912 года в Троицке (ныне Челябинская область) в интеллигентной татарской семье[1]. В 1927—1931 годах учился в Пермском художественном техникуме. В 1942 году окончил МГХИ имени В. И. Сурикова (учился у И. Э. Грабаря и Н. М. Чернышёва). Там же училсяв аспирантуре (1943—1949). Кандидат искусствоведения. Профессор. Преподавал в ТРХУ имени П. П. Бенькова, ТТХИ имени А. Н. Островского.

Ч. Г. Ахмаров умер 13 мая 1995 года. Похоронен в Ташкенте на Чигатайском кладбище.

Творчество

Панно

Фойе

Создавал также станковые портреты, иллюстрировал книги узбекских авторов («Кашмирская легенда» Ш. Р. Рашидова и др.).

Награды и премии

  • народный художник Узбекской ССР (1964)
  • Сталинская премия первой степени (1948) — за росписи в фойе БУзбГАТОБ имени А. Навои в Ташкенте
  • Государственная премия Узбекской ССР имени Хамзы (1968)
  • орден «Знак Почёта» (1950)
  • ещё один орден и медали

Напишите отзыв о статье "Ахмаров, Чингиз Габдурахманович"

Примечания

  1. [mycitytroick.u-gu.ru/index.php/historycity/-q--q.html?start=15 Возвращаясь к прошлому. Е. Скобелкин, И. Шамсутдинов. Челябинск: Челябинское полиграфическое объединение «Книга», 1992]


Отрывок, характеризующий Ахмаров, Чингиз Габдурахманович

Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.