Ашшур-убаллит II

Ашшур-убаллит II (ассир. «Ашшур — сохрани в живых») — царь Ассирии, правил приблизительно в 612/611 — 609 годах до н. э. Вероятно, Ашшур-убаллит был братом Ашшурбанапала и пятым сыном Ассархаддона, полное имя которого было Ашшур-этель-шаме-ирсити-уббалит-су, что в переводе означает «Ашшур — герой небес и земли, сохрани его в живых». Если это предположение, верно, то Ашшур-убаллит, который родился в 674 г. до н. э., был, таким образом, в 612 г. до н. э. уже стариком. Первоначально Ашшур-убаллит был первосвященником Эхулхула, храма бога Луны Сина в Харране.

Или ещё осенью 612 или в начале 611 г. до н. э. Ашшур-убаллит был избран царём той частью ассирийского войска и знати, которым удалось прорваться к Харрану после падения Ниневии. Ассирийцы во главе со своим новым царём уповали на помощь Египта, прилагающего все силы для того, чтобы не допустить к своим границам скифов, мидян и вавилонян.

В 611 г. до н. э. вавилоняне начали операции в районе Харрана и захватили и разгромили область Шуппа. А 28 арахсамну (октябрь — ноябрь) Набопаласар овладел в тылу ассирийцев городом Руггулити при впадении в Евфрат реки Сагур, и перебил всё его население.

Решающие бои за Харран разыгрались в следующем году. Набопаласар выступил в поход в мае 610 г. до н. э. и до ноября опустошал область Харрана. В ноябре к нему присоединились мидяне и вместе с ними он двинулся на Харран. Ассирийцы и египтяне в ужасе бросили город и бежали за Евфрат. Харран был разграблен, причём мидяне уничтожили его знаменитый храм Эхулхул. В марте 609 г. до н. э. победители разошлись по домам, оставив в Харране вавилонский гарнизон.

В июне 609 г. до н. э. на помощь ассирийцам к Каркемишу двинулись главные силы египтян, под командованием самого фараона Нехо II. Соединившись с Ашшур-убаллитом, Нехо перешёл Евфрат и атаковал Харран. Тяжёлые бои велись всё лето. Вавилонский гарнизон мужественно отразил все приступы египтян и ассирийцев и удержал город.

В сентябре 609 г. до н. э. Набопаласар двинулся на выручку Харрану. Проиграв битву в стране Ицалла (севернее Харрана), фараон Нехо снял осаду Харрана и отступил за Евфрат. Харран остался в руках вавилонян. Таким образом, с 609 года до н. э. ассирийцы и их царь Ашшур-убаллит навсегда исчезают со страниц истории.

Правил Ашшур-убаллит II три года.

Литература

• Белявский В. А.. [gumilevica.kulichki.net/MOB/index.html Вавилон легендарный и Вавилон исторический]. — М.: Мысль, 1971. — 319 с. — 60 000 экз.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
• [hworld.by.ru/text/bab/bab.chr.html Вавилонская хроника]

Новоассирийский период
Предшественник: Син-шар-ишкун	царь Ассирии ок. 612/611 — 609 до н. э.	Преемник: государство разгромлено Вавилоном и Мидией

Отрывок, характеризующий Ашшур-убаллит II

«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.