Ашик, Виктор Владимирович

Виктор Владимирович Ашик
Портрет В. В. Ашика. Художник — Г. Верейский. 1946
Дата рождения:	1905(1905)
Дата смерти:	3 сентября 1985(1985-09-03)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Научная сфера:	судостроение
Место работы:	Балтийский завод, ЦКБ-17, ЛКИ
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский политехнический институт
Известен как:	коллекционер
Награды и премии:

Виктор Владимирович Ашик (1905—1985) — инженер-конструктор, кораблестроитель, главный конструктор линейных кораблей проекта 24, главный инженер ЦКБ-17 (ныне ОАО «Невское проектно-конструкторское бюро»), один из первых разработчиков отечественных корабельных авианосцев, доктор технических наук, профессор, дважды лауреат Сталинской премии, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, коллекционер, нумизмат.

Биография

Родился в 1905 году в семье статского советника Владимира Антоновича (1843—1917) и его жены Раисы Александровны (1869—1936). Отец Виктора работал инженером путей сообщения, был историком и библиофилом, коллекционером, нумизматом, членом Императорского Русского военно-исторического общества и Общества ревнителей истории, автором «Французского-русского технического словаря…». Дед Виктора Ашик, Антон Бальтазарович (1801—1854) был надворным советником, занимался археологией, историей, являлся директором Керченского музея, писателем, автором классического труда «Боспорское царство с его палеографическими и надгробными памятниками, расписными вазами, планами, картами и видами». Первые представители семьи Ашиков появились в России в начале XIX века, когда купец Балтазар Ашик с семьёй поселился в 1812 году в Одессе.

Виктор был сыном от третьего брака Владимира Антоновича. Старший брат (от более раннего брака отца) Виктора — Владимир погиб в 1914 году, средний брат Николай (1869—1936) окончил Николаевское кавалерийское училище, дослужился до звания полковника, служил при Военном министерстве, занимался инспектированием кадетских корпусов в Петербурге и Москве.

Кораблестроитель

В 1923 году поступил на кораблестроительное отделение Петроградского политехнического института имени М. И. Калинина и параллельно работал чертёжником на Балтийском заводе. В конце 1920-х годов в институте работал студенческий научный коллектив, выпускавший журнал «Кораблестроитель», участником журнала был будущий профессор В. В. Ашик.

В 1930 году, после окончания института, продолжил работать на Балтийском заводе конструктором, затем заведующим секцией, начальником корпусного отдела. Принимал участие в проектировании и строительстве пассажирских судов типа «Грузия», линейных ледоколов типа «Иосиф Сталин», обеспечении ремонта старых ледоколов, а также в разработке проектов модернизации линкоров типа «Марат» («Петропавловск»).

С 1936 года работал в ЦКБ-4, участвовал в разработке линейного корабля проекта 23 типа «Советский Союз», был фактически заместителем главного конструктора Б. Г. Чиликина. С 1942 года являлся главным конструктором линейного корабля проекта 24, модификации линейного корабля проекта 23, в том же году ему была присуждена Сталинская премия первой степени в размере 150 тысяч рублей.

В 1943 году Ашик был назначен главным инженером ленинградского ЦКБ-17. По указанию Наркома ВМФ СССР Н. Г. Кузнецова в ЦКБ-17 под руководством В. В. Ашика велась разработка авианосцев по двум направлениям: проектировались большой авианосец с двухъярусным ангаром на 62 самолёта (проект 72) и малый, с одноярусным на 32 самолёта (проект 71). Палубный истребитель планировалось заменить корабельной модификацией известного истребителя Як-9К, ОКБ Туполева должно было разработать корабельные торпедоносцы ПТ-М71. Основным способом взлёта самолётов с авианосцев был свободный разбег по полётной палубе, использование катапульт предусматривалось лишь при максимальной взлётной массе и неблагоприятных метеоусловиях. В послевоенный период, на основании выводов комиссии Главный морской штаб при разработке предложений по перспективному плану послевоенного развития ВМФ предусматривал строительство девяти больших авианосцев по проекту разрабатываемого под руководством Ашика (шесть для Тихоокеанского и три для Северного флотов) и шести малых для Северного флота. Однако, данные авианосцы остались только в проектах и построены не были.

В конце 1947 года в ЦКБ-17 под руководством В В. Ашика были выполнены проектные разработки по размещению самолётов-снарядов на тяжёлых крейсерах проекта 82 (строящийся «Сталинград», был заложен 31 декабря 1951 года на заводе № 444 (город Николаев). 18 апреля 1953 года строительство прекращено) и проекта 83 (купленный у Германии недостроенный «Лютцов», достройка закончена не была, в 1958 году корабль был исключён из списков ВМФ), лёгком крейсере проекта 68-бис (строящийся «Свердлов»), а также на специально разработанном ракетоносце проекта Ф-25.

В 1951 году во второй раз стал лауреатом Сталинской премии.

В 1951—1955 годы Ашик одновременно с выполнением обязанностей главного инженера ЦКБ-17 являлся заместителем главного конструктора лёгкого крейсера проекта 68-бис, а в последующие годы — главным конструктором ряда проектов перевооружения этих кораблей ракетным оружием и проектов первых судов плавучего измерительного комплекса.

Постановлением правительства от 25 июля 1959 года были определены основные элементы корабля ПВО проекта 1126 и его вооружение, основой которого должен был стать зенитный ракетный комплекс большой дальности М-31. Стандартное водоизмещение корабля ограничивалось 10000 тоннами. Скорость 33-34 узла, дальность плавания 24-узловым ходом 5000 миль. Работа была поручена ЦКБ-17. Возглавил работу вначале главный конструктор В. В. Ашик, с 1960 года его заместитель П. П. Милованов.

В 1958 году Ашик перешёл на преподавательскую работу в Ленинградский кораблестроительный институт профессором кафедры проектирования судов. Защитил докторскую диссертацию. В 1976 году ему было присвоено почётное звание «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР».

Коллекционер

Виктор Владимирович Ашик являлся крупнейшим в СССР коллекционером русских памятных медалей и жетонов, которых насчитывалось более 4 тысяч штук. Коллекцию начал собирать его дед, затем отец — известный русский нумизмата, автор книги «Памятники и медали в память боевых подвигов русской армии в войнах 1812—1814 годов». После смерти отца, коллекция перешла к среднему сыну Николаю, а затем к младшему сыну. Виктору Ашику досталось большая коллекция российских жетонов и медалей. Виктор Владимирович сумел вдвое увеличить численность экспонатов этой уникальнейшей коллекции. Кроме жетонов и медалей в коллекции Ашика были уникальные картины, книги, рисунки, акварели, миниатюры, старинное художественное стекло, фарфор, фаянс и так далее. Все гонорары, лауреатские премии и зарплату Ашик тратил на приобретение предметов для своей коллекции, но ходил более 40 лет в одном и том же потертом кожаном пальто. В 1980-х годах коллекция Ашиков насчитывала более 22 тысяч предметов, в том числе 14 тысяч произведений живописи, графики, нумизматики, декоративно-прикладного искусства, мебели. Ашик обладал энциклопедическими знаниями, он знал почти все европейские языки, как новейшие, так и древние.

Незадолго до смерти Виктор Владимирович озаботился о передаче экспонатов своей коллекции в музейные фонды, включая Эрмитаж. Однако смерть хранителя коллекции помешала передать ценности в полном объёме. Большая часть коллекции была приобретена Ярославским художественным музеем. С 1986 по 2000 годы состоялась передача экспонатов от родственников жены коллекционера (брата Музы Михайловны Олега Михайловича Тихомирова и его супруги Александры Сергеевны) в фонд музея.

Внешние изображения
	[malaohta.ru/images/stories/TAnyuschka/Nekropol/20.jpg Памятник на фамильном захоронении Ашиков].

Завещание В. В. Ашика при странных обстоятельствах было утрачено, его супруга Тихомирова Муза Михайловна пережила мужа всего на 27 дней, опись коллекции представителями органов милиции совместно с сотрудниками Петергофского музея, как утверждают знакомые коллекционера, в десятки раз занижала реальное количество экспонатов уникальной коллекции.

Скончался 3 сентября 1985 года в Ленинграде. Похоронен на Малоохтинском кладбище.

Награды и премии

• заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1976)
• орден Ленина
• два ордена Трудового Красного Знамени
• два ордена Отечественной войны I степени
• орден Знак Почёта
• Сталинская премия первой степени (1942) — за разработку проекта боевых кораблей (модификация линейного корабля проекта 23)
• Сталинская премия первой степени (1951) — за работу в области судостроения.

Семья

Виктор Владимирович Ашик был женат на Музе Михайловне Тихомировой (1911—1985), которая была его помощником в сборе и описи коллекционного материала. Детей в семье не было. Племянник В. В. Ашика — Михаил Владимирович Ашик (24 июня 1925 года рождения) стал Героем Советского Союза, после окончания Великой Отечественной войны служил заместителем начальника Высшего политического училища МВД СССР.

Публикации

Ашик являлся автором учебника «Проектирование судов», которое выдержало два издания в 1975 и 1985 годах. Создал научную школу проектирования судов, опубликовал свыше 80 научных работ. В. В. Ашик часто публиковался в журнале «Судостроение» и других научных журналах.

Учебник

• Ашик В. В. Проектирование судов. — Л.: Судостроение. - 1985. — 320 с.

Статьи

• Ашик В. В. Об одном методе проектирования строевой по шпангоутам. // Судостроение. — 1938. — № 1.
• Ашик В. В. Ещё об одном методе проектирования строевой по шпангоутам. // Судостроение. — 1938. — № 10.
• Ашик В. В. Интерполяционный способ построения теоретического чертежа. // Судостроение. — 1962. — № 2. — С. 9-11.
• Ашик В. В., Гайкович А. И., Семенов Ю. Н., Захаров А. С. Расчёт нагрузки при оптимизации элементов сухогрузных судов.// Судостроение. − 1976. — № 7. — С. 8-11.
• Ашик В. В., Гайкович А. И., Семенов Ю. Н., Захаров А. С. Определение положения центра тяжести сухогрузных судов в задачах оптимизации элементов. // Судостроение. — 1977. — № 3. — С. 5-6.
• Ашик В. В. Талантливый русский кораблестроитель (Л. М. Мациевич). // Судостроение. — 1977. — № 12.
• Ашик В. В. Мастер компасного дела. Р. М. Мельников. // Судостроение. — 1980 год. — № 1.
• Ашик В. В. Из истории развития паровых установок в военном флоте. // Судостроение. — 1980. — № 2.
• Ашик В. В. Модернизация линкоров типа «Севастополь». // Судостроение. — 1982. — № 4.

Литература

• Ашик // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Васильев A. M. [army.lv/files/149.pdf Линейные корабли типа Советский Союз]. — М.: Галея Принт, 2006. — С. 53, 118, 138, 165. — 176 с. — ISBN 5-8172-0110-0.
• Дмитриев В. В. [persons-info.com/persons/ASHIK_Viktor_Vladimirovich Морской энциклопедический словарь в 3-х томах]. — СПб.: Судостроение, 1991. — Т. 1 (А-И). — С. 102. — 504 с. — ISBN 5-7355-0281-6.

Отрывок, характеризующий Ашик, Виктор Владимирович

Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.