Аэлита (фильм)

Аэлита
Жанр	Фантастика
Режиссёр	Яков Протазанов
Автор сценария	Фёдор Оцеп
В главных ролях	Юлия Солнцева Николай Баталов Николай Церетелли Игорь Ильинский Михаил Жаров Вера Орлова
Оператор	Юрий Желябужский Эмиль Шюнеман
Кинокомпания	Межрабпом-Русь
Длительность	113 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	Русский
Год	1924
IMDb	ID 0014646
Выход фильма «Аэлита»

К:Фильмы 1924 года

«Аэлита» — классический советский немой художественный фильм Якова Протазанова, вольная экранизация одноимённого фантастического романа А. Н. Толстого.

Сюжет

Действие фильма начинается в декабре 1921 года в Петрограде, вскоре после окончания Гражданской войны и начала НЭПа. Страна лежит в разрухе, города полны голодающими людьми.

Инженеры Лось и Спиридонов (обоих играет Николай Церетелли) получают таинственный радиосигнал «АНТА… ОДЭЛИ… УТА…» и пытаются разгадать его смысл. Разыгравшееся воображение Лося рисует ему картины марсианской цивилизации. «Управляющий энергией» Марса Гор (Юрий Завадский) изобретает машину, позволяющую наблюдать за жизнью землян. Правитель Тускуб (Константин Эггерт) запрещает ему кому бы то ни было сообщать об этом. Но королева Марса Аэлита (Юлия Солнцева) узнаёт о машине и просит Гора показать ей Землю. В числе прочих картин она видит Лося, который целуется со своей женой Наташей. Аэлита хочет больше узнать о жизни землян, а главное — лучше её почувствовать. Хотя Аэлита — королева, но она лишь «царствует», а на самом деле правит Марсом совет «Старших» во главе с Тускубом. Рабочие Марса находятся на положении рабов, ненужную рабочую силу складируют в холодильниках и при необходимости размораживают. Жена Лося Наташа (Валентина Куинджи) работает в эвакопункте на одном из вокзалов Москвы. Через её эвакопункт проходит раненый на фронте красноармеец Гусев (Николай Баталов) и приехавшие из провинции жулик Эрлих (Павел Поль) с женой Еленой, которую он выдаёт за свою сестру. Гусев отправляется в госпиталь, а Эрлихи останавливаются у Спиридонова, первого мужа Елены Эрлих. Елена кокетничает со Спиридоновым, выманивая его сбережения, а Эрлих быстро получает работу товароведа на складе. Его подселяют в квартиру к инженеру Лосю и Эрлих сразу начинает заигрывать с Наташей. Лось замечает это и начинает ревновать, всё больше и больше. Ему кажется, что Наташа отвечает Эрлиху взаимностью. Одновременно он продолжает работать над «интерпланетонефом» — космическим кораблём для межпланетных путешествий — и грезить об Аэлите, которая наблюдает за ним с Марса. Эрлиха начинают подозревать в растрате, но ему удаётся отвести от себя подозрения. Тем не менее, кража остаётся нераскрытой и расследование самовольно берёт на себя сыщик-любитель Кравцов, мечтающий добиться места в МУУРе (дебютная роль в кино Игоря Ильинского).

Всё больше ревнуя Наташу к Эрлиху, Лось уезжает в длительную командировку в Волховстрой. Там он получает сообщение от Спиридонова — тот решил эмигрировать из СССР. Вернувшись в Москву, Лось становится свидетелем вольностей, которые позволяет Наташа Эрлиху, в ярости стреляет в неё и убегает. Он гримируется под уехавшего Спиридонова и начинает на окраине Москвы постройку интерпланетонефа. Сыщик Кравцов замечает подозрительного лже-Спиридонова и начинает следить за ним. Он подозревает, что Спиридонов незаконно вернулся в СССР из эмиграции и убил Наталью Лось. Кравцов попадает на строительную площадку интерпланетонефа незадолго до старта и пытается арестовать Лося-Спиридонова, но у него нет ордера. В это время к Лосю присоединяется вылечившийся и соскучившийся «на гражданке» красноармеец Гусев. Перед самым стартом на корабль с ордером на арест тайно пробирается Кравцов. Когда корабль взлетает и направляется к Марсу, он предъявляет Спиридонову ордер на его арест. Однако Спиридонов снимает накладную бороду и оказывается инженером Лосем. На Марсе замечают, что с Земли стартовал космический снаряд, направляющийся в сторону их планеты. Тускуб приказывает рассчитать место его посадки и уничтожить землян. Но Аэлита ломает его планы — по её приказу астронома (Иосиф Толчанов), рассчитавшего место посадки интерпланетонефа, убивают до того, как он сообщит эти данные Тускубу. Аэлита и её служанка Ихошка (Александра Перегонец) сами встречают прибывших на Марс землян. Лось увлечён Аэлитой, о которой он так долго грезил. Внезапно она представляется ему убитой им Натальей, и он впадает в отчаяние. Кравцов пытается получить содействие местных блюстителей порядка, но вместо этого его арестовывают. Тускуб требует, чтобы земляне были найдены и уничтожены. Гусев пробирается в рабочий квартал и устраивает там беспорядки, которые перерастают в восстание.

Восстание заканчивается успешно, однако Аэлита, вопреки надеждам землян, вместо освобождения рабочего класса приказывает войскам стрелять в празднующих победу рабочих. Пытаясь остановить Аэлиту, Лось убивает её… и просыпается. Оказывается, полёт на Марс ему только приснился. Он видит рекламный плакат со словами «АНТА… ОДЭЛИ… УТА…» и понимает, что таинственный радиосигнал — это всего-навсего рекламный ход компании по производству автомобильных шин. Лось отправляется домой и находит свою жену живой и здоровой. Эрлиха, который пытается скрыться с краденными ценностями, арестовывают сотрудники угрозыска.

Лось достаёт чертежи своего интерпланетонефа и сжигает их со словами, что незачем мечтать о Марсе, когда так много настоящих дел на Земле.

История создания

«Аэлита» была первым фильмом Якова Протазанова после возвращения из эмиграции.

Марсианские декорации были выполнены Виктором Симовым в духе конструктивизма, а дизайн костюмов разработан художниками по костюмам МХАТа Исааком Рабиновичем и Александрой Экстер при участии Надежды Ламановой.

Организаторы первой в СССР экспериментальной мастерской по мультипликации при Государственном техникуме кинематографии Николай Ходатаев, Зенон Комиссаренко и Юрий Меркулов предлагали Протазанову ввести в фильм мультипликационные эпизоды, но режиссёр на такой эксперимент не пошёл. В итоге подготовленные эскизы были использованы для создания научно-фантастического мультфильма «Межпланетная революция» (1924).

Реклама, прокат

Фильм вышел на экраны 25 сентября 1924 года в Москве в кинотеатре «Арс» с музыкальным сопровождением, специально написанным для фильма Владимиром Кручининым. Выходу фильма предшествовала беспрецедентная рекламная кампания в газетах, которая началась примерно за полгода до премьеры — 26 февраля 1924 года в «Кино-Газете» (издававшаяся самой кинокомпанией «Межрабпом-Русь»), где поначалу публиковались интригующие объявления с текстом «АНТА… ОДЭЛИ… УТА…» — без всяких пояснений (но в ряде случаев по нескольку таких объявлений на одной полосе). С 15 апреля объявления стали сопровождаться поясняющим текстом: «С некоторого времени радио-станции всего мира стали получать непонятные сигналы…» Ближе к премьере (19 сентября) к рекламной кампании была подключена газета «Правда», в которой таинственный сигнал был воспроизведён в более «прозрачном» виде: «Анта… одЭЛИ… уТА», а в рекламном объявлении, опубликованном 24 сентября, интригующая надпись была впрямую включена в объявление о премьерном показе фильма в кинотеатре «АРС».

«Аэлита» в течение месяца практически монопольно показывалась в кинотеатре «Арс» на трёх сеансах с неизменным аншлагом. Через месяц после московской премьеры, 28 октября, фильм вышел на экраны в Ленинграде, а в ноябре пошёл в Ижевске и Казани. Московский прокат закончился в начале декабря. Фильм продержался на столичном экране 10 недель, в провинции гораздо меньше — возможно, из-за того, что местные прокатчики разделили длинный фильм на две серии, не предуведомив об этом зрителей. В результате первая серия не вызвала у публики интереса, так как она была лишь длинным вступлением ко второй части и в ней фактически не было финала (даже промежуточного), а на вторую зрители просто не пошли.

15 октября 1924 года в кинокомиссии ГАХНа состоялся диспут о фильме со вступительным докладом В. К. Туркина. 3 декабря на заседании комиссии ЦК ВКП(б) по политическому руководству работой киноорганизаций компании «Межрабпом-Русь» было отказано в ходатайстве о вывозе фильма «Аэлита» за границу для демонстрации.

Оценка современниками

Несмотря на широкий зрительский успех, фильм был принят советской критикой довольно холодно. Критическая реакция во многом была обусловлена тем, что «Межрабпом-Русь» был кооперативной («нэпманской») кинокомпанией. В опубликованной в «Известиях» рецензии на фильм было сказано: «Гора родила мышь». Рецензент газеты «Правда» писал, что «стремясь исправить сомнительный с идеологической точки зрения сюжет романа Толстого создатели фильма сделали его сумбурным и невнятным». «Кино-газета» (издававшаяся самой кинокомпанией «Межрабпом-Русь») писала о фильме как о «выдающемся феномене», но сожалела, что «фильм слишком далеко отошёл от сюжета романа». «Кино-неделя» обвиняла сценаристов фильма в том, что им чужды интересы рабочего класса, и призывала установить жесткий партийный контроль над такими идеологически сомнительными режиссёрами, как Протазанов. «Новый ЛЕФ» назвал фильм старомодным развлекательным кино, бесполезным для новой советской культуры. Были, однако и вполне доброжелательные рецензии:

…Земля, интерпланетонеф, Марс, Симов земной и Симов марсианский, Экстер, населившая Марс не то римскими легионерами, не то современными водолазами, камер-актер Церетелли, на земле напоминающий механизированных марсиан, и тихо ступающие на Марсе, как земные волы, марсианские сенаторы; Игорь Ильинский, театрально изображающий Кравцова, Куинджи, переживающая Наташу, а между ними Церетелли, танцующий инженера Лося. Это ли не куча тез и антитез, почти немыслимых ни в каком устойчивом художественном единстве? И Протазанов мудро разрешил задачу художественного синтеза. Все художественно разнородные элементы он примирил… на пленке! Объектив объективен. Кинематография прежде всего техника. Считают кинематографию искусством одни критики. А стиль у кинематографии есть только один — кинематографический… Одним словом, Я. А. Протазанов тряхнул стариной и показал молодежи, как крепко, по-натуралистически ставили в старину. («Пролеткино», № 6-7, 1924)

Со временем в советском киноведении устоялась «официальная» оценка фильма как не заслуживающего особого внимания неудачного коммерческого эксперимента:

Попыткой угодить зрителю капиталистических стран была первая крупная постановка только что объединившейся «Межрабпом-Руси» <…>. «Аэлитой» руководители фирмы делали ставку на экспортный «боевик», технически и постановочно не уступающий лучшим западноевропейским лентам, интересный как для первоэкранной публики внутри страны, так и для зарубежного буржуазного зрителя. Фильм должен был быть «масштабным» и «сенсационным» — с необычным сюжетом, большим числом действующих лиц, с популярными именами автора, режиссёра-постановщика, исполнителей главных ролей. В качестве литературной основы был взят опубликованный незадолго до того и пользовавшийся популярностью у читателя одноименную повесть Алексея Толстого. Несколько расплывчатая идейно, повесть строилась на оригинальной фабуле (межпланетная экспедиция) и давала интересный и разнообразный материал для создания занимательного кинозрелища. В ней причудливо переплетались сочные бытовые сцены московской жизни первых лет нэпа с фантастическими эпизодами — полётом на Марс, встречей «земного» инженера с правительницей Марса Аэлитой, попыткой восстания «пролетарской части» марсиан против своих угнетателей и его разгромом. Повесть завершалась благополучным возвращением межпланетной экспедиции на Землю. <…> Сценаристы несколько перекомпоновали материал повести, изменили сюжетные мотивировки (так, например, полёт на Марс и вся марсианская часть из «реальной», как она была изображена у Толстого, превратилась в сон Лося), ввели новых действующих лиц (детектива-любителя Кравцова). Постановка была поручена только что вернувшемуся после четырёхлетнего пребывания за границей Я. А. Протазанову. Он привёз с собой опыт постановочной работы на лучших студиях Франции и Германии,— и руководители «Руси» охотно включили его в свой коллектив. <…> Снимали фильм Ю.Желябужский и специально приглашённый на эту постановку немецкий оператор Э.Шюнеман. Выпуску «Аэлиты» на экраны Москвы и Берлина предшествовала большая и изобретательная реклама. <…> Публика первоэкранных кинотеатров смотрела фильм, но он оставлял её равнодушной. На вторых и третьих экранах фильм провалился. Ещё меньший успех ждал «Аэлиту» за границей. Фильм не был принят ни критикой, ни зрителем. (Н. А. Лебедев. Очерк истории кино. Немое кино (1918—1934) — М.:, «Искусство», 1965)

В «Истории советского кино» (1969) сказано так:

…"Аэлиту" характеризовали эклектика и сумбурность. Поставив перед собой задачи значительно более трудные и широкие, чем авторы всех предшествовавших советских картин, режиссёр остановился в растерянности. Тем более, что и сам жанр фильма и его структура были непосильно сложными для кинематографа на тогдашнем уровне его развития… По пути из романа в фильм и философское содержание и образное противопоставление двух миров попросту исчезли… Фантастический и бытовой планы не рождали художественного контраста. Они смешивались произвольно и часто, особенно в сценах на Марсе, производили впечатление «вампуки». Массовки были поставлены хаотично, сумбурно, неряшливо…

— «История советского кино». Изд. «Искусство», М., 1969, т. 1, стр. 126-128. Раздел «Рождение советского кино», часть «Русское кино», глава 3.

Значение

Фильм, существование которого долго игнорировалось отечественными историками кино, стал общепризнанной классикой кинофантастики за рубежом и считается важным явлением в истории киноискусства в целом. Вероятно, это первый полнометражный фильм о космическом полёте.

Фредерик Пол пишет о нём так:

«Аэлита», при всех её недочётах, является одним из лучших научно-фантастических фильмов эпохи немого кино. Лишь полвека спустя (с появлением «Соляриса») советское кино смогло предложить нечто столь же впечатляющее.

— Frederik Pohl, Frederik Pohl IV. Science Fiction: Studies in Film. — Ace Books, 1981

Актёры

• Юлия Солнцева — Аэлита
• Николай Баталов — красноармеец Гусев
• Игорь Ильинский — Кравцов, сыщик
• Николай Церетели — инженер Лось / Спиридонов
• Вера Орлова — Маша, невеста Гусева
• Валентина Куинджи — Наташа Лось
• Константин Эггерт — Тускуб, владыка Марса
• Павел Поль — Эрлих
• Юрий Завадский — Гор, хранитель энергии Марса
• Александра Перегонец — Ихошка, фрейлина Аэлиты
• Иосиф Толчанов — бородатый марсианский астроном
• Наум Рогожин — английский офицер
• Владимир Уральский — солдат
• Софья Левитина — председательница домкома
• Варвара Массалитинова — эпизод
• Михаил Жаров — эпизод
• Тамара Адельгейм — эпизод
• Галина Кравченко — эпизод
• Николай Гладков — эпизод
• Николай Вишняк — эпизод
• Г. Волконская — дама на балу

Интересные факты

• В фильме можно увидеть виды Москвы начала 1920-х годов. Например, Кремль с высоты первоначального Храма Христа Спасителя (в начале ленты); Красная площадь ещё без Мавзолея Ленина и с памятником Минину и Пожарскому в центре площади (на 58-й минуте).
• Один из отцов советской космонавтики, академик Борис Черток, заявлял, что именно просмотр «Аэлиты» привёл к увлечению радиотехникой, что открыло ему путь в авиацию и затем в космическую промышленность.
• В «Аэлите» состоялся дебют известной актрисы Галины Кравченко (эпизодическая роль).

Литература

• Александр Игнатенко. «Аэлита»: Первый опыт создания блокбастера в России. — СПб: Лениздат; Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения, 2007.
• Андрей Вяткин Советские космические киноэкспедиции (рус.) // Мир фантастики : журнал. — Москва: ТехноМир, 2003. — Вып. 2. — С. 23-25.

См. также

• Фильмы СССР
• Фантастические фильмы

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=RHDaITijkxY «Аэлита»] на YouTube
• [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=326 «Аэлита»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
• [www.cinelife.ru/type/film/10072/ «Аэлита»] на сайте CINELIFE
• «Аэлита» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.moslit.ru/nn/0701/10.htm Варвара Жданова. Тени говорят (О фильме Я. Протазанова «Аэлита»)]

Отрывок, характеризующий Аэлита (фильм)

Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.