Ахмеднабиев, Ахмеднаби Омардибирович

Ахмеднаби Омардибирович Ахмеднабиев (29 декабря 1958 — 9 июля 2013) — российский журналист. На момент гибели работал заместителем главного редактора независимого новостного еженедельника «Новое дело» и штатным корреспондентом ИЦ «Кавказский узел». 9 июля 2013 года Ахмеднабиев был застрелен рядом со своим домом в поселке Семендер в пригороде Махачкалы, Дагестан, Россия после того, как в 2009 году в Махачкале появились листовки с «расстрельным списком», куда попало его имя за критику сотрудников местных силовых структур, за освещение таких острых тем как злоупотребление властью, нарушения прав человека и преследование мусульман.

Биография

Помимо журналистики, Ахмеднаби Ахмеднабиев занимался медициной. Он окончил лечебный факультет и в дальнейшем специализировался как кардиолог. Работал врачом в своем родном селе Карата, затем переехал в Махачкалу.

В течение своей журналистской карьеры Ахмеднабиев не раз получал угрозы в свой адрес. В мае 2012 года он получил СМС с угрозами после освещения протестной акции в Махачкале, связанной с убийством пяти человек в Кизляре за два месяца до этого. Ахмеднабиев предал огласке текст сообщения и обратился с заявлением к руководителю Федеральной службы безопасности с просьбой разобраться в ситуации и найти тех, кто отправил сообщение.

Карьера

Ахмеднабиев занимал должность заместителя главного редактора еженедельника «Новое дело», одной из передовых местных российских газет. Это общественно-политическое издание, где в частности публикуются статьи с критикой в адрес властей и освещаются вопросы коррупции. Основанная в 1991 году газета «Новое дело» стала весьма уважаемым изданием в Дагестане благодаря своим политическим позициям и критике действий власти.
Ахмеднабиев в основном писал о нарушениях прав человека и уделял особое внимание случаям пыток и покушений, в которых предположительно была замешана полиция. Также он писал о политической ситуации в Дагестане.

По сведениям коллег Ахмеднабиева, самые последние его работы были сфокусированы на главе его родного Ахвахского района, которого Ахмеднабиев подверг жесткой критике [www.kavkaz-uzel.ru/articles/223730/].

Смерть

Ахмеднаби Ахмеднабиев погиб в возрасте 54 года от многочисленных пулевых ранений недалеко от своего дома в Семендере. 9 июля 2013 года в 7.30 утра после того, как Ахмеднабиев сел в свою машину, по ней были произведены выстрелы из проезжающего мимо автомобиля. Автомобиль скрылся, а Ахмеднабиев скоропостижно скончался на месте.

Ахмеднабиев не получил ранений при предыдущем покушении на его жизнь 11 января 2013 года, когда нападающие стреляли в него из машины около его дома.

Вместо того, чтобы расследовать дело о покушении, местная прокуратура завела дело о повреждении имущества. После смерти Ахмеднабиева дело было пересмотрено и добавлено к продолжающемуся расследованию его убийства, так как оба события связаны с его журналистской деятельностью.

Контекст

В 2009 году имя Ахмеднабиева попало в «расстрельный список», распространяемый в анонимных листовках в Махачкале. В этом списке фигурировали имена ещё 8 журналистов, один из которых тоже был застрелен в Дагестане в 2011 году. Авторы списка требовали мести за смерти российских полицейских. Власти не раскрыли имена авторов списка, но ходили слухи, что он составлен родственниками дагестанских полицейских, убитых членами экстремистских религиозных группировок.

По мнению одного из коллег Ахмеднабиева, имя Ахмеднабиева было добавлено в этот список из-за того, что в своих статьях он критиковал представителей правоохранительных органов и часто выступал в защиту мусульманского населения Дагестана, за что авторы списка приписали его к религиозной группировке

Ахмеднабиев стал семнадцатым журналистом, убитым в Дагестане с 1993 года.

Влияние

Смерть Ахмеднабиева — пример того, какой опасности подвергаются в России журналисты, пишущие о нарушениях прав человека. В результате журналистам приходится быть более осторожными и самим подвергать определенной цензуре свои работы. Многочисленные убийства российских журналистов остаются нераскрытыми, что негативно сказывается на медиасообществе. Издания, такие как «Новое дело», испытывают давление со стороны правоохранительных органов, им угрожают судебными разбирательствами и попытками их закрыть. Дагестан стал известен, как одно из самых опасных мест в России для журналистской работы, при этом Россия стоит на 9 месте среди самых опасных стран для журналистов, где с 1990 года получено 340 сообщений об убийствах журналистов, и только 20 % из них были расследованы.

Реакция на убийство

В день убийства Ахмеднабиева более 170 российских журналистов участвовали в траурном шествии. Тело Ахмеднабиева пронесли по улицам Махачкалы. Участники шествия несли плакаты с надписью «Кто следующий?» в качестве призыва предоставить защиту журналистам, подвергающимся угрозам, и адекватно классифицировать преступления против них.

Дуня Миятович, представитель ОБСЕ по свободе СМИ, не оставила без внимания убийство Ахмеднаби Ахмеднабиева 9 июля 2013 года. Она заявила, что его смерть — это напоминание России, что необходимо делать больше, чтобы обеспечивать и гарантировать безопасность журналистам.

Посол Ян Келли, будучи представителем США при ОБСЕ, 11 июля 2013 года на еженедельной встрече в Вене обратился к Постоянному совету, одному из основных органов ОБСЕ. В своем заявлении посол Келли отметил, что США решительно осуждают убийство Ахмеднаби Ахмеднабиева. Он также говорил о том, что нападения на журналистов в России по-прежнему вызывают серьезное беспокойство.

И Миятович, и Келли с восторгом восприняли заявление Следственного комитета Российской Федерации, о том, что расследование убийства Ахмеднабиева имеет первостепенное значение.

Известный российский журналист [[Максим Шевченкоъъ два раза напрямую обращался к В. В. Путину по поводу расследования убийства, но никакой реакции не последовало, следствие не сдвинулось с места.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ахмеднабиев, Ахмеднаби Омардибирович

В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.