Ахард, Франц Карл

Франц Карл Ахард
нем. Franz Carl Achard
Дата рождения:	28 апреля 1753(1753-04-28)
Место рождения:	Берлин
Дата смерти:	20 апреля 1821(1821-04-20) (67 лет)
Место смерти:	Кунерн, Силезия
Страна:	Священная Римская империя Священная Римская империя, Пруссия

Франц Карл Ахард (нем. Franz Carl Achard; 28 апреля 1753, Берлин — 20 апреля 1821, Кунерн) — немецкий (прусский) физик, химик, биолог, разработавший технологию производства сахара из сахарной свёклы.

Биография

Франц Карл Ахард родился 28 апреля 1753 года в городе Берлине в семье священника Макса Гиома Ахарда — потомка беженцев-гугенотов и его супруги Маргариты Елизаветы (Рупперт). Здесь же, в столице Германии, получил прекрасное образование, с детства отдавая предпочтение физике и химии.

После принятия в Прусскую Академию наук, являясь фаворитом короля Фридриха II, Ахард лично дважды в неделю докладывал ему о своих экспериментах.

В 1782 году он занял место директора физического отделения Прусской Академии наук, явившись преемником Андреаса Зигизмунда Маргграфа, который ещё в 1747 году занимался исследованием содержания сахара в свёкле. Ахард возобновил опыты своего предшественника и с 1786 года занялся в своем имении в Каульсдорфе (нем. Kaulsdorf) близ Берлина возделыванием сахарной свёклы и получением из неё сахара. После ряда неудач он обратился в 1794 году к прусскому королю Фридриху Вильгельму III с просьбой о привилегии на фабрикацию свекловичного сахара, а также и некоторых других льготах. Просьба эта была отклонена, но правительство разрешило Ахарду произвести опыты в Берлине, и когда они дали благоприятные результаты, ему была выдана ссуда в 50 тыс. талеров на покупку имения в Кунерне (нем. Kunern) в Силезии, где и был построен в 1801 году первый свеклосахарный завод.

В 1806 году, во время войны с Наполеоном, этот завод был разрушен. В 1810 году фабрика по производству сахара была восстановлена с таким расчётом, чтобы она могла одновременно служить и практической школой свеклосахарного производства. Есть свидетельства, что английские купцы, поставляющие сахар, произведённый в Новом Свете из сахарного тростника, предлагали Ахарду астрономическую по тем временам сумму в 200 тыс. талеров только за то, чтобы он объявил, что его эксперименты увенчались неудачей, чтобы продолжать оставаться монополистами на этом рынке, однако учёный категорически отверг это предложение.

Помимо этого, в 1786 году Ф. К. Ахардом были выделены гуминовые вещества (см. Гуминовые кислоты), что во многом способствовало изобретению лекарственного средства Гувитан-С.

В 1794 году Ахард построил оптический телеграф между Шпандау и Бельвю за год до изобретения аналогичного устройства Клодом Шаппом.

Франц Карл Ахард скончался 20 апреля 1821 года в своём имении в Кунерне.

Иностранный член Баварской АН (1778).

Библиография

Помимо многих физических и химических исследований, наиболее известны следующие труды Ахарда:

• «Vorlesungen über Experimentalphysik» (Берлин, 1791—92)
• «Lectures on Experimental Philosophy» (4 vol., 1792)
• «Abhandlung über die Bereitung des Zuckers aus der in vielen Provinzen allerhöchst — Dero Staaten, als Viehfutter häufig angebauten Runkelrübe, nebst den dazu gehörigen Belägen und Proben des Runkelrübenzuckers» (Берлин, 1799)
• «Anleitung zur Bereitung des Rohzuckers aus Rüben» (Берлин, 1800)
• «Kurze Geschichte der Beweise der Ausführbarkeit im Großen der Zuckerfabrication aus Runkelrüben» (Берлин, 1800)
• «Anleitung zum Anbau der Runkelrüben» (Бреслау, 1803)
• «Über den Einfluß der Runkelrübenzuckerfabrication auf die Ökonomie» (Глогау, 1805)
• «Die Europäische Zuckerfabrication aus Runkelrüben» (Лейпциг, 1809).

Отрывок, характеризующий Ахард, Франц Карл

Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.