Ашуг Валех
| Ашуг Валех | |
| Имя при рождении |
Сефи Мухаммед оглы |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти |
первая половина XIX века |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| Жанры | |
| Сотрудничество | |
Ашуг Валех (азерб. Aşıq Valeh), настоящее имя Сефи — азербайджанский ашуг XVIII века. Ашуг Валех, прадед азербайджанского тариста и музыканта, Гурбана Примова.
Биография
«Валех» является псевдонимом ашуга, его настоящее имя Сефи, а отца звали Мухаммед. Он родился в 1729 году в селении Гюлаблы, Карабахского ханства. В восемь лет отец отдал его в школу моллы Махмуда, чтобы тот дал сыну хорошее образование. В 14 лет он изучил Коран, но отказался быть моллой.
Получив разрешение отца, Сефи становится учеником видного в то время ашуга Самеда, который научил его искусству игры на сазе и поэзии. Ашуг Самед брал его с собой на меджлисы (собрания), и существует версия, что именно Ашуг Самед дал ему псевдоним «Валех», что означает «быть влюблённым». В своём произведении «Вюджуднаме» поэт описывает своё детство, юность, тот период жизни, когда он учился в школе, когда влюбился в 15 лет, когда женился, про страны, где он был, про людей с которыми виделся. Так, например, поэт-ашуг пишет:
Səkkizdə, doqquzda Quranı seçdim,
On yaşında yaxşı-yamanı seçdim.
On birimdə Quran kitabı seçdim,
On beşimdə sərim doldu sevdaya.
Или:
Valeh ləqəbimdir, Səfidir adım,
Allahı sevənlər, budur muradım… (азерб.)
Лирика Ашуг Валеха оказала влияние на дальнейшее развитие письменной азербайджанской литературы. Он поддерживал тесные связи со знаменитым азербайджанским поэтом и политическим деятелем того времени, везирем Карабахского ханства Молла Панах Вагифом, с которым дружил и вёл поэтические беседы. В одном из своих стихов, написанном в 1807 году о Вагифе, Валех пишет:
Ustad Səməd sənətdə bir dağ idi,
Kələntərli Alı fəndli bağ idi.
On il əvvəl Molla Pənah sağ idi,
Valeh kimi aşıqlar ustadı var. (азерб.)
Валех виделся, беседовал и с другими поэтами своего времени. Среди них Ашуг Джалал, Устад Самед, Ашуг Фейзулла, Масум Эфенди, Ашуг Гамбар, поэт Абдулла Джанызаде.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ашуг Валех"
Примечания
- ↑ Ныне село состоит из сёл Абдал и Гюлаблы в Агдамский район Азербайджана
Литература
на азербайджанском
- Фиридун-бек Кочарли. Азербайджанская литература (Azərbaycan ədəbiyyatı). — Баку, 1978. — 320-333 с.
- Azərbaycan Ədəbiyyatı İnciləri, Bayatı,/Qoşma, Təcnis. — Баку, 1988. — С. 88, 199.
- Azərbaycan aşıqları və el şairləri. — Баку, 1983. — С. 126-142.
Ссылки
- Афаят Рустамзаде, научный сотрудник института фольклора Национальной академии наук Азербайджана. [www.edebiyyatqazeti.com/cgi-bin/edebiyyat/index.cgi?id=2288 Ürəklərdə yaşayan ad] // Эдебиййат (Литература) : газета. — 2010. — № 22. (азерб.)
- [mcm.bois.free.fr/booklet260135.pdf Anthology of Ashiq]
Отрывок, характеризующий Ашуг Валех
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
