Ахтямова, Халида Самиулловна
Халида Самиулловна Ахтямова | |
Дата рождения | |
---|---|
Дата смерти | |
Страна | |
Профессии |
исполнитель, педагог |
Инструменты |
скрипка |
Коллективы | |
Сотрудничество |
В. А. Пикайзен,</br>К. П. Кондрашин,</br>Л. Блок,</br>М. Яшвили |
Награды |
Халида́ Самиу́лловна Ахтя́мова (тат. Әхтәмова; 10 февраля 1929 — 13 мая 2005) — советская и российская скрипачка, педагог, профессор. Заслуженная артистка РСФСР (1977). .
Биография
Училась в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории в классе профессора В. П. Ширинского.
Окончила Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского у профессора, народного артиста СССР Давида Ойстраха.
В 1953 году удостоена 1-й премии художественного конкурса 4-го Всемирного фестиваля молодёжи и студентов (Бухарест).
В 1957—1981 — солистка Московской государственной филармонии.
С 1971 — преподаватель, с 1980 — заведующая кафедрой скрипки и альта Российской музыкальной академии.
В разные годы входила в состав жюри различных Конкурсов: Международный конкурс скрипачей имени Яши Хейфеца, Детский конкурс «Щелкунчик».
Выступала с известными исполнителями и дирижёрами: Виктор Пикайзен, Кирилл Кондрашин, Леонид Блок, Маринэ Яшвили и др.
Напишите отзыв о статье "Ахтямова, Халида Самиулловна"
Ссылки
- [www.millattashlar.ru/index.php/Ахтямова,_Халида_Самиулловна Краткая биография в татарской энциклопедии «Милләттәшләр»]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Ахтямова, Халида Самиулловна
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.