аль-Шариф, Манал

Манал аль-Шариф
араб. منال الشريف‎
Имя при рождении:	Манал Абд Масуд Алмнами аль Шариф
Род деятельности:	программистка в Saudi Aramco
Дата рождения:	25 апреля 1979(1979-04-25) (45 лет)
Место рождения:	Мекка, Саудовская Аравия
Гражданство:	Саудовская Аравия Саудовская Аравия
Дети:	сын (род. 2006)

Манал аль-Шариф (араб. منال الشريف‎; род. 25 апреля 1979, Мекка) — правозащитница и борец за права женщин в Саудовской Аравии, которая в 2011 году инициировала кампанию за право вождения автомобиля женщинами. В ходе этой кампании её соратница Ваджеха аль-Хувайдер</span>^ru_en записала на видео, как Манал аль-Шариф управляет автомобилем. Видео было опубликовано на Youtube и в Facebook. После этого 21 мая Манал аль-Шариф была арестована и отпущена, а затем повторно арестована на следующий день. 30 мая аль-Шариф была отпущена под залог, но с условием явки и дачи показаний в случае необходимости, запрета вождения автомобиля и запрета на общение с прессой. New York Times и Ассошиэйтед Пресс сравнила кампанию за право вождения автомобиля женщинами с проявлением «арабской весны», а длительное содержание аль-Шариф под арестом — со «страхом протестов», испытываемым саудовскими властями.

В дальнейшем аль-Шариф оставалась активным критиком саудовских властей, публикуя в «Твиттере» сообщения о заключённых работницах-иностранках, отсутствии выборов в Совет Шуры</span>^ru_en, и убийстве Ламы аль-Гамди</span>^ru_en. Её работа была оценена журналами Foreign Policy, Time, а также Форумом свободы в Осло</span>^ru_en.

Биография

Манал аль-Шариф окончила Университет короля Абдул- Азиза</span>^ru_en со степенью бакалавра наук по программированию, имеет сертификат Cisco. До мая 2012 года работала консультантом в сфере интернет-безопасности в нефтяной компании «Saudi Aramco». Она также писала статьи для ежедневной саудовской газеты Аль Ватан</span>^ru_en.

Кампания по защите прав женщин

Помимо своей основной работы, аль-Шариф выступала в защиту прав женщин Саудовской Аравии на протяжении многих лет. По выражению New York Times, аль-Шариф «выкидывала номера, чтобы обратить внимание на отсутствие прав у женщин». О кампании 2011 года за право вождения автомобиля женщинами Amnesty International написали следующее: «Манал аль-Шариф следует давней традиции женщин-активисток по всему миру, которые бросают вызов дискриминационным законам и политике».

Право на вождение автомобиля женщинами в Саудовской Аравии

См. также: Запрет на вождение автомобиля женщинами в Саудовской Аравии

По данным 2013 года женщины Саудовской Аравии ограничены в праве управлять автомобилем и фактически не могут этого делать. В 1990 году десятки женщин Эр-Рияда, выехавшие в знак протеста на автомобилях, были арестованы на сутки с конфискацией паспортов, а некоторые из них ещё и лишились работы. В сентябре 2007 года Ассоциация по защите прав женщин Саудовской Аравии</span>^ru_en, соучреждённая Ваджехой аль-Хувайдер</span>^ru_en и Фавзией аль-Уони подала петицию с 1100 подписями королю Абдулле с просьбой разрешить вождение автомобилей женщинам. В 2008 году в Международный женский день Хувайдер сняла себя на видео, управляющей автомобилем и опубликовала это видео на YouTube. Тем самым она привлекла внимание международных СМИ. Воодушевлённая «арабской весной» женщина из Джидды по имени Нэджла Харири села за руль автомобиля на второй неделе мая 2011 года со словами: «Раньше в Саудовской Аравии мы никогда не слышали про протесты. Но события на Ближнем Востоке, когда группы людей стали выходить на улицы и требовать то, что им нужно, сильно повлияли на меня».

Кампания за право вождения автомобиля женщинами 2011 года

В 2011 году Манал аль-Шариф и группа женщин начали в Facebook кампанию за предоставление женщинам права вождения автомобилей, получившую название «Teach me how to drive so I can protect myself» («Научи меня водить автомобиль, чтобы я могла защитить себя») или «Women2Drive». Участники призвали всех женщин сесть за руль 17 июня 2011 года. К 21 маю 2011 года около 12 000 подписчиков страницы в Facebook выразили свою поддержку. Аль-Шариф объяснила, что это — акция по продвижению прав женщин, а не заявление протеста. Кампания произвела впечатление на Ваджеху аль-Хувайдер</span>^ru_en и она решила помочь.

К концу мая аль-Хувайдер сняла на видео аль-Шариф, которая управляла автомобилем, объезжая Эль-Хубар. Видео было опубликовано на YouTube и в Facebook. В этом видео аль-Шариф заявила: «Это добровольная кампания, призванная помочь женщинам этой страны научится водить автомобиль в чрезвычайных случаях, которые могут произойти, не дай Бог. Что будет если тот, кто находится за рулём и везёт женщин, вдруг получит сердечный приступ?» 21 мая она была задержана религиозной полицией, и отпущена через шесть часов. К 23 маю 2011 года около 600 000 человек просмотрели это видео.

Видео с аль-Шариф за рулём автомобиля, опубликованное на YouTube, стало недоступным в стране, где было записано, страница в Facebook была удалена, а аккаунт аль-Шариф в «Твиттере» был «скопирован и изменён». Сторонники аль-Шариф вновь опубликовали видео, создали страницу в Facebook, а краткое изложение всех пяти правил, рекомендованных аль-Шариф для проведения кампании 17 июня было опубликовано в блоге New York Times.

22 мая аль-Шариф была вновь задержана. Журналисты начали задавать вопросы генеральному директору управления транспортом генерал-майору Сулейману аль-Ажлану о правилах дорожного движения для женщин. Аль-Ажлан заявил, что эти вопросы нужно адресовать членам Консультативного совета Саудовской Аравии. Общественная компания RTBF предположила, что аль-Шариф была приговорена к пяти дням лишения свободы.

New York Times охарактеризовал кампанию аль-Шариф как «зарождающееся протестное движение», которое власти Саудовской Аравии попытались «быстро подавить». В Associated Press написали, что «саудовские власти применили более суровые, чем полагается меры к аль-Шариф после того, как осознали, что её кампания сплотила молодёжь, желающую перемен» в контексте «арабской весны». Эти новостные организации объяснили столь долгий срок задержания аль-Шариф страхом широкомасштабного протеста, возникшим у саудовских властей. Amnesty International объявила аль-Шариф узником совести и потребовали её немедленного и полного освобождения.

На следующий день после ареста аль-Шариф уже другая женщина была задержана за вождение автомобиля. Она управляла машиной в городе Ар Рас</span>^ru_en. В машине вместе с ней находились ещё другие две женщины, и она была задержана дорожной полицией и в присутствии религиозной полиции. Эта женщина была отпущена лишь после того, как подписала бумагу об отказе от вождения автомобилем. В ответ на арест аль-Шариф сразу на следующий день ещё несколько саудовских женщин опубликовали видео, где они управляли автомобилем. 26 мая согласно информации, полученной от Валида Абдулхайра</span>^ru_en, власти заявили, что задержание аль-Шариф продлится до 5 июня 2011 года. 30 мая аль-Шариф была условно освобождена. Её адвокат Аднан аль-Салех сообщил, что её обвинили в подстрекательстве женщин к управлению автомобилем и «созданию общественного мнения». Аль-Шариф была освобождена под залог, но с условием явки и дачи показаний в случае необходимости, запрета вождения автомобиля и запрета на общение с прессой. В качестве возможных причин столь раннего освобождения аль-Шариф, по версии The National (Абу Даби)</span>^ru_en, указываются письмо, написанное аль-Шариф на имя саудовского короля Абдуллы, онлайн-петиция, поданная 4500 саудовцами на имя короля Абдуллы и «выражение негодования саудовцами и критиками за рубежом по поводу того, что аль-Шариф была посажена в тюрьму за действия, не являющиеся ни уголовным преступлением, ни преступлением против нравственности».

15 ноября 2011 года аль-Шариф подала протест в связи с отказом чиновников Генерального управления дорожного движения Эр-Рияда принять её заявление на получение водительских прав. 4 февраля 2012 года схожий иск был подан Самар Бадави.

Кампания 2011 года в защиту заключённых женщин

После освобождения из тюрьмы 30 мая аль-Шариф инициировала кампанию в «Твиттере» под названием «Faraj», призванную освободить саудиток, филиппинок и индонезиек, проживающих в Саудовской Аравии и заключённых в женскую тюрьму Эд-Даммама за то, что они «взяли в долг небольшую сумму денег и не смогли возвратить долг». Аль-Шариф заявила, что заключённые женщины, в основном, являются прислугой и продолжают находится в тюрьме уже после истечения сроков тюремного заключения из-за невозможности уплаты своего долга и того, что их саудовские работодатели не помогли освободиться или не оплатили стоимость обратных билетов для возвращения домой. Она навела справки по поводу 22 индонезиек и назвала имена четырёх из них, нуждающихся в помощи, указав при этом размер их долга. Она призвала перечислить пожертвования непосредственно директору женской тюрьмы Эд-Даммама, чтобы возместить долги женщин и освободить их.

Посткампания

23 января 2012 года было ошибочно сообщено о смерти аль-Шариф в результате ДТП в Джидде. 25 января The Guardian подтвердила, что на самом деле она жива, а жертвой ДТП явилась «неизвестная женщина, проживающая в пустыне», которая никак не связана с движением за вождение автомобилей женщинами.

В результате ареста, по сообщению аль-Шариф, она подверглась притеснениям со стороны работодателя в Aramco. Ей удалось избежать выяснения отношений по поводу своей поездки в Норвегию для получения премии Вацлава Гавеля</span>^ru_en.

В декабре 2012 года аль-Шариф подвергла критике инициативу саудовских властей информировать мужей посредством СМС о выезде их жён или родственников за пределы страны согласно закону, по которому мужчины являются законными опекунами своих жён. «Этот, казалось бы, небольшой факт информирования через sms, наводит на мысль о более масштабной проблеме со всей системой опеки и попечительства», — написала она в «Твиттере». Когда в январе 2013 года король Абдулла впервые назначил женщин в Консультативный совет Саудовской Аравии, аль-Шариф подвергла критике эту реформу, как недостаточную, указав, что Совет все ещё не является выборным органом и не может проводить законопроекты. В феврале она привлекла внимание международной общественности к делу пятилетней девочки Ламы аль-Гамди, которая подверглась изнасилованию, побоям и сожжению своим отцом Файганом аль-Гамди</span>^ru_en; он находился в заключении четыре месяца и уплатил дия в размере 200 000 саудовских риялов (около 50 000 долларов США).

Признание

По версии журнала Foreign Policy, аль-Шариф входит в топ-100 мировых мыслителей 2011 года и упомянута в журнале Forbes того же года в числе женщин, которые потрясли мир. В 2012 году издание The Daily Beast^?! назвало аль-Шариф одной из самых бесстрашных женщин года, а журнал Time причислил её к списку 100 наиболее влиятельных женщин 2012 года. Также она была в числе трёх номинантов на получение премии Вацлава Гавела</span>^ru_en в первый год её вручения на Форуме свободы в Осло</span>^ru_en.

Ссылки

• [manal-alsharif.com/category/english-content/ Официальный сайт]
• [www.ted.com/speakers/manal_al_sharif.html «Manal al-Sharif»]
• [www.ted.com/talks/manal_al_sharif_a_saudi_woman_who_dared_to_drive.html «A Saudi woman who dared to drive»] (TEDGlobal 2013)
• Manal al-Sharif. [www.facebook.com/pages/Manal-Alsharif-%D9%85%D9%86%D8%A7%D9%84-%D8%A7%D9%84%D8%B4%D8%B1%D9%8A%D9%81/128474127232675 Manal Alsharif منال الشريف | Facebook]. Проверено 19 августа 2011.

Отрывок, характеризующий Аль-Шариф, Манал

«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.