Ах, водевиль, водевиль…
Поделись знанием:
К:Фильмы 1979 года
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
(перенаправлено с «Ах, водевиль, водевиль (фильм)»)
| Ах, водевиль, водевиль… | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
«Мосфильм» |
| Длительность |
67 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Ах, водевиль, водевиль…» — советский художественный музыкальный телефильм 1979 года режиссёра Георгия Юнгвальд-Хилькевича по мотивам водевиля-шутки Петра Григорьева «Дочь русского актёра». Через 33 года, в 2012 году, получил рейтинг 0+ (то есть для любой зрительской аудитории).
Содержание
Сюжет
Актёру Михайлу Лисичкину в театре дают отставку, чем наносят глубокое оскорбление. Он решает во что бы то ни стало отвадить дочь Верочку от театра и выдать удачно замуж за дважды вдовца и отставного прапорщика Акакия Ушицу.
В планы Верочки не входит перспектива стать отставной прапорщицей, она мечтает о карьере театральной актрисы и продолжении творческой династии Лисичкиных. Верочка подговаривает служанку Катю, как одурачить отставного военного. Верочка переодевается цыганкой, мальчишкой и, переменив облик, убеждает прапорщика отказаться от планов по женитьбе на себе. А вот Катя ему теперь нравится гораздо больше.
Проходит много лет. Бывшая знаменитая актриса Вера Лисичкина убеждает свою дочь в том, что театральная карьера — не лучшее будущее для девушки… Круг замкнулся.
В ролях
В главных ролях
- Галина Беляева — Верочка Лисичкина, главная героиня / Екатерина Лисичкина, её дочь
- Михаил Пуговкин — Михайло Лисичкин, актёр
- Олег Табаков — Акакий Назарыч Ушица, отставной прапорщик
- Людмила Крылова — Катенька, служанка
В эпизодах
- А. Макаров
- Эммануил Геллер — скрипач из оркестра
- Варьете:
- Н. Абрикосова
- Лина Арифулина
- Ольга Лисичкина
- Татьяна Розова
- Т. Спивакова
- Валентина Паладьева
- Сусанна Мальцева
- Татьяна Халемская
- Т. Трофимова
Исполнение главных вокальных партий
Съёмочная группа
- Автор сценария: Георгий Юнгвальд-Хилькевич по мотивам водевиля-шутки Петра Григорьева «Дочь русского актёра»
- Режиссёр-постановщик: Георгий Юнгвальд-Хилькевич
- Композитор: Максим Дунаевский
- Оператор-постановщик: Владимир Бондарев
- Художник-постановщик: Давид Виницкий
- Художник по костюмам: Татьяна Вадецкая
- Текст песен: Леонид Дербенёв
- Хореография: Давид Плоткин
- Звукорежиссёр: Лия Беневольская
- Инструментальный ансамбль «Фестиваль», под управлением Максима Дунаевского (дирижёр — Дмитрий Атовмян)
Песни в фильме
Музыка: Максим Дунаевский, слова: Леонид Дербенёв
| Название | Вступительные слова | Исполнитель |
|---|---|---|
| Ах, этот вечер | Днём город как город, и люди как люди вокруг, но вечер приходит, и всё изменяется вдруг. | Людмила Ларина |
| Ах, водевиль, водевиль | Для кого-то роль Отелло — и блаженство, и награда, только я другое дело. Водевиль — моя отрада. | |
| Песня про шута | Хорошо быть шутом, настоящим притом, без забот, без угла, без гроша. | Жанна Рождественская и Людмила Ларина (припев) |
| Куплеты Лисичкина | Простите, не пришёлся ко двору. Причина всем ясна, я полагаю. | Михаил Пуговкин |
| Ты не верь, что стерпится | Весна за окном колобродит, и сердце опять бередит, и замуж подружки выходят, но ты погоди, погоди. | Жанна Рождественская и Людмила Ларина |
| Куплеты прапорщика Ушицы | Любовь — смешенье огня и льда, кому — нектар, кому — отрава. | Олег Табаков |
| Гадалка | Ежедневно меняется мода, но покуда стоит белый свет, у цыганки со старой колодой хоть один да найдётся клиент. | Жанна Рождественская (куплеты и припевы) и Людмила Ларина (второй голос в куплетах и припевах) |
| Ты всё поймёшь | Трудно спорить с жизненною логикой, и о чём ты там ни говори, прежде чем жениться на молоденькой, паспорт свой открой и посмотри. | Жанна Рождественская и Людмила Ларина (бэк-вокал в куплетах и второй голос в припевах) |
| Песня о любопытстве | Всё на этом странном свете интересно чрезвычайно, всё на этом мудром свете интересно и непросто. | Жанна Рождественская и Людмила Ларина (второй голос) |
| Куплеты Верочки | За то, что снова, зрители, вы собрались здесь, спасибо сочинителям печальных и радостных пьес. | Людмила Ларина |
Интересные факты
- В эпизоде, когда персонаж Михаила Пуговкина рассматривает афиши, камера останавливается на плакате с изображениями Аллы Пугачёвой и Михаила Боярского.
В других произведениях искусства
В одном из эпизодов художественного-фильма-детектива „Ночное происшествие" сотрудники милиции наносят визит в квартиру соседки подозреваемого, где в это время включен телевизор, который транслирует фрагмент фильма „Ах, водевиль, водевиль…", где исполняется песня „Гадалка", по ходу эпизода, не дослушав песню до конца, хозяйка квартиры выключает телевизор.
Напишите отзыв о статье "Ах, водевиль, водевиль…"
Примечания
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=322 «Ах, водевиль, водевиль…»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 8 сентября 2012 года. |
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Ах, водевиль, водевиль…
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
