Ашихмин, Сергей Анатольевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Анатольевич Ашихмин
Прозвище

Якут

Дата рождения

23 декабря 1977(1977-12-23)

Место рождения

пос. Малиновка, Чугуевский район, Харьковская область, Украинская ССР, СССР

Дата смерти

24 октября 2012(2012-10-24) (34 года)

Место смерти

Казань, Татарстан, Россия

Принадлежность

Россия Россия

Род войск

ФСБ

Годы службы

19952012

Звание

майор

Часть

Управление спецопераций Центра спецназа

Награды и премии

Серге́й Анато́льевич Аши́хмин (23 декабря 1977, пос. Малиновка, Чугуевский район, Харьковская область, Украинская ССР, СССР24 октября 2012, Казань, Татарстан, Россия) — сотрудник Центра специального назначения Федеральной службы безопасности России, майор, ценой своей жизни предотвративший теракт в Казани. Герой Российской Федерации (2012).





Биография

Родился 23 декабря 1977 года в посёлке Малиновка Чугуевского района Харьковской области на Украине. Учился в Санкт-Петербургском суворовском военном училище.

После выпуска из училища поступил в 1995 году в Московский военный институт Федеральной пограничной службы России. Окончив его, служил в Северо-Западном региональном управлении ФПС России на командных должностях пограничных застав.

В июле 2002 года С. А. Ашихмин направлен на службу в Управление специальных операций Центра специального назначения ФСБ России. Неоднократно направлялся в служебные командировки в Северо-Кавказский регион. Участвовал в сложных оперативно-боевых мероприятиях по пресечению террористической деятельности незаконных вооружённых формирований. За мужественные и отважные действия, проявленные при исполнении воинского долга, был награждён медалями «За отвагу», Суворова, отмечен также многими ведомственными поощрениями.

24 октября 2012 года майор С. А. Ашихмин принял участие в операции против исламистов Татарстана, которая получила кодовое название «Эдельвейс». Эта операция правоохранительных органов, в которой участвовало около 300 сотрудников МВД Татарстана и ЦСН ФСБ России, явилась ответом на убийство руководителя отдела Духовного управления мусульман республики В. Якупова. Ответственность за преступление тогда была взята на себя неким Р. Мингалиевым, именующим себя «амиром муджахедов Татарстана».

Правоохранительным органам республики стало известно, что религиозные радикалы планировали совершить очередной террористический акт, приурочив его к мусульманскому празднику Курбан-Байрам. Оперативная группа прибыла на конспиративную квартиру преступников, расположенную на окраине Казани, на улице Химиков. Во время штурма помещения, где находились двое бандитов, С. Ашихмин заметил в руках у одного из них взрывное устройство. Майор бросился к нему и накрыл собой террориста, который в тот же момент произвёл взрыв. В результате оба погибли на месте, кроме того, несколько офицеров получили ранения. Оставшийся в живых террорист попытался отстреливаться, но тут же был обезврежен. Ценой своей жизни Сергей Ашихмин спас сослуживцев и предотвратил теракт.

Указом Президента России В. В. Путина от 14 декабря 2012 года майору ФСБ Сергею Анатольевичу Ашихмину за мужество и героизм, проявленные при исполнении служебного долга, было присвоено звание Героя Российской Федерации (посмертно)[1].

См. также

Напишите отзыв о статье "Ашихмин, Сергей Анатольевич"

Примечания

  1. [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=EXP;n=545382 Указ Президента РФ от 14.12.2012 № 1660 «О присвоении звания Героя Российской Федерации майору Ашихмину С. А.»]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15814 Ашихмин, Сергей Анатольевич]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.gruppa-s.ru/geroi.php Фонд поддержки ветеранов подразделения специальных операций органов государственной безопасности «Смерч»]
  • [www.aif.ru/society/article/56638 Шестаков И. Прикрыл. Офицер ФСБ спас людей ценой жизни // Аргументы и факты. — № 44. — 31.10.2012. — С. 7.]

Отрывок, характеризующий Ашихмин, Сергей Анатольевич

– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.