Ахура Мазда

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Аху́ра Ма́зда, Ахурама́зда (также Аху́ра-Ма́зда авест. ahura- mazdā-, груз. არმაზი, др.-перс. ahuramazdā-, арм.  Արամազդ-Aramazd), Орма́зд или Орму́зд (пехл. ʾwhrmzd'), «Бог Мудрый» — авестийское имя божества, провозглашённое пророком Зороастром — основателем зороастризма — единым Богом. В Авесте Ахура Мазда — безначальный Творец, пребывающий в бесконечном свете, создатель всех вещей и податель всего благого, всеведущий устроитель и властитель мира и высший объект почитания зороастрийцев, называющих себя по-авестийски mazdayasna- «почитатель Мазды». Ахура Мазда является отцом Аши (праведности-истины) — закона, по которому развивается мир, покровителем праведного человека и главой всех сил добра, борющихся с «ложью» — злом и разрушением, происходящими в мире против его воли. В конечном преображении бытия (Фрашкарде) им вместе со всеми благими существами будет совершено окончательное очищение мира.

Имя

Имя Бога в зороастризме образовано от двух древнеиранских слов, имеющих индоиранские корни:

• Ахура (ahura-), представляет собой соответствие санскритскому असुर asura, эпитету многих богов в Ригведе, прежде всего Варуны. Асуры — это род индоиранских божеств, связанных с основами бытия и моралью человеческого общества, «старшие боги» в противоположность дэвам, «молодым богам». В индийской традиции в дальнейшем подвергаются демонизации как «завистники богам (дэвам)». В зороастризме наоборот проклинаются дэвы и почитаются ахуры и ахура по преимуществу — Ахура Мазда.
• Мазда (имен. пад. mazdå) — из праиндоевропейского *mn̥s-dʰeH₁ «устанавливающий мысль», «осмысливающий», отсюда «мудрый». Индийское соответствие medhā «разум», «мудрость». Этот более оригинальный, чем «ахура», эпитет бога, описывающий его как Мудрого Творца, творца мысли, а следовательно и сознания, послужил для образования зороастрийского самоназвания mazdayasna- «почитающий Мазду», «маздеист».

Таким образом имя Ахура Мазда можно условно перевести как «Господь Мудрый», «Господь Мудрость», «Владыка мысли». В Гатах Заратуштры два имени Бога часто употребляются независимо друг от друга и в свободном порядке. Начиная со времён Младшей Авесты устанавливается, за исключением застывших молитвенных форм, порядок «Ахура Мазда», ставший источником позднейших стяжённых форм.

На протяжении всей среднеиранской и новоиранской эпохи широко употреблялись именно стяжённые формы двойного имени: пехл. ʾwhrmzd' /ohrmazd/, согд. xwrmztʾ /xormazdā/, перс. ارمز(د)‎ /ormoz(d)/. Вместе с тем в Новое время для зороастрийской традиции характерно «восстановление» имени по авестийскому образцу: перс. اهورا مزدا‎ [æhurɒmæzdɒ].

В откровении

Главным источником, описывающим образ Ахура Мазды, являются обращённые к нему гимны Заратуштры — Гаты. Ахура Мазда открылся пророку после долгих лет настойчивых духовных исканий благодаря «Благому Помыслу» (Y 43). Заратуштра осмыслил Ахура Мазду помыслом и увидел его воочию (Y 31.8; 45.8). Пророк вопрошал, а Бог отвечал и наставлял пророка в божественной мудрости. В дальнейшем эта «встреча» (авест. haṇjamana-) послужила основой новой религии почитания Мазды (зороастризма). В Гатах Заратуштра просит Ахура Мазду о защите, о наставлении, о даровании знаний, о благополучии в духовной и телесной жизни, о поддержке, которую «друг дал бы другу» (Y 46.2). Вместе с тем он сам приносит ему дары поклонения и полностью посвящает ему свою жизнь и тело (Y 33.14)

Сущность Ахура Мазды

Ахура Мазда провозглашается величайшим из всех. Благость его абсолютна. Ахура Мазда был старше всего, но и самый юный. Он возрастает вечно, но и вечно остаётся неизменным. Ахура Мазда — самый могущественный. Он самый осведомлённый и знающий, знает прошлое и будущее. Помимо этого, он всегда следует прямым путём праведности.

Ахура Мазда пребывает в светлой Гародмане — «Доме песнопения», окружённый свитой сотворённых им благих существ — ахур, во главе с Ашей и Воху Маной (Истинным Законом и Благим Помыслом). Последние, называемые в более позднюю эпоху Амешаспандами и Язатами, в Гатах иногда называются его порождениями, то есть по сути продолжением его сущности.

В целом образ Ахура Мазда соответствует концепту «Архежреца», не только поддерживающего Закон Бытия (Ашу) посредством своей мысли и тайной силы maya-, но и наставляющий земных жрецов в знании этого закона. Праведный человек в зороастризме, приводящий мир к процветанию — прямой представитель Ахура Мазды в земном мире и исполнитель его воли. Тем не менее антропоморфные описания в Гатах ограничиваются «языком его уст» и «руками», в которых он держит дары воздаяния праведным и лживым.

С другой стороны Ахура Мазда связан со светом. В описании своего откровения Заратуштра постоянно прибегает к образам солнечного света и сияния, видимых им воочию. В Гатах огонь назван принадлежащим Ахура Мазде. В дальнейшем связь Ахура Мазды со светом только укреплялась, Солнце стало прямо называться «образом» Ахура Мазды. Контаминация маздеизма с солярными иранскими культами находит отражение в некоторых восточноиранских языках (хорезмийском, хотаносакском, мунджанском, ишкашимском), где рефлексы этого имени означают «Солнце».

Творец

Ахура Мазда — Творец (Dātār-) бытия (Y 50.11). Он творит своим помыслом (Y. 31.11), помыслом он сотворил светлое пространство мира (Y 31.7), дающее радость и умиротворение. Он поддерживает в мире Ашу («Истину») — закон функционирования вселенной, проявляющийся также в свете. Часто он выступает как жрец — его творение превращается в священнодействие, где он творит посредством священных мантр (Y 29.7). Его творческая сила, наполняющая бытие жизненной силой, описывается как Спента Маинью, что обычно переводится как «Святой Дух» (Y 47).

Он поддерживает землю и небо от падения, создал чередование дня и ночи, проложил дорогу светилам, дал силу ветру (Y 44). Он сотворил скот, растения и воду (Y 48.6; 51.7). Он сотворил людей: их тела и души, — и даровал им свободу воли (Y 31.11; 46.6). Он создаёт блага этого мира и дарует их человечеству (Y 33.11; 48.3).

Близость к человеку

Хотя Ахура Мазда велик, он находится в самых близких отношениях с людьми. Любой, кто на его стороне, может чувствовать себя его близким — другом, братом и отцом (Y 45.11). Он благосклонен ко всем, кто стремится к дружбе с ним (Y 44.17). Тот, кто поддерживает в мире закон Аши, становится самым желанным союзником Ахура Мазды, и Бог одаривает его благами Целостности и Бессмертия (Y 31.21, 22).

Вершитель суда

Ахура Мазда видит всё, его невозможно обмануть (Y 45.4), от него невозможно ничего скрыть (Y 31.13). Он высший суверен мироздания, и от него зависит будущее (Y 29.4). Он будет определять, кому достанется победа в битве между праведными и лживыми (Y 44.15). Именно с его проявлением в мире будет связано уничтожение зла (друдж) (Y 31.4) и наступление Фрашкарда — обновление бытия. Ахура Мазда изначально определил два типа поведения — в соответствии с моральным порядком мира или наперекор ему (Y 46.6). Человек выбирает между этими двумя путями в соответствии со своей свободной волей, но конец выбравших два разных пути будет различен (Y 48.4). И праведного, и лживого ожидает конечное вознаграждение, исходящее от Ахура Мазды (Y 43.4, 5) — спасение и всевозможные блага для первых и боль и разрушение для вторых (Y 30.11 и др).

В Младшей Авесте

В Младшей Авесте Ахура Мазда остаётся творцом и владыкой духовного и телесного миров, высшим подателем благ и называется «Святейшим духом» (авест. spəništa- mainyu-). Более глубокое, чем в Гатах, отождествление со Спента Маинью (Святым Духом) и отсюда прямое противопоставление Ангра Маинью — «Злому Духу», непримиримому противнику всякого добра, подчёркивается пассажами Y 19, где Злой Дух появился в ответ на изначальный творческий акт Ахура Мазды, выраженный в виде молитвы Ахуна Ваирья, но был повержен словом отречения от всякого подобия со злом. Подобный акт отречения от зла предполагается и от человека. Почитатели Мазды должны признать Ахура Мазду источником всякого блага (Y 12) и воплощать его власть во всём мире (Y 35).

Ахура Мазде придаётся много хвалебных эпитетов, основными из которых являются прилагательные, связанные со светом: raēwant- и xwarənaŋuhant- — «блистательный» и «полный хварно», то есть царского сияния. Специально посвящённый Ахура Мазде Хормазд-яшт перечисляет 72 имени Ахура Мазды, включая 20 великих, перечисляемых особо.

Ахура Мазда стоит во главе Амешаспандов и Язатов, которые выступают как его творения и его свита. У некоторых Язатов или материальных творений имеется постоянный эпитет ahuraδāta- «сотворённый Ахурой» или mazdaδāta- «сотворённый Маздой».

В древнеперсидских надписях

В наскальных надписях Ахеменидов регулярно упоминается имя Ахура Мазды (др.перс. ahuramazdā) как высшего покровителя царя и всего его царства, в котором царь воплощает Его волю. Вот как описывает Бога царь царей Дарий I:

Бог великий — Ахурамазда, который сотворил эту землю, который сотворил это небо, который сотворил человека, который сотворил счастье для человека, который сделал Дария царём. (DN, 1-6)

В древнеперсидской клинописи для имени Ахура Мазды помимо фонетической записи существовала отдельная идеограмма.

В пехлевийской литературе

В литературе на среднеперсидском языке Ормазд — Всевышний Господь обоих миров. Он господин, а не раб; отец, а не ребёнок; первый, но не последний; защитник, а не защищаемый; неизменный, но не меняющийся; Он само знание, а не обретающий знание; податель, но не получатель (DK Vol. 3, p. 176,177). Его эпитеты продолжают авестийские: rayōmand и x^warrahmand — «блистательный» и «полный хварно».

Античные авторы

Античным авторам было известно, что Горомаз — персидское божество, согласно Зороастру. Отождествлялся с Зевсом.

См. также

• Арамазд
• Хормуста
• Ырамась
• Эль (бог)
• Индоиранские религии
• Бон (религия)
• Ашшур (дух)

Литература

• Windischmann, «Zoroastrische Studien» (Б., 1863);
• Spiegel, «Eranische Alterthumskunde» (т. II, Берл., 1873);
• Duncker, «Geschichte des Alterthums» (5 изд., В., 1881);
• Darmesteter, «Ormasd et Ahriman» (П., 1877);
• M. Haug, цитированная выше книга; W. Geiger, «Ost-iranische Kultur im Altertum» (Эрланген, 1882);
• Jackson, «The religion of Awesta», «Grundriss der irânischen Philologie» (Страсбург).

Отрывок, характеризующий Ахура Мазда

– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.