Аш-Шавван, Азиз

Азиз Аш-Шавван

Азиз аш-Шавван (также аль-Шавван, эль-Шавван, араб. عزيز الشوان‎, ‘Azīz Al-Shawān; 6 мая 1916, Каир — 14 мая 1993, Каир) — египетский композитор коптского происхождения. Отец Сальвы эль-Шавван Каштелу-Бранку.

Учился во французской гимназии, получил основы музыкального образования у работавшего в Египте скрипача, ученика Яна Кубелика. В 1933 г. наставник выхлопотал юноше стипендию для поездки в Берлинскую высшую школу музыки, но отец аш-Шаввана запретил ему обращение к музыкальной карьере, и будущий композитор поступил в коммерческое училище, в свободное время играя на скрипке, кларнете и валторне в местных музыкальных коллективах. Затем травма руки заставила его отказаться от исполнительства, и аш-Шавван решил заняться композицией и дирижированием. С конца 1940-х гг. он сочинял преимущественно патриотические песни для популярных певцов, однако к этому же времени относится и его первая, не поставленная опера. В 1952 г. аш-Шавван стал руководителем открывшегося в Каире культурного центра СССР. В 1954 г. он организовал собственный камерный оркестр, во главе которого исполнял в том числе и свои сочинения, и в 1956 г. был удостоен государственной премии. В том же году он направился в Москву для получения профессионального композиторского образования; среди советских композиторов, под руководством которых работал аш-Шавван, были Кара Караев и Фикрет Амиров, однако особенно сильное влияние на него оказал Арам Хачатурян; в организации египетских гастролей Хачатуряна в 1961 году аш-Шавван принял активное участие. В 1967 г. аш-Шавван вновь посетил СССР для углублённых занятий под руководством Хачатуряна. Вернувшись в Египет, он преподавал, а с 1973 г. занимал должность музыкального консультанта Каирского симфонического оркестра.

Центральное место в творческом наследии аш-Шаввана занимает опера «Анас аль-Вугуд» (араб. اوبرا انس الوجود‎), над которой композитор работал в 1960—1965 гг. В основу либретто положен сюжет из «Тысячи и одной ночи» — история любви принцессы Вард аль-Акмам и простого воина Анаса аль-Вуджуда. В полном виде опера была поставлена только после смерти композитора, в 1995 г., на сцене нового Каирского оперного театра. Кроме того, аш-Шаванну принадлежит фортепианный концерт (1956), заставивший говорить о нём как о «восточном Рахманинове», балет «Изида и Озирис» (1969), четыре симфонии, в том числе № 4 «Оманская» (у аш-Шаввана были и оманские корни), ряд вокально-симфонических произведений, квинтет для арфы и струнных, квартет для гобоя и струнных, фортепианные пьесы, музыка к трём кинофильмам.

Отрывок, характеризующий Аш-Шавван, Азиз

Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.