Ачемян, Геворк

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ачемян Г.»)
Перейти к: навигация, поиск

Гево́рк Ачемя́н (Аджемя́н, арм. Գևորգ Աճեմյան; 23 мая 1932, Манбидж, Сирийская Республика — 27 декабря 1998, Лион, Франция) — армянский писатель, публицист, общественно-политический деятель. Один из основателей боевой организации АСАЛА.



Биография

Родился в Сирии, в семье армянских беженцев. В раннем возрасте переехал в Бейрут, учился в Американском университете Бейрута, где основал книжный магазин.

Видный представитель нового литературного направления зарубежной армянской прозы 1960-х. Писал на армянском и английском языках, издавался в Ливане, СССР, США. Ачемяну-писателю присущи напряжённость сюжета, грубый реализм.

Участвовал в создании АСАЛА, разрабатывал политическую линию организации. Один из самых известных романов Ачемяна — «Ардгохи жарангорднерэ», о жизни армянской молодёжи в Ливане в 1970-х гг.

В 19781989 гг. — редактор журнала «Спюрк», со страниц которого выступал в защиту Гургена Яникяна и прав армян на возвращение в Западную Армению, ещё до начала Карабахского движения обращался к проблемам армянского населения Карабаха и Нахичевана. Входил в оргкомитет Первого армянского конгресса (Париж, 1979). Умер в Париже, Франция.

В 1999 г. были изданы лучшие публицистические работы Ачемяна.

Книги

  • Вспомним когда-нибудь Западную Армению? — Бейрут, 1998.
  • Rulling over the Ruins. — USA, 1999.
  • A Time for Terror. — USA, 2000.

Ссылка

  • www.amazon.com/Ruling-Over-Ruins-Kevork-Ajemian/dp/1892123045
  • [www.oukhtararati.com Организация азатамартиков и бывших политзаключенных (АСАЛА) «Ухт Арарати»]

Напишите отзыв о статье "Ачемян, Геворк"

Отрывок, характеризующий Ачемян, Геворк


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.