Аэлла

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Аэлла или Аелло (др.-греч. Ἀελλώ, в переводе — «быстрая, вихрь»), Аэ(е)ллопа, Аэ(е)ллопода (Αελλόπους, по-русски «вихреподобная») в греческой мифологии — одна или две из гарпий, фантастических миксантропических существ, дочерей морского божества Тавманта и океаниды Электры[1][2].

Гесиод:

Дочь Океана глубокотекущего, деву Электру,
Взял себе в жены Тавмант. Родила она мужу Ириду
Быструю и Аэлло с Окипетою, Гарпий кудрявых.
Как дуновение ветра, как птицы, на крыльях проворных
Носятся Гарпии эти, паря высоко над землею.

Аполлодор:

От Тавманта и Электры, дочери Океана, — Ирида и Гарпии: Аелло и Окипета

Гарпии — крылатые дикие существа — полуженщины-полуптицы отвратительного вида. Их имена указывают на связь со стихиями и мраком (Аэлла, Аэллопа, Подарга, Окипета, Келайно -«Вихрь», «Вихревидная»,. «Быстроногая», «Быстрая», «Мрачная»). Их количество разные авторы называют по-разному от 2 до 6.[3] Во время похода аргонавтов, крылатые участники похода — Зет и Калаид, преследовали гарпий, в результате они кинулись в пелопонесскую реку Тигрес, которая с тех пор зовется Гарпис[4].

сыновья Борея Зет и Калаид, будучи сами крылатыми, обнажили мечи и стали преследовать Гарпий в воздухе. Гарпиям было предсказано, что они погибнут от руки сыновей Борея, а сыновьям Борея было предопределено погибнуть тогда, когда, преследуя, они не настигнут того, кто станет убегать от них. Одна из преследуемых кинулась в пелопоннесскую реку Тигрес, которая ныне по её имени зовется Гарпис. Эту Гарпию одни называют Никотоей, другие — Аеллоподой. Другая же Гарпия, по имени Окипета, или, как её называют другие, Окитоя (а Гесиод называет её Окипода), бежала вдоль Пропонтиды и достигла Эхинадских островов, которые ныне по этому случаю называют Строфадами: ибо она повернулась, как только прибыла к этим островам, и, оказавшись на берегу, упала от усталости вместе с тем, кто её преследовал. Аполлоний же в «Аргонавтике» говорит, что Гарпий преследовали до островов, называемых Строфадами, и что они не претерпели ничего дурного, так как дали клятву больше никогда не обижать Финея.

Имя Аэлло носила одна из охотничьих собак Актеона, растерзавших своего хозяина[5] (Ovid. Met.).



Источники

  1. Гесиод. Теогония. 267
  2. Аполлодор. Мифологическая библиотека. I 2, 6
  3. Аэлла // Мифологический словарь/ Гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М.:Советская энциклопедия, 1990. — 672 с.
  4. Аполлодор. Мифологическая библиотека. I 9, 21
  5. Овидий. Метаморфозы II 219


Напишите отзыв о статье "Аэлла"

Отрывок, характеризующий Аэлла

Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?