Аэд Аллан
| Аэд Аллан др.‑ирл. Áed Allán | ||
| ||
|---|---|---|
| 722 — 743 | ||
| Предшественник: | Фергал мак Маэл Дуйн | |
| Преемник: | Ниалл Фроссах | |
| ||
| 734 — 743 | ||
| Предшественник: | Флатбертах мак Лоингсиг | |
| Преемник: | Домналл Миди | |
| Смерть: | 743 | |
| Род: | Кенел Эогайн | |
| Отец: | Фергал мак Маэл Дуйн | |
| Дети: | сын: Маэл Дуйн мак Аэдо Аллайн | |
Аэд Аллан[1] (Аэд мак Фергайл, Аэд Красивый; др.‑ирл. Áed Allán, Áed mac Fergaile; погиб в 743) — король Айлеха (722—743) и верховный король Ирландии (734—743) из рода Кенел Эогайн, ветви Северных Уи Нейллов.
Содержание
Биография
Король Айлеха
Получение престола
Аэд Аллан был старшим сыном правителя Айлеха и верховного короля Ирландии Фергала мак Маэл Дуйна[2]. О том, кто была мать Аэда, точно не известно. По одним данным, её звали Эрнан и она происходила из рода Кенел Конайлл[2][3]; по ирландской саге «Пророчество Фергала мак Маэл Дуйна» (др.‑ирл. Fáistine Fergaile meic Máele Dúin), она была дочерью верховного короля Конгала Кеннмагайра, родившей Аэда во внебрачной связи с Фергалом; по ещё одному мнению, это была Бригита, дочь Орки мак Карртайна[4].
Фергал мак Маэл Дуйн погиб 11 декабря 722 года в сражении при Алмайне (современном Аллене), в котором его противниками были король Лейнстера Мурхад мак Брайн из рода Уи Дунлайнге и правитель Уи Хеннселайг Аэд мак Колгген[3]. После смерти отца титул верховного короля перешёл к Фогартаху мак Нейллу[5], а Аэд унаследовал только престол Айлеха, которым владел до самой своей смерти[2].
Войны с Флатбертахом мак Лоингсигом
К 730-м годам относятся свидетельства о череде войн, которые Аэд Аллан вёл с верховным королём Ирландии Флатбертахом мак Лоингсигом из рода Кенел Конайлл. Вероятно, конфликт был вызван борьбой Аэда и Флатбертаха за главенствующее положение среди Северных Уи Нейллов. Основной целью набегов айлехцев были земли суб-королевства Маг Ита, важнейшего звена для связи между различными территориями, подчинявшимися Кенел Конайлл[6].
В 727 году, ещё ранее получения титула верховного короля Ирландии, Флатбертах мак Лоингсиг сражался с айлехцами при Друим Форнохте[7]. В 732 году, уже как король Тары, Флатбертах был разбит Аэдом Алланом в сражении, в котором погиб племянник верховного короля Фланн Гохан мак Конгайл. В 733 году в битве с айлехцами в Маг Ита погиб ещё один его племянник, Конайнг мак Конгайл[8]. Для организации отпора нападениям Аэда Аллана король Флатбертах в 733 году заключил союз с правителем Дал Риады[6].
Получив от нового союзника корабли, в 734 году Флатбертах мак Лоингсиг попытался совершить нападение на прибрежные земли Айлеха. Однако в решающем морском сражении вблизи устья реки Бойн флот короля Аэда Аллана разбил флот верховного короля и его союзников из Дал Риады[6][9]. По свидетельству «Анналов четырёх мастеров», против флота верховного короля сражались не только айлехцы, но и их союзники из Ульстера и кианнахты из Гленн Геймина[10].
Вероятно, вскоре после этого поражения Флатбертах был вынужден отказаться от престола: он удалился в аббатство Арма и здесь скончался в 765 году[2][11]. После этого титул верховного короля перешёл к Аэду Аллану[2][5]. В результате этих событий территория королевства Айлех был расширена и в неё были включены земли суб-королевства Маг Ита. Также и все айргиалльские племена, ранее подчинявшиеся Кенел Конайлл, перешли под власть правителя Айлеха. Эти завоевание нанесли настолько серьёзный урон королевству Кенел Конайлл, что его короли утратили статус наиболее влиятельных правителей северной части Ирландии. С этого времени сильнейшим королевством в этой части острова стал Айлех[2][6][9].
Верховный король Ирландии
Взаимоотношения с ирландскими королевствами
Первым противником Аэда Аллана стал в 735 году король Ульстера Аэд Ройн из рода Дал Фиатах. В состоявшемся между ними сражении при Фохайрте (около Дандалка) победу одержал Аэд Аллан. Ульстерский король и правитель септа Уи Эхах Кобо Конхад мак Куанах пали на поле боя[12][13]. Это позволило Аэду Аллану присоединить к Айлеху айргиалльское королевство Конайлли Муиртемне, располагавшееся в области современного графства Лаут. В новоприобретённых землях находился один из центров ирландского христианства — аббатство Арма, покровителями которого с этого времени стали представители рода Кенел Эогайн[2].
В записях о событиях 737 года ирландские анналы сообщают о переговорах Аэла Аллана с королём Мунстера Каталом мак Фингуйне. Встреча двух правителей состоялась в Терриглассе, вероятно, не принадлежавшем ни одному из этих королей. Предполагается, на переговорах обсуждался вопрос о подчинении короля Мунстера Аэду как верховному королю Ирландии. Вероятно, Катал мак Фингуйне отверг притязания верховного короля, посчитав, что правитель северо-ирландского Айлеха не сможет оказывать реального влияния на события в южной части острова. По свидетельствам анналов, единственным результатом переговоров стало согласие мунстерского правителя признать над своими землями духовную власть аббатства Армы. Соглашение было подкреплено торжественной церемонией провозглашения главенства «закона Патрика» на всех землях Ирландии[2][4][14][15].
В 738 году Аэд Аллан выступил против лейнстерцев и нанёс им 19 августа сокрушительное поражение в битве. В этом сражении, состоявшемся при Ухбаде или при Ат Сенайге (около современного Баллишаннона) и упоминающемся в анналах как «битва стонов», «погибло столько, сколько не пало ни в одном набеге и не погибло ни в одном жестоком столкновении за известные людям прошедшие столетия». Среди павших на поле боя множества лейнстерцев был их король Аэд мак Колгген из рода Уи Хеннселайг, а также его соправитель Бран Бекк из рода Уи Дунлайнге[16]. Таким образом, Аэд Аллан, сам получивший ранение в сражении, через шестнадцать лет отомстил лейнстерцам за гибель своего отца Фергала мак Маэл Дуйна[3]. Эта победа над лейнстерцами была моментом наибольшего влияния Аэда Аллана на события в Ирландии[2][17].
Ирландские анналы сообщают о ссоре, произошедшей в 742 году между Аэдом Алланом и королём Бреги Конайнгом мак Амалгадо из рода Сил Аэдо Слане, в результате которой по приказу верховного короля его враг был задушен[18][19].
Война с Домналлом Миди
В 743 году возглавляемое Аэдом Алланом войско из айлехцев и айргиалльцев вторглось в королевство Миде, правителем которого был Домналл Миди из рода Кланн Холмайн. Анналы ничего не сообщают о причинах конфликта. Возможно, он был вызван убийством Аэдом Алланом короля Конайнга мак Амалгадо и поддержкой Домналла своих дальних родичей из Сил Аэдо Слане[19]. В произошедшем сражении, по одним данным, состоявшемся у местечка Маг Серед (около Келса), по другим — на землях современного графства Лонгфорд), Домналл Миди одержал крупную победу. На поле боя пали король Аэд и множество айргиалльцев, включая правителей септов Айртир, Уи Хремтайнн, Уи Макк Уайс и короля Конайлли Муиртемне Фаллаха[2][4][13][20].
После гибели Аэда Аллана титул верховного короля Ирландии перешёл к Домналлу Миди, а власть над Айлехом получил младший брат покойного короля Ниалл Фроссах[5]. Сын короля Аэда, Маэл Дуйн мак Аэдо Аллайн, также занимал престол Айлеха[2].
Итоги правления
В средневековой ирландской литературе Аэд Аллан описывался как человек буйного нрава, воинственный и оказывавший мало почтения своему отцу Фергалу. В то же время, в составе «Анналах четырёх мастеров» сохранилось приписываемое Аэду четверостишие, якобы написанное им накануне сражения с Домналлом Миди[4].
Аэд Аллан значительно расширил территорию Айлеха и укрепил влияние своего рода Кенел Эогайн. С его правления и до конца X века в Ирландии существовала традиция, согласно которой, титулом верховного короля поочерёдно владели правители Айлеха из числа Северных Уи Нейллов, и правители Миде из рода Кланн Холмайн, ветви Южных Уи Нейллов[2][9].
Напишите отзыв о статье "Аэд Аллан"
Примечания
- ↑ Известен также как король Айлеха Аэд II и верховный король Ирландии Аэд IV.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Charles-Edwards T. M. [www.oxforddnb.com/templates/article.jsp?articleid=50070 Áed Allán mac Fergaile (d. 743)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004. — Vol. I. — P. 373.
- ↑ 1 2 3 Doherty Ch. [www.oxforddnb.com/templates/article.jsp?articleid=50111 Fergal mac Máele Dúin (d. 722)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004. — Vol. XIX. — P. 338—339.
- ↑ 1 2 3 4 Ó hÓgáin D. [books.google.ru/books?id=qUgUAQAAIAAJ Myth, legend & romance: an encyclopaedia of the Irish folk tradition]. — Prentse Hall Press, 1991. — P. 36. — ISBN 978-0-1327-5959-5.
- ↑ 1 2 3 Бирн Ф. Д., 2006, с. 313.
- ↑ 1 2 3 4 Charles-Edwards T. M. [www.oxforddnb.com/index/50/101050116 Flaithbertach mac Loingsig (d. 765)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press]год=2004. — Vol. XIX. — P. 979.
- ↑ Анналы Ульстера (год 727.2); Анналы Тигернаха (год 727.2).
- ↑ Анналы Ульстера (годы 732.10 и 733.3).
- ↑ 1 2 3 Бирн Ф. Д., 2006, с. 140.
- ↑ Анналы Ульстера (год 734.8); Анналы четырёх мастеров (год 728.3).
- ↑ Анналы Ульстера (год 734.10).
- ↑ Анналы четырёх мастеров (год 732.10).
- ↑ 1 2 Бирн Ф. Д., 2006, с. 143—144.
- ↑ Анналы Ульстера (год 737.8 и 9).
- ↑ Бирн Ф. Д., 2006, с. 239.
- ↑ Анналы Ульстера (год 738.4); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 178).
- ↑ Бирн Ф. Д., 2006, с. 172—173.
- ↑ Анналы Ульстера (год 742.7).
- ↑ 1 2 Charles-Edwards T. M. [www.oxforddnb.com/templates/article.jsp?articleid=50105 Domnall mac Murchada (d. 763)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
- ↑ Анналы Ульстера (год 743.4 и 12).
Литература
- Бирн Ф. Д. Короли и верховные правители Ирландии. — СПб.: Евразия, 2006. — 368 с. — ISBN 5-8071-0169-3.
Отрывок, характеризующий Аэд Аллан
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
