Аширов, Алимджан Масалиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алимджан Аширов
Общая информация
Полное имя Аширов Алимджан Масалиевич
Родился 25 января 1955(1955-01-25)
Ташкент, Узбекская ССР, СССР
Умер 11 августа 1979(1979-08-11) (24 года)
Днепродзержинск, Украинская ССР, СССР
Гражданство СССР СССР
Позиция защитник
Карьера
Молодёжные клубы
РУОР им. Г. Титова (Ташкент)
Пахтакор
Клубная карьера*
1972—1979 Пахтакор 149 (5)
Государственные награды

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Алимджан Масалиевич Аширов (узб. Олимжон Масалиевич Аширов/Olimjon Masaliyevich Ashirov; 25 января 1955 года; Ташкент, Узбекская ССР, СССР11 августа 1979 года, Днепродзержинск, Украинская ССР, СССР) — советский и узбекский футболист, защитник.

Является воспитанником РУОР имени Г. Титова в Ташкенте. Всю свою карьеру провёл в составе ташкентского «Пахтакора». 11 августа 1979 года трагически погиб вместе с командой в авиакатастрофе над Днепродзержинском. После авиакатастрофы посмертно награждён званием Мастера спорта СССР.[1][2] За всю свою карьеру в составе «Пахтакора», Аширов сыграл в 149 матчах и забил пять голов.

Вместе с некоторыми погибшими членами команды похоронен в Ташкенте на Боткинском кладбище, где им поставлен памятник.[3]



Достижения

Напишите отзыв о статье "Аширов, Алимджан Масалиевич"

Примечания

  1. [www.footballplayers.ru/players/story_952.html Звёзды узбекского футбола]
  2. [www.12news.uz/news/2014/08/новая-книга-мавлона-шукурзоды-пахта/ Алим Аширов]
  3. [championat.asia/ru/news/memorial-zemlyakov-mixaila-ana-vladimira-fedorova-i-alima-ashirova-kto-i-chto-ostanetsya-v-pamyati-podrostkov Мемориал земляков]

Ссылки

  • [footballfacts.ru/players/105457-ashirov-alimdzhan-masalievich Профиль на сайте FootballFacts.ru]
  • [football.lg.ua/index.php?option=com_joomleague&view=player&p=88:sssr73&tid=518:--&pid=360:-- Профиль и статистика на базе сайта football.lg.ua]

Отрывок, характеризующий Аширов, Алимджан Масалиевич

Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.