Ахметели, Михаил

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Михайлович Ахметели
მიხეილ ახმეტელი
Дата рождения:

1895(1895)

Место рождения:

Боржоми, Тифлисская губерния, Российская империя (ныне Грузия)

Дата смерти:

1963(1963)

Место смерти:

Мюнхен, ФРГ

Страна:

Российская империя Российская империя
Веймарская республика Веймарская республика
Третий рейх Третий рейх
ФРГ

Альма-матер:

Йенский университет

Михаил Ахметели (псевд. Константин Михаэль) (18951963) — немецкий учёный и публичный интеллектуал грузинского происхождения.





Биография

Родился в семье потомственного почетного гражданина. В 1914 г. окончил в Грузии гимназию для знати. В 1915—1917 гг. учился в Харьковском университете. Примыкал к меньшевикам.

После того, как правительство независимой Грузии выделило деньги на его обучение за границей (его дядя, Владимир Ахметели, был первым послом Грузии в Германии), Ахметели переехал в Германию, где в 1919 г. поступил в Йенский университет. В 1925 г. защитил там же диссертацию на тему "Экономическое значение Закавказья с особым акцентом на Грузию" (Die wirtschaftliche Bedeutung Transkaukasiens mit besonderer Berücksichtigung Georgiens).

С 1926 г. сотрудничал в экономическом отделе Института Восточной Европы в Бреслау. Эксперт по советскому сельскому хозяйству, профессор. Член НСДАП (партийный билет № 5 360 858). В 1932 г. защитил в Бреслау докторскую диссертацию.

В 1937—1940 гг. — директор Института Ванзее (мозгового центра, организованного под эгидой СС и НСДАП, он также назывался Институт Восточной Европы в Берлине). Институт осуществлял информационное и интеллектуальное обеспечение ряда государственных структур, в том числе СД[1]. Заместителем Ахметели был известный нацистский советолог и эксперт Герман Грайфе.

Во время войны

С 1939 г. — глава Грузинского национального комитета, формально объединившего грузинскую эмиграцию на территории, подконтрольной рейху. Комитет также работал с советскими военнопленными — грузинами по национальности, агитируя их вступать в Грузинский легион вермахта. Поддерживал дружеские отношения с Альфредом Розенбергом.

Спустя несколько дней после нападения Германии на СССР Ахметели представил детальный план будущей аграрной реформы. В декабре 1942 г., поддерживая Розенберга, выступил с резкой критикой оккупационной политики Германии на территории СССР, за что в апреле 1943 г. чуть не был арестован «за пораженчество»[2]. Тогда Ахметели спас Вальтер Шелленберг, курировавший Институт Ванзее[3].

После войны

Участвовал в организации Института Восточной Европы в Мюнхене, преподавал в Мюнхенском университете. По некоторым данным, поддерживал контакты со спецслужбами США и ФРГ (еще во время войны был доверенным лицом Рейнхарда Гелена и одновременно агентом РСХА[4]).

Член Антибольшевистского блока народов.

Сочинения

  • Das Gesetz des abnehmenden Ertragszuwachses und seine gegenwärtige Beurteilung. Ohlau, 1932.
  • Querschnitt durch die Industrie Sowjetrusslands // Ostraum-Berichte. Heft 1 (1935).
  • Die quantitative Leistung und die Betriebsverhältnisse der Sowjetrussland // там же. Heft 2 (1935). S. 80-160.
  • Die Agrarpolitik der Sowjet-Union und deren Ergebnisse. Berlin-Leipzig: Nibelungen Verlag, 1936.
  • Stellungnahme zur neuen Agrarordnung. Berlin: Wansee-Institut, 1942.

Напишите отзыв о статье "Ахметели, Михаил"

Литература

  • Burkert M. Die Ostwissenschaften im Dritten Reich. Wiesbaden: Harassowitz, 2000.

Примечания

  1. Mulligan T.P. The politics of illusion and empire: German occupation policy in the Soviet Union, 1942—1943. New York-Westport-London, 1988. P. 53.
  2. Там же.
  3. Dallin A. German rule in Russia, 1941—1945: a study of occupation policies. London, 1957. P. 170, 323.
  4. Koch P.F. Enttarnt. Doppelagenten: Namen, Fakten, Beweise. Salzburg, 2011.

Отрывок, характеризующий Ахметели, Михаил

– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.