Аш-Шамрани, Насер

Нассер аль-Шамрани
Общая информация
Родился	23 ноября 1983(1983-11-23) (40 лет) Мекка, Саудовская Аравия
Гражданство	Саудовская Аравия
Рост	173 см
Вес	58 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	Аль-Хиляль (Эр-Рияд)
Номер	15
Карьера
Молодёжные клубы
2000—2004	Аль-Вахда (Мекка)
Клубная карьера*
2003—2007	Аль-Вахда (Мекка)	62 (23)
2006	→  Аль-Шабаб (Эр-Рияд)
2007—2013	Аль-Шабаб (Эр-Рияд)	121 (87)
2013—н.в.	Аль-Хиляль (Эр-Рияд)	98 (61)
Национальная сборная**
2005—н.в.	Саудовская Аравия	64 (14)
Международные медали
Кубки Азии
Серебро	2007
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Нассер аль-Шамрани (род. 23 ноября 1983 в Мекке) — футболист из Саудовской Аравии, который играет на позиции нападающего за «Аль-Хиляль Эр-Рияд». Ранее он также играл за «Аль-Шабаб Эр-Рияд» и «Аль-Вахда Мекка».

Клубная карьера

«Аль-Вахда»

Нассер дебютировал в первой команде «Аль-Вахда» в сезоне 2003/04 в возрасте 20 лет. Несмотря на свою молодость, он вместе с товарищем по команде, Эсса аль-Мехьяни, были ключевыми нападающима в «Аль-Вахда». Несмотря на то, что в «Аль-Вахде» былодостаточно талантливых молодых нападающих, Нассер не смог выиграть с клубом ни одного турнира, лучшим достижением в Саудовской Премьер-лиги было третье место в сезоне 2006/07.

«Аль-Шабаб»

В 2005/06 сезоне Нассером заинтересовался «Аль-Шабаб», в середине сезона клуб арендовал его у «Аль-Вахды» до конца чемпионата. «Аль-Вахда» приняла предложение, так как на тот момент клуб уже не имел никаких шансов на трофеи. За эти несколько месяцев Нассер доказал свой класс нападающего. Он забил четыре гола в Лиге чемпионов АФК и помог «Аль-Шабаб» выйти в четвертьфинал. В чемпионате он забил три гола, в том числе установил окончательный счёт в финале Саудовской Премьер-лиги (матч за чемпионство) против «Аль-Хиляль», 3:0. Руководство «Аль-Шабаб» было впечатлено игрой Нассера, и после окончания сезона клуб попытался подписать с ним контракт, но «Аль-Вахда» отказалась, и в 2006/07 сезоне он вернулся в Мекку.

Нассер провёл один из лучших своих сезонов в «Аль-Вахда», забив девять голов в Саудовской Премьер-лиге. Он помог своей команде выйти на третье место в лиге, однако не забил ни одного гола в матчах плей-офф против «Аль-Шабаб» и «Аль-Иттихад Джидда». К концу сезона «Аль-Вахда» начала испытывать финансовые проблемы. «Аль-Шабаб» быстро заметил это и предложил за Нассера 13 миллионов саудовских риялов. «Аль-Вахда» приняла предложение, и Нассер перешёл в «Аль-Шабаб» перед началом сезона 2007/08.

В июле 2007 года он подписал пятилетний контракт с «Аль-Шабаб». Трансфер Нассера в «Аль-Шабаб» ждали многие болельщики клуба. Однако он начал сезон посредственно, не забив ни одного гола. К шестому туру Саудовской Премьер-лиги он открыл счёт своим мячам, оформив хет-трик в игре с «Аль-Кадисия Эль-Хубар». В следующих семи играх он забил девять голов, в том числе два дубля в матчах с «Аль-Иттихадом» и «Наджраном». Забив 12 голов, он был близок к титулу лучшего бомбардира, но его опередил бывший товарищ по «Аль-Вахде», Эсса аль-Мехьяни, на счету которого было 16 мячей. После полуфинальных игр против «Аль-Хиляль» в Кубке наследного принца Саудовской Аравии Нассер перестал забивать. В итоге он пропустил вперёд в бомбардирской гонке аль-Мехьяни и Хасана аль-Ями.

К концу следующего сезона Нассер был забил 18 голов за «Аль-Шабаб» и впервые в карьере стал лучшим бомбардиром Саудовской Премьер-лиги.

«Аль-Хиляль»

30 июня 2013 года он согласился на трёхлетний контракт с «Аль-Хиляль». После поражения в финале Лиги чемпионов АФК 2014 от «Вестерн Сидней Уондерерс» он плюнул в игрока команды-соперника, Мэттью Шпирановича, а затем попытался ударить его. За неспортивное поведение АФК дисквалифицировала аль-Шармани на 8 матчей Лиги чемпионов.

30 ноября 2014 года он был признан футболистом года в Азии.

Международная карьера

Нассер является постоянным членом национальной сборной. Вызывается в команду с 2005 года. Он забил свой первый гол за «зелёных соколов» в том же году, принеся команде победу с минимальным счётом в товарищеском матче против Туркменистана.

Он участвовал в двух розыгрышах Кубка Азии: в 2007 году, когда Саудовская Аравия вышла в финал; и в 2011 году, когда команда неожиданно проиграла все матчи группового этапа. Кубок Азии 2015 Нассер пропустил из-за травмы.

После своего дебютного гола Аль-Шамрани не забивал в течение трёх лет. Из-за этого Маркос Пакета не взял его на чемпионат мира по футболу 2006. Он участвовал в отборе на ЧМ-2010 и 2014 (в ходе которых он забил пять голов), но так и не смог помочь сборной квалифицироваться в финальную часть.

30 декабря 2014 года перед товарищеским матчем против Бахрейна, который Саудовская Аравия проиграла со счётом 4:1, Нассер толкнул болельщика.

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id={{{id}}} Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

Отрывок, характеризующий Аш-Шамрани, Насер

Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.