Гровантры

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ацина»)
Перейти к: навигация, поиск
Гровантры
Самоназвание

Аанинин (а’aninin)

Численность и ареал

Всего: 3600
Монтана

Язык

английский, гровантр

Религия

христианство, анимизм

Расовый тип

американоиды

Родственные народы

арапахо

Грова́нтры, букв. «большебрюхие», фр. Gros Ventres, также известные как атсина, хитуньена, самоназвание A’ani или A’aninin — племя индейцев, проживающих в северно-центральной части штата Монтана.





Название

Название «большебрюхие» возникло из-за непонимания французами языка жестов данного племени. Также известны под названием атсина — слово из языка блэкфут, означающее «люди кишок». Наконец, племя арапахо, называло их Hitunena, «попрошайки».[1] Все указанные названия члены данного племени воспринимают как неверные и унизительные.

Самоназвание племени гровантров звучит как A’ani или A’aninin, что означает «люди белой глины».

История расселения

Арапахо и аанинин (гровантры) ранее представляли собой одно крупное племя, обитавшее в долине Красной реки на севере штата Миннесота и на юге Канады и разделившееся в начале XVIII века. Арапахо мигрировали на юг, тогда как ааниин остались в Саскачеване. Языки обоих племён схожи.

Ко времени первого контакта с европейцами в 1754 г. племя ааниин (гровантры) проживало в Канадских прериях близ реки Саскачеван. В результате длительной вражды с племенами кри и ассинибойнов они были вынуждены мигрировать из Канады в первой половине XIX века, поскольку к тому времени кри стали покупать огнестрельное оружие у Компании Гудзонова Залива. В отместку гровантры около 1793 г. атаковали и сожгли факторию компании в Саут-Брэнч-Хаусе на реке Южный Саскачеван близ современного города Сент-Луис. Мигрировав на юг, гровантры заключили союз с черноногими и усвоили культуру Великих равнин, включая езду на лошадях, использование огнестрельного оружия, миграцию за стадами бизонов. Гровантры отказались получить плату по договору вместе со своими давними врагами сиу, в связи с чем правительство США основало Форт-Белнэп в 1878 г. близ современного города Чинук в штате Монтана. В 1888 г. черноногие, ассинибойны и гровантры вынуждены были уступить большую часть своих земель. Два последних племени, несмотря на их историческую вражду, поселили в резервацию агентства Форт-Белкнап (Fort Belknap) на севере штата Монтана, где они совместно проживают и сегодня.

К 1904 г. насчитывалось всего 535 членов племени. Нынешняя численность составляет 3,6 тыс. человек (вместе с метисами).

Разное

[translationproject.org/PO-files/ru/xkeyboard-config-2.0.ru.po translation of xkeyboard-config-1.9.ru.po to Russian - Атсинская раскладка клавиатуры на translationproject.org]

[www.dieletztedomain.de/ostext/?translation=12919 Атсинская раскладка клавиатуры на dieletztedomain.de]

См. также

Напишите отзыв о статье "Гровантры"

Примечания

  1. [www.accessgenealogy.com/native/tribes/canadianindiantribes.htm Canadian Indian Tribe History]

Литература

Ссылки

  • [www.nationalgeographic.com/lewisandclark/record_tribes_096_19_19.html Atsina] from Lewis and Clark at National Geographic.com
  • [college.hmco.com/history/readerscomp/naind/html/na_013700_grosventre.htm Encyclopedia of North American Indians]
  • [www.mnsu.edu/emuseum/cultural/northamerica/gros_ventre.html Gros Ventres history]

Отрывок, характеризующий Гровантры


На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.