Ахмед I

Ахмед I آحمد اول‎ - Âhmed-i evvel<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Османский султан
1603—1617
Предшественник:	Мехмед III
Преемник:	Мустафа I
Вероисповедание:	Ислам
Рождение:	18 апреля 1590(1590-04-18) Маниса, Османская империя
Смерть:	22 ноября 1617(1617-11-22) (27 лет) Стамбул, Османская империя
Отец:	Мехмед III
Мать:	Хандан-султан
Супруга:	1.Махфируз Хадидже-султан 2.Кёсем-султан 3.Фатьма-хатун
Дети:	Осман II Мурад IV Ибрагим I и другие
Тугра:

Ахме́д I (осм. آحمد اول‎ — Âhmed-i evvel, тур. Birinci Ahmet) (18 апреля 1590; Маниса, Османская империя — 22 ноября 1617; Константинополь, Османская империя) — султан Османской империи (1603—1617). Ахмед I унаследовал трон после своего отца Мехмеда III 22 декабря 1603 года.

Биография

При восшествии на трон Ахмед проявил решительность и самостоятельность. Во время церемонии восшествия на престол он лично опоясал себя мечом своего предка Османа Гази и не стал ждать пока визири усадят его на трон,а сел на него сам без малейших колебаний. В начале правления Ахмеда I Османская империя вела войну одновременно с Австрией (Тринадцатилетняя война в Венгрии) и Ираном (Турецко-персидская война (1603—1618)) . Кроме того, продолжалось восстание Джелали в Анатолии, начавшееся ещё при Мехмеде III, повстанцы, возглавляемые неким Мехметом Календером - оглу, контролировали значительную территорию. После продолжавшихся несколько лет боев, восстание было жестоко подавлено во многом из - за того, что на усмирение смуты был отправлен ставший в 1606 году великим визирем жесткий и твердый государственный деятель Куюджу Мурад - паша.

Воспользовавшись отвлечением османских войск на подавление восстания, персидский шах Аббас I изгнал турецкие гарнизоны из Азербайджана, Грузии и других территорий, уступленных по Стамбульскому договору 1590 года. Впоследствии Аббас I нанес ряд поражений турецким войскам, пытавшимся вернуть утраченные территории. Более того, среди государственных чиновников нашлись те, что были готовы заключить мир с Ираном. Их возглавлял ставший в 1611 году великим визирем Гюмюльджинели Насух-паша. По договору 1612 Османская империя признала завоевания Аббаса. Прежде, чем был ратифицирован мирный договор, у турецкого султана попросили защиты два грузинских князя. Это спровоцировало шаха Аббаса на удар, который турки истолковали как нарушение перемирия. Кроме того, шах взял под стражу османского посланника при своём дворе. В 1614 году был казнён Насух-паша, который был сторонником мира с Персией, и новым великим визирем стал Окюз Мехмед-паша. В 1616 году великий визирь во главе большой армии подошёл к стенам Еревана, однако осада закончилась неудачей, и Мехмед-паша был смещён с должности.

В ходе войны с Австрией, Ахмед I лично командовал армией в кампании 1605 г., которая завершилась взятием крепости Эстергом 3 октября 1605 г. Однако восстание джелали и национально - освободительное движение в Леванте вынудили Высокую Порту согласиться на переговоры с Габсбургами. 11 ноября 1606 г. с Австрией был подписан Житваторокский мир, согласно которому османы отказывались от требования ежегодной дани с Австрии и признали императорский титул Габсбургов.

Одним из великих визирей Османской империи в начале правления Ахмеда I был Дервиш Мехмед - паша. Он был родом из Боснии и выполнял функции воспитателя молодого Ахмеда, а заодно и служил в качестве бостанджи. Когда Ахмед I в 1603 году занял османский престол, он назначил Дервиша - пашу хранителем султанских покоев, а позднее капудан - пашой. В тот период мать Ахмеда валиде - султан Хандан Султан пыталась влиять на своего сына и возбудить в его сердце недоверие к Дервишу - паше. Однако в 1605 году Хандан Султан умирает и влияние Дервиша - паши на молодого султана усиливается. Но вскоре разгорелся конфликт между великим визирем Османского государства Соколлузаде Лала Мехмед - пашой и Дервишем - пашой, в ходе которого последний убедил султана отправить против джелали армию во главе с кузеном Соколлу Мехмеда - паши. Сам Соколлузаде Лала Мехмед - паша умирает из - за болезни и 21 июня 1606 года Дервиш Мехмед - паша становится великим визирем. Затем он отправляет в отставку шейх - уль - ислама Сунуллаха Эфенди, который пытался раскрыть султану истинную сущность нового великого визиря, и остается в Стамбуле. Однако решения Дервиша Паши по тем или иным государственным вопросам вызвали массу недовольств и жалоб со стороны населения, и в конечном итоге, ненависть самого Ахмеда I. Попытка взимания налогов с стамбульского народа из - за балконов домов, еще более усложнила его положение. Конец Дервиша уготовила куча долгов, которую он попытался свалить на еврейского купца - подрядчика, который строил дворец по заказу великого визиря. В итоге дело завершилось тем, что султан Ахмед узнал об том, что Дервиш - паша якобы пытается убить его. 11 декабря 1606 года на заседании совета дивана Дервиш Мехмед - паша был казнен по приказу султана.

Ахмед это первый султан, интересовавшийся государственными делами после 1566 года. В 1612 году в грамоте польскому королю Сигизмунду Ваза Ахмед I именовал себя следующим титулом: "Султан Ахмед-Хан, Всепресветлейший, сын Великого Бога, Царь всех турок, греков, вавилонян, македонян, сарматов, Повелитель Большого и Малого Египта, Александрии, Индии, а также всех народов на земле Государь и Монарх, Господин и Светлейший сын Магомета, Защитник и Охранитель святого Грота Небесного Бога, Царь всех Царей и Государь всех Государей, Государь и Наследник всех наследников".

Большое влияние на него оказывала его любимая жена Кёсем Султан. В 1604 году в гареме Ахмеда I появилась новая наложница по имени Анастасия, гречанка, дочь православного священника с острова Тинос в Эгейском море. Турецкие захватчики продали ее на стамбульском невольничьем рынке. Она стала первой в группе новых наложниц, приобретенных в тот период для гарема, поэтому Ахмед I назвал ее Кёсем - «вожак стаи». Также известно и другое ее имя — Махпейкер («луноликая»). Кёсем стала фавориткой султана, а наложницу Махфируз, по некоторым данным, отправили в Старый дворец. Осман (сын Махфируз) остался в Топкапы, и заботу о нем возложила на себя Кёсем. Его любимым развлечением было кататься в карете по Стамбулу вместе с Кёсем и бросать людям монеты. Венецианские послы отмечали особую привязанность Ахмеда I к своей любимой наложнице.

С детства Ахмед I изготовлял роговые кольца, которые надевались на большой палец, чтобы было удобнее натягивать тетиву на луке. Причем с самого начала своего правления он опасался своего младшего брата Мустафы, который был заточен в кафесе. Как писал дипломат Контарини в 1612 году, султан дважды отдавал приказ удушить брата, однако в обоих случаях менял свое решение. В первый раз это произошло из-за сильных резей в желудке султана, а во второй — его сильно напугала гроза, в эпицентре которой оказался дворец Топкапы. Контарини считал, что на самом деле своим спасением психически больной шехзаде Мустафа обязан Кёсем, которая надеялась, что когда-нибудь также пощадят ее сыновей.

При Ахмеде I в Константинополе была построена мечеть Ахмедийе (известная также как «Голубая мечеть») — один из шедевров мусульманской архитектуры. Сам султан получил увечья, когда лично тушил пожары в Стамбуле в 1606 году. Он также заботился о благосостоянии простого народа и из - за этого остался в памяти как один из положительных правителей Османского государства.

Ахмед I умер от сыпного тифа в 1617 году. Он был похоронен в мавзолее, который находится рядом с Голубой мечетью.

Семья

Жены и наложницы

• Махфируз Хадидже-султан
• Кёсем-султан
• Фатьма-хатун

Дети

Сыновья

• Осман II (3 ноября 1604 — 20 мая 1622; мать — Махфируз Хадидже-султан)
• шехзаде Мехмед (8 марта 1605 — 12 апреля 1621; мать — Кёсем-султан)
• шехзаде Орхан (1609 — 1612; мать — Кёсем-султан)
• шехзаде Джихангир (р. и ум. 1609; мать — Фатьма-хатун)
• шехзаде Сулейман (1610/1611 — 27 июля 1635; мать — вероятно, Кёсем-султан)
• шехзаде Селим (27 июня — 27 июля 1611; мать — Кёсем-султан)
• Мурад IV (26/27 июля 1612 — 8 февраля 1640; мать — Кёсем-султан)
• шехзаде Хасан (1612 — 1615; мать — Фатьма-хатун)
• шехзаде Баязид (1612 — 27 июля 1635; мать — Махфируз Хадидже-султан)
• шехзаде Хюсейн (1613 — 1617; мать — Махфируз Хадидже-султан)
• шехзаде Касым (1614 — 1 декабря 1638; мать — Кёсем-султан)
• Ибрагим I (5 ноября 1615 — 12 августа 1648; мать — Кёсем-султан)

Дочери

• Айше-султан (ок. 1605 — 1657; мать — Кёсем-султан)
• Фатьма-султан (ок. 1606 — 1670; мать — Кёсем-султан)
• Гевхерхан-султан (ок. 1608 — 1660; мать — Кёсем-султан)
• Хатидже-султан (1608 — 1610/1612; мать — Махфируз Хадидже-султан)
• Ханзаде-султан (1609 — 23 сентября 1650; мать — Кёсем-султан или Махфируз Хадидже-султан)
• Эсма-султан (р. и ум. 1612; мать неизвестна)
• Захиде-султан (1613 — 1620; мать неизвестна)
• Атике-султан (1614 — ок. 1674; мать — Кёсем-султан)
• Абиде-султан (ок. 1618 — ок. 1648; мать — Фатьма-хатун)

Также вероятно у Ахмеда была дочь Зейнеп; кто был её матерью неизвестно.

В культуре

• В турецком фильме «Махпейкер» (2010 г.) роль султана Ахмеда исполнил Гёкхан Мумджу.
• В турецком историческом сериале «Великолепный Век: Кёсем Султан» роль султана Ахмеда исполнил Экин Коч.

Литература

• Kahraman, Mehmed Süreyya; Akbayar, Nuri. Sicill-i Osmanî. — İstanbul: Tarih Vakfı, 1996. — P. 41. — ISBN 9753330383.
• Öztuna, Yılmaz. [books.google.ru/books?id=R1w-AQAAIAAJ Devletler ve hânedanlar]. — Kültür Bakanlığı, 2005. — Т. 2. — ISBN 9751704693, 9789751704696.
• Peirce, Leslie P. [books.google.ru/books?id=L6-VRgVzRcUC The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire]. — Oxford: Oxford University Press, 1993. — 374 p. — ISBN 0195086775, 9780195086775.

Ссылки

• Славянская энциклопедия. XVII век: в 2 т. / Автор-составитель В. В. Богуславский. — М.: ОЛМА-ПРЕСС; ОАО ПФ «Красный пролетарий», 2004. — 5000 экз. — ISBN 5-224-02249-5.
• [www.osmanli700.gen.tr/english/sultans/14index.html Ahmed I] (англ.). Проверено 6 декабря 2012.
• www.theottomans.org/english/index.asp

Отрывок, характеризующий Ахмед I

Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.