Ахмед аль-Джабер ас-Сабах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ахмед аль-Джабер ас-Сабах
(араб. أحمد الجابر الصباح‎)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
шейх Кувейта
29 марта 1921 — 29 января 1950
Предшественник: Салем аль-Мубарак ас-Сабах
Преемник: Абдалла ас-Салем аль-Мубарак ас-Сабах
 
Вероисповедание: ислам суннитского толка
Рождение: 1885(1885)
Эль-Кувейт Кувейт
Смерть: 29 января 1950(1950-01-29)
Эль-Кувейт Кувейт
Отец: Джабер аль-Мубарак ас-Сабах
Мать: Шекха бинт Абдуллах ас-Сабах
Супруга: 1) Базба бинт Салем ас-Сабах

2) Хусса бинт Ибрагим аль-Ганим

3) Нура ат-Тахус (разведены)

4) Мунира аль-Айяр

5) Делаль аль-Муталакким

6) Мариам бинт Мурайт аль-Хавайла

7) Фатима

8) Рукая бинт Фарадж

9) Вадха ад-Дувайя

10) Хусса бинт Фурайн аз-Заки аль-Фарис

11) Ямама

12) Хасина

13) Субха бинт Сурур ибн Насер

14) Баия бинт Сурур ибн Насер

15) Хадиджа Шукрия Султана (разведены)

Дети: сыновья: Абдалла, Мухаммед, Джабер III, Сабах IV, Халед, Наваф, Мишал, Фейсал, Фахад, Мансур

дочери: Мунира, Хусса, Асена, Асма, Нурия, Муният, Бадрия, Ануд, Нашмия, Муза, Сахира, Шахира, Джази, Мишааль, Самиха, Фариха, Найма, Амталь, Незила

Ахмед I (Ахмед аль-Джабер ас-Сабах) (араб. أحمد الجابر الصباح‎) (1885 — 29 января 1950) — 10-й шейх Кувейта из династии Ас-Сабах (29 марта 1921 — 29 января 1950).





Биография

Старший сын 8-го кувейтского шейха Джабера II (1915—1917).

В феврале 1921 года после смерти своего дяди Салема аль-Мубарака ас-Сабаха Ахмед был избран новым шейхом Кувейта. Его избрание произошло во время кувейтско-неджийского пограничного конфликта[1].

В ноябре 1922 года в Укайра была создана конференция, которая определила границы Кувейта, Саудовской Аравии и Ирака. На конференции Саудовскую Аравию представлял лично король Абдель Азиз ибн Сауд, в Кувейт — британский майор Мур. Саудовская Аравия получила значительную часть кувейтских земель, полученных шейхами по договору 1913 года, кроме того, между Кувейтом и Саудовской Аравией была создана нейтральная зона. Чтобы сгладить недовольство кувейтцев, на следующий год при демаркации кувейтско-иракской границы Кувейту была отдана часть иракской земли[1].

Помимо политических проблем Ахмеду пришлось столкнуться и с экономическими трудностями. Великая депрессия 1930-х годов усугубилась повсеместным распространением искусственно выращенного жемчуга, а потому две основные статьи доходов Кувейта — транзитная торговля и ловля жемчуга — пришли в упадок. Некоторым кувейтским купцам удалось разбогатеть на контрабанде золота, но в целом экономическая ситуация в шейхстве оставляла желать лучшего[1].

Политические и экономические трудности повлекли за собой снижение уровня жизни кувейтцев и, как следствие, первые вспышки народного недовольства, причем не только среди малоимущих слоев населения, но и среди состоятельных граждан, обеспокоенных чрезмерным вмешательством Великобритании в жизнь государства. В середине 1930-х годов зародилось движение «младокувейтцев» — представителей интеллигенции, получивших образование за рубежом. Они требовали демократизации общественно-политической жизни, проведения социальных реформ и освобождения от колониальной зависимости. Одна часть из них выступала за присоединение к Ираку, который к этому времени обрел формальную независимость от Великобритании, а другая часть — Национальный блок — выступала за демократические реформы и независимость Кувейта. Опасаясь расширения движения за присоединение к Ираку, Ахмед был вынужден пойти на удовлетворение некоторых требований Национального блока. В середине 1938 года был избран Законодательный совет — Меджлис, состоявший из 14 человек. Совет разработал новую Конституцию, призванную покончить с единоличной властью шейха и разорвать узы с Англией. Испугавшись предложенных Меджлисом новшеств, в декабре 1938 года Ахмед распустил его. Часть членов совета и представителей движения «младокувейтцев» была арестована, а часть — даже казнена. Это привело к многочисленным демонстрациям протеста. Чтобы ослабить напряженность в обществе, в конце 1939 года Ахмед обнародовал собственную редакцию Конституции, провозглашавшей Кувейт «арабским государством под британским протекторатом» и предусматривавшей создание Консультативного совета с урезанными полномочиями. Во главе Совета встал сам шейх. Ключевые посты заняли четыре других члена семьи Ас-Сабах, а еще девять человек представляли прочие влиятельные купеческие семьи[1].

Кардинальный переворот в жизни страны произошел с началом промышленной добычи нефти. В принципе, о наличии нефти побережье Персидского залива было известно очень давно. Еще в 1911 году «Англо-Першн Ойл Компани» (АПОК, предшественник «Бритиш Петролеум») обратилась к британскому резиденту с просьбой о возможности получения концессии в Кувейте, однако ввиду сложной политической обстановки в регионе получила отказ. В 1920-х годах разгорелась борьбе между английской АПОК и американской «Истерн Галф Ойл Компани» за право на разработку нефти в Кувейте. Результатом этой борьбы стало создание в 1933 году совместной англо-американской «Кувейт Ойл Компани» (КОК), которая 23 декабря 1934 года получила монопольное право в течение 75 лет осуществлять разработку и добычу нефти в Кувейте. В 1938 году было обнаружено крупнейшее месторождение в Бахре, но его разработка началась только после Второй мировой войны. Едва отгремели её последние залпы, как очень быстро были сооружены буровые вышки, трубопроводы и другие необходимые объекты, и в июне 1946 года началась промышленная добыча нефти. За год её объемы выросли почти в три раза: с 5900 тысяч баррелей до более 16 миллионов баррелей[1].

Кувейт на глазах стал превращаться в одну из богатейших стран мира. У членов правящей семьи ас-Сабах оказалось достаточно мудрости, чтобы настаивать на все большем участии представителей Кувейта в управлении нефтедобывающими компаниями, готовя почву для национализации отрасли, случившейся в 1976 году[1].

Из иных достижений шейха Ахмеда следует отметить заботу о здоровье граждан: в 1932 году была введена обязательная всеобщая вакцинация от оспы; в 1949 году на «нефтяные» деньги была построена крупная больница с современным оборудованием и выписанными из-за границы врачами[1]. Для повышения образованности населения было открыто около двух десятков светских школ, преимущественно, частных, а к 1945 году уже существовала полноценная цепочка учреждений дошкольного, начального и среднего образования, причем в школах учились не только мальчики, но и девочки. В 1930 году была построена первая публичная библиотека Аль-Ахилия[1].

29 января 1950 года шейх Ахмед скончался во дворце Дасман в Эль-Кувейте[1].

Имел 15 жен, от брака с которыми у него было 10 сыновей и 19 дочерей.

Напишите отзыв о статье "Ахмед аль-Джабер ас-Сабах"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.allmonarchs.net/kuwait/ahmad.html Ахмед, шейх Кувейта]

Литература

  • Примаков Е. М., Лебедев Е. А., Наумкин В. В. «Новейшая история арабских стран Азии. 1917—1985».
  • Рыжов К. В. «Все монархи мира. Мусульманский восток в XV—XX вв.», Москва, «Вече», 2004 ISBN 5-9533-0384-X.

Ссылки

  • [www.royalark.net/Kuwait/kuwait15.htm Генеалогический сайт Royal Ark]

Отрывок, характеризующий Ахмед аль-Джабер ас-Сабах

Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.