Ахмед Вефик-паша

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ахмед Вефик-паша
Ahmed Vefik-paşa<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Ахмед Вефик (снимок 1860 года)</td></tr>

Главный министр Османской империи
4 февраля — 18 апреля 1878
Предшественник: Ахмед Хамди-паша
Преемник: Мехмед Садык-паша
Великий визирь Османской империи
1 декабря — 3 декабря 1882
Предшественник: Кючюк Мехмед Саид-паша
Преемник: Кючюк Мехмед Саид-паша
 
Рождение: 1823(1823)
Стамбул, Османская империя
Смерть: 2 апреля 1891(1891-04-02)
Стамбул, Османская империя

Ахмед Вефик-паша (тур. Ahmed Vefik-paşa, 3 июля 1823 — 2 апреля 1891) — государственный деятель Османской империи, дипломат, переводчик (знал 16 языков), великий визирь.

Обычно пишут, что он родился 3 июля 1823 года в Стамбуле, но разброс в версиях относительно даты его рождения составляет диапазон с 1813 по 1823 годы. Его отцом был работник министерства иностранных дел Рухиттин-эфенди. И дед, и отец Ахмеда Вефика были переводчиками, частым гостем в их семье был историк Хайрулла-эфенди (отец знаменитого турецкого поэта Абдулхака Хамида Тархана) — всё это стимулировало Ахмеда Вефика к изучению языков. В 1831 году он начал ходить в школу в Стамбуле, но в 1834 году его отец получил назначение в Париж, и Ахмед Вефик стал учиться там. Он освоил французский как родной язык, а кроме того выучил итальянский, греческий и латинский языки.

В 1837 году Ахмед Вефик начал свою карьеру на государственной службе. Сначала он работал в Палате переводчиков, а в 1840 году получил назначение в посольство в Лондоне. Там он выучил английский язык. Два года спустя ему пришлось выполнять временные поручения в Сербии, Молдавии и Валахии, тогда же он получил назначение в Палату переводчиков в Стамбуле. В 1849 году, когда после подавления восстания в Венгрии на территорию Османской империи хлынул поток беженцев, Ахмед Вефик стал заместителем имперского уполномоченного по решению связанных с этим вопросов. В 1851 году он был отправлен в составе посольства в Персию, где ему была дарована честь поднять османский флаг над посольством. В Персии он изучил персидский язык, и тогда же высказал идею о необходимости очищения османского языка от персидских и арабских заимствований.

В 1860 году Ахмед Вефик был назначен османским послом в Париже. По возвращении в Стамбул в 1862 году он занял свежесозданную должность министра по делам вакуфов. В этот период он написал «Шеджере-и Тюркие» («Генеалогия тюрок») и «Лехче-и Османы» («Диалекты османского языка»).

С 1872 по 1873 годы Ахмед Вефик был министром образования, затем некоторое время пробыл губернатором Эдирне. !8 марта 1877 года состоялось первое заседание первого турецкого парламента, и Ахмед Вефик был избран председателем Палаты депутатов. В 1878 году он снова стал министром образования, но почти сразу султан Абдул-Хамид II назначил его великим визирем (тогда эта должность на европейский манер называлась «премьер-министром»).

Как раз в это время завершилась русско-турецкая война. Ахмед Вефик-паша пытался облегчить тяжёлые для Османской империи условия Сан-Стефанского мира, но не сильно в этом преуспел, и 16 апреля был смещён с должности.

С 1879 по 1882 годы Ахмед Вефик был губернатором Бурсы. Он приложил большие усилия к улучшению города, привлекая для этого французских архитекторов. При нём в Бурсе был построен театр — это был первый театр в османской Анатолии. В этом театре стали ставиться пьесы Мольера.

30 ноября 1882 года Кючюк Мехмед Саид-паша был смещён с поста великого визиря, и Ахмед Вефик-паша стал великим визирем вновь, но всего лишь на три дня — 1 декабря султан опять сделал великим визирем Мехмед Саида. После этого Ахмед Вефик уже не занимал никаких должностей, а жил дома и занимался научной и литературной работой вплоть до своей смерти в 1891 году.

Напишите отзыв о статье "Ахмед Вефик-паша"



Ссылки


Отрывок, характеризующий Ахмед Вефик-паша

– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.