Ахунов, Гарифзян Ахунзянович

Гарифзян Ахунзянович Ахунов
тат. Гарифҗан Ахунҗан улы Ахунов
Дата рождения:	18 сентября 1925(1925-09-18)
Место рождения:	дер. Учили, Арский район, Татарская АССР
Дата смерти:	4 июня 2000(2000-06-04) (74 года)
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Род деятельности:	писатель
Язык произведений:	русский, татарский
Награды:

Гарифзян Ахунзянович Ахунов (Гариф Ахунов, 18 сентября 1925 — 4 июня 2000) — заслуженный деятель искусств РСФСР, народный писатель Татарстана, видный государственный и общественный деятель, лауреат премии Татарской АССР им. Габдуллы Тукая.

Биография

Родился 18 сентября 1925 г. в д. Учили Арского района в многодетной крестьянской семье, которая рано лишилась отца-кормильца: первого председателя колхоза, организованного в деревне Учили, коммуниста Ахунзяна (отца Гарифа) убили кулаки.

Основы грамоты постигал в школе-семилетке д. Казанбаш, позже получил образование в Арском педагогическом училище, которое окончил в 1947 году.

В 1947 году он становится студентом историко-филологического факультета Казанского государственного университета и в 1952 году успешно его заканчивает.

По окончании университета работает в редакции журнала «Совет эдэбияты» («Советская литература»).

С 1956 по 1968 годы проживает в Альметьевске, становится ответственным секретарём отделения Союза писателей Татарской АССР. В этот период Ахунов пишет свои основные произведения.

В 1957 г. становится членом Союза писателей СССР.

В 1968 г. Ахунов вернулся в Казань, где с 1971 по 1974  гг. работал главным редактором журнала «Казан утлары».

Г. Ахунов очень активен и в общественной жизни. С 1969 года он — член КПСС. Был делегатом XXV и XXVI съездов партии, II, III, IV съездов писателей РСФСР, V, VI и VII съездов писателей СССР. Депутат Верховного Совета СССР девятого и десятого созывов.

В 1973 г. за роман «Клад» и повесть «Ядро ореха» писатель награждён премией Татарской АССР имени Г. Тукая.

В 1974—1984 гг. Ахунов — председатель Союза писателей ТАССР, в 1987—1991 гг. — председатель Фонда культуры Татарстана.

В 1993 г. Ахунов был удостоен звания «Народный писатель Татарстана».

Умер 4 июня 2000 года, похоронен в Арске.

Творчество

Ещё в «университетский» период Г. Ахунов пробует себя в литературе, и успешно: его стихи, рассказы, статьи печатаются в казанских изданиях.

Первая повесть Ахунова «Краса юности» (1955), посвящённая жизни студенчества, сразу показала силу таланта молодого автора. Это произведение строилось на биографическом материале, его герои — друзья юности Гарифа Ахунова.

Он задумывает широкое эпическое полотно, в котором планирует раскрыть великие дела эпохи, показать её людей. Г. Ахунов, понимая, что для работы ему не хватает жизненного опыта, принимает решение пере­ехать жить в центр татарской нефти — город Альметьевск. Переезд состоялся в 1956 г.

Становление Г. Ахунова как писателя, формирование его как художника, его поистине творческий взлет связан с Альметьевском, когда он жил среди нефтяников.

Г. Ахунов написал роман о жизни нефтяников «Клад» (1963), по которому в 1975 г. на Свердловской киностудии был снят одноимённый художественный фильм.

В течение 70-х годов писатель написал повести «Ядро ореха» (1974), «Ардуан батыр» (1975), «Мы из Арска» (1978), «Зажигаются звезды» (1979) и другие, а также издал две книги из трилогии «Дочь Волги» (1978).

Историко-документальная повесть «Ардуан-батыр» — замечательный памятник героям первых пятилеток, она обращена к истории возникновения в 30-е годы Березниковского химкомбината.

По глубине подхода к теме, по широте панорамного охвата народной жизни, включающей в себя десятки и сотни разноплановых событий, Гариф Ахунов в татарской литературе не имеет, наверное, себе равных

— Диас Валеев

Награды

• За активную работу в области развития советской литературы Г. Ахунов удостоен почетного звания «Заслуженный работник культуры РСФСР».
• Альметьевские нефтяники присвоили ему высокое звание почетного нефтяника Альметьевска.

Память

• Гарифу Ахунову поставлен бронзовый памятник-бюст на Центральной площади Арска на Аллее писателей
• Именем писателя названа одна из улиц города Арск и парк.
• Памятная доска была открыта в 2006 году в Альметьевске на д. № 20 по ул. Радищева, где писатель прожил более 10 лет.
• Мемориальная доска установлена в Казани на д. № 4А по ул. Новаторов, в котором проживал писатель
• В честь Ахунова названа улица в Приволжском районе Казани.

Отрывок, характеризующий Ахунов, Гарифзян Ахунзянович

«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»