Ашево (станция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 58°07′14″ с. ш. 30°18′09″ в. д. / 58.1206028° с. ш. 30.3025250° в. д. / 58.1206028; 30.3025250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.1206028&mlon=30.3025250&zoom=16 (O)] (Я)
Станция Ашево
Санкт-Петербург-Витебск
Октябрьская железная дорога
Вокзал станции Ашево
Отделение ж. д.:

Санкт-Петербург-Витебское отделение

Дата открытия:

1901[1]

Количество платформ:

1

Количество путей:

3

Тип платформы:

Боковая

Расстояние до Санкт-Петербурга:

318 км 

Расстояние до Новосокольников:

103 км 

Код станции:

057140

Код в «Экспресс-3»:

2004523

А́шево — железнодорожная станция Санкт-Петербург-Витебского отделения Октябрьской железной дороги, расположена недалеко от деревень Малые и Большие Старики в Бежаницком районе Псковской области между о. п. 314 км и о. п. 326 км. Находится на расстоянии 318 км от Санкт-Петербурга, 73 км от Дна и 103 км до Новосокольников.





История

Будучи еще разъездом, нынешнее название станция получила в 1907 году, поскольку «в районе разъезда находится в 10 верстах село Ашево с населением свыше 1000 душ».

В октябре 2001 года администрация Бежаницкого района дала согласие на закрытие коммерческих операций, т.е. погрузочно-разгрузочные операции здесь не производятся. Осталось только пассажирское сообщение.

Путевое развитие

Путевое развитие включает в себя 3 станционных пути — один главный (центральный) и два приемо-отправочных. На станции имеется одна боковая платформа — возле первого пути. На станции имеюется здание вокзала, здание ДСП и путейский домик.

Дальнее сообщение

По состоянию на 2016 год на станции имеют остановку поезда следующих направлений:

Пригородное сообщение

По состоянию на 2012 год на станции имеют остановку поезда следующих направлений:

Напишите отзыв о статье "Ашево (станция)"

Примечания

  1. Железнодорожные станции СССР. Справочник. — М., Транспорт, 1981


Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
314 км
Витебское направление ОктЖД
Следующая остановка:
Шилово (326 км)

Отрывок, характеризующий Ашево (станция)

– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.