Шариат

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Аш-шариа»)
Перейти к: навигация, поиск

                              

Шариа́т (араб. شريعة‎ — букв. [правильный] путь, образ действия‎) — комплекс предписаний, определяющих убеждения, а также формирующих религиозную совесть и нравственные ценности мусульман. Шариатские предписания закреплены прежде всего Кораном и сунной пророка Мухаммеда и выступают источниками конкретных норм, регулирующих практически все сферы повседневной жизни мусульман.





Терминология

Термин шариат имеет широкое значение. Шариатом называют свод Божественных повелений и запретов, Божественный Закон, практические религиозные предписания мусульман, и ислам в целом[1].

Мусульмане связывают понятие шариат прежде всего с его использованием в коранических аятах[2], обозначающих начертанный Аллахом прямой путь, следуя которому правоверный мусульманин достигает нравственного совершенства, мирского благополучия и может попасть в рай. Общий смысл данного понятия определяется также его происхождением от корня ш-р-’, неоднократно встречающийся в Коране в значении «узаконивать», «предписывать что-либо как обязательное»[3][4].

Синонимы этого слова «аш-шар’» и «ат-ташри» употребляются также по отношению к Закону древних пророков, например Закону Мусы (Моисея)[5]. Другой синоним — «шир’а», означающий такие понятия, как: путь, мазхаб, метод, традицию и т. д[1].

В исламской идеологии термин шариат в сочетании с определениями ислами или исламия (мусульманский, исламский) употребляются в общеязыковом значении в отношении правил, которыми должен руководствоваться правоверный, а также установленных Аллахом критериев оценки его поведения и образа мыслей. По этой причине шариат нередко воспринимается в массовом сознании как исламский образ жизни в целом, всеобъемлющий исламский комплекс правил поведения, включающий самые разнообразные нормы — религиозные, бытовые, нравственные, юридические и т. д. В таком широком смысле шариат часто называют «религиозным законом», причём термин «закон» употребляется в общесоциальном, а не в юридическом значении. Аналогичную смысловую нагрузку несет и выражение «законы шариата»[4]. Хадисы пророка были одобрены Аллахом, а если Пророк в чём-то ошибался, то Аллах сразу поправлял его откровением[6][1].

Вопрос о предписаниях, включаемых в шариат и каковы его источники, является ключевым для установления объёма данного понятия в терминологическом значении. В этом отношении в мусульманской идеологии утвердилось общее терминологическое определение шариата как совокупности обязательных к соблюдению установленных Аллахом норм и предписаний (хукм). Отсюда делается вывод, что источниками шариата являются Коран и сунна Пророка. Хадисы, передающие личное мнение пророка Мухаммада, а не волю Аллаха в шариат не включаются[4].

Различными направлениями исламской мысли по-разному трактуют определение шариата. Так, захириты понимали под шариатом только те положения Корана и сунны, которые несут очевидный (захир) смысл, ясно указывая на конкретные правила поведения (катият ад-далала). Другие направления считали, что те вопросы, на которых нет однозначного ответа в Коране и сунне, можно вывести с помощью чисто рациональных приемов (иджтихад) или путём толкования неоднозначно понимаемых предписаний. Некоторые направления исламской юриспруденции под шариатом имели в виду лишь правила, регулирующие внешнее поведение мусульман, которые не касаются вопросов внутренней мотивации и религиозной совести. Однако большинство мусульманских идеологов считает, что шариат не содержит всех конкретных правил поведения и точных рекомендаций, как вести себя во всех жизненных ситуациях, а те предписания, которые имеются в Коране и сунне являются вечными и соответствуют любым условиям[4].

Классификация шариатских норм

В Коране и сунне имеются культовые нормы, регулирующие порядок исполнения мусульманами религиозных обязанностей (ибадат) и мало конкретных и очевидных правил поведения, определяющих взаимоотношения мусульман (муамалат). Скорее всего, это связано с тем, что конкретные жизненные ситуации, которые могут возникнуть в будущем не могут быть предусмотрены исчерпывающим образом в Коране и сунне и не поддаются учету. Поэтому по данному кругу вопросов шариат устанавливает общие ориентиры и принципы (аль-каваид аль-амма, или аль-куллия), толкование и рациональное осмысление которых позволяет находить решение в каждой конкретной ситуации. С помощью иджтихада правоведы могут, не выходя за рамки общих целей шариата, вводить конкретные правила поведения и в случае необходимости гибко заменять эти правила новыми. Таким образом, шариат включает в себя не только ясные положения Корана и сунны, но и те положения, которые формулируют лишь общие ориентиры[4].

Помимо ибадата и муамалата, шариат также включает вопросы религиозной догматики (акида) и этики (ахлак). На основании этого мусульманские богословы утверждают, что шариат регулирует не только внешнее поведение мусульман, но и определяет их религиозные убеждения, нацелен на их нравственное совершенствование и принимает в расчет внутреннюю мотивацию поступков[4].

Аяты Корана, посвящённые проблемам основ вероисповедания, служения, духовности и этики ниспосылались в мекканский период ниспослания Божественных откровений и продолжался на протяжении 12 лет. После переселения мусульман в Медину начался 10-ти летний государственный период исламской религии. В мединских сурах больше повелений относительно общественно-политической, культурной, экономической деятельности мусульман. В этот период были ниспосланы поведения относительно заключения браков, разводов, права наследования, торговли, ведения войн, заключения мира и т. д. Большая часть всех этих предписаний содержится в сунне пророка Мухаммеда[1].

Соотношение шариата и фикха

Расхождения в оценках шариата предопределяют и характер взглядов исламских мыслителей на соотношение этого понятия с исламской юриспруденцией (фикхом). В исламской традиции нет единой позиции по данному вопросу[4]. В начальный период становления и развития ислама под фикхом иногда понималось овладение всем комплексом религиозных положений, знание предписаний Корана и сунны Пророка, регулирующих поведение и образ мысли последователей ислама. Под шариатом понимался предначертанный Аллахом путь праведной жизни мусульман[7].

В дальнейшем трактовка содержания шариата и фикха изменилась и шариат выступал как совокупность всех регулирующих внешнее поведение норм, прямо установленных в Коране и сунне или введённые с помощью иджтихада. Поэтому фикх-юриспруденция выступает как наука, знание шариата, фикх-право включает все нормы шариата. В таком соотношении шариат и фикх часто употребляются как синонимы[7].

Представители фикха-юриспруденции и усуль аль-фикха — общей теории фикха считают, что шариат включают в себя положения относительно религиозной догматики (акида), этики (ахлак), а также «практические» нормы, регулирующие ибадат и муамалат. Сторонники данной позиции относят к таким нормам не только конкретные предписания Корана и сунны, но и нормы, сформулированные факихами путём толкования неоднозначных положений или с помощью иных рациональных аргументов (иджтихад). Эти нормы и составляют фикх-право, который включается в шариат в качестве его составной части. Отсюда делается вывод, что шариат является более широким понятием, чем фикх. Такой подход к соотношению шариата и фикха отличается формализмом и стремлением охватить реальные процессы их становления и развития. Он не в полной мере удовлетворяет потребностям практики, так как не учитывает важные особенности действия фикха-права[7].

В исламской правовой теории широкое признание получило решение, в соответствии с которым шариат, включающий религиозную догматику, этику и «практические» нормы, исчерпывается положениями Корана и сунны. Все его элементы имеют священный характер и олицетворяют божественное откровение (вахй). «Практические» нормы, несущие очевидный смысл, одновременно входят в фикх-право, занимая в его составе скромное место. Преобладающую часть фикха-права составляют правила поведения, которые введены исламскими правоведами на основе иджтихада. Таким образом, шариат и фикх-право совпадают лишь в части бесспорных и ясных предписаний Корана и сунны. Те положения, которые допускают различное понимание положений Корана и сунны включаются в неизменной форме, а фикх-право отражает их в виде решений муджтахидов. Толкуя их по-своему, различные правовые школы (мазхабы) могут приходить к разным решениям и формулировать несовпадающие правила поведения. Таким образом, положения шариата вечны и абсолютно обязательны, а большинство норм фикха-права изменчивы. Поэтому шариат лишён противоречий и ошибок, характерных для отдельных норм фикха-права и выводов фикха-юриспруденции. Из этого можно сделать вывод, что с точки зрения божественного откровения воплощенного в «практических» нормах, шариат шире фикха-права, а по количеству включаемых в него норм уступает ему[7].

Современное понимание шариата

Современные факихи опираются на указанный взгляд в своем толковании статей конституций ряда мусульманских стран, основанных на принципах шариата. Они часто включают в понятие шариата и общие правила, сформулированные муджтахидами на основе изучения всех источников фикха. В 1869—1877 годах в Османской империи были приняты 99 таких норм-принципов (танзимат) игравшем роль гражданского и процессуального кодексов. Такой взгляд учитывает потребности правовой практики[7].

В современной исламской идеологии получил развитие подход, нацеленный преимущественно на общетеоретическое осмысление шариата в его соотношении с фикхом, согласно которому фикх-право не выступает элементом шариата и вообще не совпадает с ним. Их соотношение представляется как связь между источником фикха (шариатом) и нормативной интерпретацией положений шариата (фикха)[8].

С позиций исторического и социологического подходов шариат можно понимать как комплекс обязательных для исполнения предписаний и учение об исламском образе жизни, в котором затрагиваются вопросы догматики и этики, убеждения и религиозную совесть мусульманина. Поступки и внешнее поведение человека регламентируются шариатом путём конкретизации в определенных нормах, функцию которых выполняет фикх-юриспруденция. Фикх занимается выведением из шариата конкретных правил поведения. Посредством фикха происходит перевод шариатских положений в плоскость практических правил поведения, а шариат играет роль общего идейного источника, религиозно-этической основы фикха (права и юриспруденции)[8].

Применение шариата по странам::

     Страны со светским законодательством      Шариат регулирует только вопросы семейного права      Шариат регулирует все сферы жизни

     Применение шариата отличается в зависимости от региона

Степень влияния и его границы

Шариат определяет и организует жизнь мусульман на пространстве исламского мира. Однако его влияние не везде одинаково. В Саудовской Аравии шариат остается единственной правовой системой. В Индии, Сирии, Ливане и исламских странах Африки государственные правонарушения и сделки между гражданами регулируются нормами светского законодательства, а вопросы наследования, брака, развода, благотворительных организаций рассматриваются с точки зрения шариата. В Турции и странах Средней Азии суды следуют светским юридическим кодексам[9].

Источники шариата

В узком смысле шариат включает в себя только те нормы, которые ясно зафиксированы в Коране и сунне. Согласно принципу исламского права, сунна служит для разъяснения и детализации общих положений Корана, а Коран — для разъяснения сунны. При этом сунна не должна содержать постановлений, принципиально противоречащих Корану. Некоторые шариатские нормы восходят к племенным обычаям народов доисламской Аравии[9].

В более широком толковании шариат охватывает также нормы, выработанные в правовых школах (мазхабах). Поэтому, наряду с нормами, имеющими прямое божественное происхождение, шариат включает установления, сформулированные людьми на их основе или в согласии с ними. После Корана и сунны в суннизме в качестве источника права выступают иджма («единогласное мнение») общины и кияс («соизмерение») случаев, прямо не описанных в Коране и сунне. Иджма признается на основе известного хадиса пророка Мухаммеда, утверждающего, что община мусульман никогда не примет единогласно неверного решения. Единогласие общины было в дальнейшем заменено на единогласие правоведов (факихов). Кияс признается разными мазхабами в разной степени, а разработка его теории составила одну из наиболее развитых отраслей «основ фикха» (усуль аль-фикх). В шиизме вместо иджмы и кияса, в качестве источника права используются установления имамов, которые, согласно шиитским доктринам, обладают абсолютным знанием о любом предмете[9].

Правовые школы

Различия между религиозно-правовыми школами в значительной степени определялись тем значением, которое придавалось источникам права. Если захириты признавали только ясно и недвусмысленно зафиксированные нормы Корана и сунны, то батиниты (шииты и др.), напротив, допускали фактически свободное нормотворчество имамов, которое лишь по видимости согласовывалось с авторитетными текстами посредством толкования (тавиля) последних[10].

В современном суннизме в качестве авторитетных и непротиворечащих друг другу признаны четыре правовые школы: ханафитский, шафиитский, маликитский и ханбалитский мазхабы. Юридическая методология каждого мазхаба в разных пропорциях сочетает доводы авторитетных текстов с киясом. Ханбалиты предпочитают строгое истолкование сунны, в то время как маликиты и ханафиты допускают большую свободу действий в каждом конкретном случае. Такие расхождения в конечном результате приводят к некоторым различиям. Большинство суннит причисляет себя к тому или иному мазхабу. Каждый мазхаб пользуется особым покровительством и почетом в определенных местностях. Большинство ханбалитов проживает в Саудовской Аравии, маликиты преобладают в Северной и Западной Африке, шафииты составляют большинство в Индонезии, Восточной Африке, южной Аравии и северном Египте. Наибольшим распространением пользуется ханафитский мазхаб, приверженцы которого составляют большинство мусульман России, Индии, Пакистана, а также стран Средней Азии и Ближнего Востока[10].

Шииты придерживаются самостоятельных юридических учений, отражающих те религиозные, социальные и исторические тенденции, в результате которых и произошло их отделение от суннитского большинства[10].

Шариатские предписания

В литературе по фикху человеческие поступки с позиции их допустимости разделены на пять степеней (ахкам аль-хамса): обязательные (фард, ваджиб); рекомендуемые и одобряемые (суннат, мандуб, мустахабб); общедозволенные и нейтральные (мубах, джаиз); порицаемые (макрух); запретные (харам, мазхур)[11].

  • Фард — поступки и нормы поведения, вмененные человеку в обязанность как религиозные заповеди. Фард подразделяются на фард аль-'айн — обязательные для всех без исключения, и фард аль-кифая, неисполнение которых может быть извинено обстоятельствами. Мусульманин, пренебрегающий фардом становится нечестивцем (фасик)[12].
  • Ваджиб — предписания, обязательность которых не так явно выражена в Коране и сунне, как действия, попадающие под категорию фарда. Ваджиб основан на единичном хадисе-ахад и занимает промежуточное положение между фардом и сунной. Невыполнение ваджиба является грехом, а отрицание обязательности его исполнения не выводит человека из лона ислама. Данное положение свойственно ханафитской правовой школе, в то время как в трёх других суннитских мазхабах понятия фарда и ваджиба идентичны[13].
  • Суннат — правильные поступки, соответствующие сунне пророка Мухаммеда. Суннат делится на сунну гайри муаккада (мустахаб) — различные богоугодные действия, которые пророк Мухаммад делал не постоянно и сунна муаккада — различные богоугодные действия, которые пророк Мухаммад делал постоянно и покидал редко. Несовершение сунны муаккада является очень нежелательным для мусульманина[14].
  • Мандуб (рекомендуемое) — действия и поступки, которые не являются предписанными или обязательными, но совершение которых высоко оценивается окружающими. К мандубу относятся такие богоугодные дела как: щедрость, благочестие, раздача милостыни, сдерживание гнева, изучение Корана и т. д[15].
  • Мубах (дозволенно) — поступки и действия, которые рассматриваемых шариатом как нейтральные. Данные бытовые действия не осуждаются, не поощряются и не нуждаются сами по себе ни в какой оценке[16].
  • Макрух (неприемлемое, недостойное) — осуждаемые с моральных позиций действия, не являющиеся нарушением шариатских правовых норм. Как мукрух оцениваются небрежность при совершении религиозных обязанностей, жестокость, скупость, склонность к расточительству, брак с иноверкой или малолетней и т. д[17].
  • Харам — поступки, являющиеся греховными и запретными. Противоположное хараму — халяль[18].

Наказания

Наказание, которое налагается на преступника во благо обществу (умме) в шариате называется укубой (араб. عقوبة‎). Наказание определяет судья (кади), внимательно изучающий каждое преступление и выносящий приговор на основании законов шариата. Укуба применяется только на основании прямых повелений исламских первоисточников (Корана и Сунны). Ответственность за свои поступки должны нести все люди, независимо от влияния и общественного положения, а мера наказания должна быть адекватна совершенному проступку[19].

Наказания делятся на три группы: пресекающие наказания (хадд), отмщающие наказания (кисас, дийя, каффара, лишение наследства) и назидательные наказания (тазир)[19].

  • Хадд — это вид наказания, применяемый за совершение преступлений, представляющие опасность для морального состояния общества. К таким преступлениям относятся, например, прелюбодеяние (хадд аз-зина), возведение на человека клеветы о его прелюбодеянии (хадд аль-казф), употребление алкоголя и незаконное присвоение чужого имущества (хадд ас-сиркат). За эти виды преступлений полагаются различные виды наказаний, начиная от штрафов, ударов плетьми, тюремного заключения, до смертного приговора (раджм)[19].
  • К отмщающим наказаниям относятся: кисас (месть), дийя (компенсация), каффара (искупление) и лишение наследства. Эти виды наказания применяются за различные преступления против жизни и здоровья людей. За преднамеренное убийство человек наказывается убийством. Однако в особых случаях кисас может быть заменен выкупом за убитого (каффара), либо компенсацией (дийя) и возмещением ущерба. В случае непреднамеренного убийства или ранения выплачивается дийя[19].
  • Тазир — это вид наказания, применяемый за совершение различных противоправных действий, которые вредят людям и причиняют им неудобства. К таким преступлениям относятся: нарушение общественного порядка, мошенничество, жульничество и т. д. За такие преступления налагаются наказание в виде штрафов, тюремного заключения, ссылки и удары плетьми. В некоторых случаях допускается общественное увещевание[19].

Напишите отзыв о статье "Шариат"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Али-заде, А. А., 2007.
  2. Аль-Джасия [koran.islamnews.ru/?syra=45&ayts=18&aytp=18&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 45:18]
  3. Аз-Зухруф [koran.islamnews.ru/?syra=43&ayts=13&aytp=13&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 43:13]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 Ислам: ЭС, 1991, с. 292.
  5. Аш-Шура [koran.islamnews.ru/?syra=42&ayts=13&aytp=13&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 42:13]
  6. Ан-Наджм [koran.islamnews.ru/?syra=53&ayts=3&aytp=4&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 53:3,4]
  7. 1 2 3 4 5 Ислам: ЭС, 1991, с. 293.
  8. 1 2 Ислам: ЭС, 1991, с. 294.
  9. 1 2 3 Кругосвет, стр. 1.
  10. 1 2 3 Кругосвет, стр. 2.
  11. Ислам: ЭС, 1991, с. 282.
  12. Ислам: ЭС, 1991, с. 252.
  13. Али-заде, А. А., 2007, [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/177.html Ваджиб].
  14. Али-заде, А. А., 2007, [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/714.html Сунна].
  15. Ислам: ЭС, 1991, с. 158.
  16. Ислам: ЭС, 1991, с. 168.
  17. Ислам: ЭС, 1991, с. 153.
  18. Ислам: ЭС, 1991, с. 274.
  19. 1 2 3 4 5 Али-заде, А. А., 2007, [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/783.html Укуба].

Литература

  • Сюкияйнен Л. Р. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 аш-Шариа] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 292-294.</span>
  • Али-заде, А. А. Шариат : [[web.archive.org/web/20111001003120/slovar-islam.ru/books/sh.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/SHARIAT.html Шариат] // Энциклопедия «Кругосвет».

Отрывок, характеризующий Шариат

Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.