Тапа (аэродром)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Аэродром Тапа»)
Перейти к: навигация, поиск
Тапа
эст. Tapa

МиГ-23МЛД 656 иап над лётным полем аэродрома Тапа

ИАТА: нетИКАО: EETA

Информация
Тип

военный / не используемый по назначению

Страна

Эстония

Расположение

Тапа

Координаты: 59°14′20″ с. ш. 025°57′26″ в. д. / 59.23889° с. ш. 25.95722° в. д. / 59.23889; 25.95722 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.23889&mlon=25.95722&zoom=12 (O)] (Я)

Дата открытия

1941

Часовой пояс

UTC+3/+4

 • Летом

UTC+4

Карта

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

'
Аэродром на карте Эстонии
Взлётно-посадочные полосы
Номер Размеры (м) Покрытие
05-23 2400 х 50/40 цементобетон


Та́па — военный аэродром в уезде Ляэне-Вирумаа Эстонии, расположенный на южной окраине города Тапа.

Принимаемые воздушные суда: Ту-134; Ан-12, Ан-26, Ан-24; Ил-18; Ил-76; вертолёты. Изначально предназначен для эксплуатации истребителей и истребителей-бомбардировщиков, а также вертолётов.





Предвоенный период, Вторая Мировая

Ходатайство об использовании территории у города Тапа для постройки военного аэродрома подавалось ещё Силами обороны Эстонской республики в конце 1930-х годов.

Но непосредственно строительство аэродрома, изначально назначенного «оперативным» — для манёвров авиационных частей ПрибОВО, началось только осенью 1940 года — прибывшими сюда частями Красной Армии. Сперва — 2-м инженерно-аэродромным батальоном КА с привлечением сил 11-й стрелковой дивизии. Строительство продвигалось довольно медленно; поэтому прежних строителей в марте 1941 года сменил строительный батальон ГУАС НКВД. На аэродроме с самого начала возводилась взлётно-посадочная полоса с искусственным покрытием (ИВПП).[1][2] По северному краю лётного поля проходила железнодорожная ветка.

К началу Великой Отечественной войны 1941—1945 годов на аэродроме авиационные части ещё не базировались. В ходе боёв 1941 года аэродром также не использовался ни ВВС Красной Армии, ни Люфтваффе — сказалось быстрое продвижение линии фронта в этих местах.

4 марта 1944 года вылетевший с аэродрома Гатчина пикирующий бомбардировщик Пе-2 58 Краснознамённого бомбардировочного авиаполка 276 бомбардировочной дивизии 13 воздушной армии Ленинградского фронта, экипаж М. Ершова, произвёл аэрофотосъёмку аэродрома Тапа и железнодорожной станции. Самолёты обнаружены не были[3].

Упоминаются налёты с конца марта 1944 года на объекты города Тапа (железнодорожную станцию, аэродром) самолётов 102-го авиационного полка дальнего действия ВВС РККА (капитан Т. Гаврилов) с аэродрома Пушкин; потери при этом не упоминаются[4].

Позже, по приближении линии фронта, Тапа являлся аэродромом подскока охранявших важный железнодорожный узел немецких истребителей FW 190 I группы 54-й истребительной эскадры, базировавшейся на соседнем аэродроме Везенберг[5].

Аэрофотосъёмка аэродрома Тапа производилась также 19 июня 1944 года парой истребителей Ла-5, ведущий — лейтенант Аркадий Селютин, 4-й Гвардейский истребительный авиаполк ВВС КБФ[6].

К концу периода немецкой оккупации, в июле-сентябре 1944 года, здесь находились подразделения «помощников ПВО» (эстонские добровольцы 15—20 лет, обслуживавшие зенитные орудия и прожектора частей Люфтваффе).

Воздушный бой 1944 года

Известен один большой воздушный бой самолётов с аэродрома Тапа.

Советской авиацией периодически совершалась авиаразведка железнодорожной станции «Тапа». Утром 26 июля 1944 года разведчик 58-го бомбардировочного авиаполка младший лейтенант Корыстылев на самолете Пе-2 обнаружил на железнодорожном узле большое скопление вагонов. Для нанесения по станции массированного бомбардировочного удара вечером того же дня вылетел 51 самолет Пе-2 34-го гвардейского и 58-го бомбардировочных авиаполков под прикрытием 15 истребителей 2-го гвардейского Ленинградского истребительного авиакорпуса ПВО. На станции в это время стояло шесть эшелонов, а над ними патрулировали немецкие истребители. В результате налёта было разбито и повреждено до 70 железнодорожных вагонов, разбит паровоз, разрушено 8 складских помещений и станционное здание, повреждено более 300 м железнодорожного пути. Важный железнодорожный узел был выведен из строя на 12—15 часов.

Обратный путь для бомбардировщиков оказался особенно трудным. Сопровождавшие их истребители при отходе от цели оказались связанными воздушным боем, в итоге Пе-2 остались без прикрытия. После удара по железнодорожному узлу они развернулись в сторону аэродрома базирования немецких истребителей, к тому же не успев собраться в плотный боевой строй, чем ослабили свою обороноспособность. Советские бомбардировщики непрерывно подвергались атакам фашистских истребителей, преследующих их до линии фронта. В ходе воздушного боя советские экипажи подожгли 6 самолетов; немецким истребителям удалось сбить 9 бомбардировщиков Пе-2[7].

Мирный период, СССР

После войны в ходе реконструкций лётное поле расширялось. Весной 1952 года на аэродроме начались работы по реконструкции ИВПП и строительству рулёжных дорожек и мест стоянок летательных аппаратов с искусственным покрытием. Построены новые здания в казарменной (здание штаба, казармы, лётная и солдатская столовые, спортзал, баня и прачечная) и жилой (жилые двухэтажные дома, здесь же лазарет и амбулатория) зонах. В конце того же года на цементобетонные плиты (монолитной конструкции) взлётно-посадочной полосы размером 2000×50 м приземлились реактивные истребители МиГ-17 вновь сформированной на аэродроме 81-й истребительной авиационной дивизии ПВО[8]. На аэродроме, помимо штаба дивизии, базировались полки дивизии[8]:

на самолетах МиГ-17. В 1960-м году дивизия была расформирована. На аэродроме остался 656-й иап, перешедший в том же году на истребители Су-9.[9]

Железнодорожная ветка была частично разобрана. В 1960-е годы на аэродроме были построены вертолётные площадки. ИВПП удлинена — к её юго-западному порогу был пристроен участок 400×40 м. В 1972—1973 годах на лётном поле возведены арочные укрытия для самолётов (истребителей и истребителей-бомбардировщиков), оснащённые системой централизованной заправки самолётов (ЦЗС) топливом.

Позывной аэродрома, обозначение его на лётных картах — «Деловой».

В 1977 году в 656-й авиаполк прибыли новые самолёты — истребители МиГ-23[9].

Аэродром периодически использовался самолётами военно-транспортной авиации, прилетавшими из Ленинграда (аэродром Горелово).

Катастрофа 1977 года

19 апреля 1977 года идущий на посадку военно-транспортный Ан-24Т задел за трубу спиртзавода в посёлке Моэ, расположенном в полосе воздушных подходов аэродрома Тапа. Из-за полученных повреждений самолёт упал, не долетев до аэродрома около 2,5 км. Все находившиеся на борту 26 человек (19 летчиков и 2 техника 656-го иап, 5 членов экипажа) погибли. На месте падения самолёта в посёлке Моэ был установлен памятник.

1980-е годы

В 1980-е годы, до момента выхода Эстонии из состава СССР, на аэродроме базировались 656-й истребительный авиаполк (истребители МиГ-23), 384-я отдельная вертолётная эскадрилья (Ми-24, Ми-8) 6-й армии ВВС и ПВО[10], а также части обеспечения полётов — авиационно-техническая база, отдельный батальон радиотехнического обеспечения.

Полёт Руста

28 мая 1987 года с аэродрома Тапа по тревоге два раза вылетали дежурные истребители на перехват цели 8255. В 14:29 пилот МиГ-23МЛД старший лейтенант А. Пучнин доложил, что в разрыве облаков наблюдает «спортивный самолёт типа Як-12 белого цвета с тёмной полосой вдоль фюзеляжа». Приказа об уничтожении цели так и не поступило, в итоге этот самолёт — «Сессна» Матиаса Руста — совершил посадку в Москве на Красной площади[11].

Авария 1988 года

В июне 1988 года при полётах 656-го иап случилась авария: в воздухозаборник идущего на посадку с восточного подхода МиГ-23МЛД (пилот Слипкань) попала птица. Произошло снижение тяги двигателя; самолёт не долетел до порога ИВПП 1500 м: ударился о землю возле проходящего через полосу воздушных подходов шоссе Тапа — Рейневере, «перепрыгнул» через шоссе, упал и сгорел перед БПРМ. Пилот успел катапультироваться, обошлось без человеческих жертв.

Экологические проблемы

К концу 1980-х годов из проржавевших подземных топливопроводов ЦЗС происходила значительная утечка керосина, который в результате оседал на водоносных слоях грунта и выкачивался с водой колонками близлежащих огородов. Очистка грунтовых вод была произведена в начале 1990-х годов, уже после ухода Российских войск.

В независимой Эстонии

С 1991 по 1993 годы производился вывод Российских войск из Эстонии. Лётное поле и казарменная зона весной 1993 года были переданы Силам обороны Эстонии, жилая зона — городу Тапа. Казарменная зона не использовалась; с годами застройка почти вся была снесена. Сегодня на этой территории находится Дом престарелых в коттеджах. Лётное поле изначально использовалось местным аэроклубом. С вступлением Эстонии в НАТО началась частичная застройка лётного поля и расположение здесь артиллерийского полка Сил обороны. По своему прямому назначению в настоящее время аэродром не используется; средств обеспечения полётов здесь нет.


Напишите отзыв о статье "Тапа (аэродром)"

Примечания

  1. Булдыгин С. Б. Героический Таллин. — СПб: Гангут, 2014. — 324 с. — 1000 экз.
  2. Булдыгин С. Б. Накануне (история Прибалтийского особого военного округа). — СПб: Гангут, 2014. — 304 с. — 300 экз.
  3. Драбкин А. В. Я — бомбер. — М.: Яуза/Эксмо, 2011.
  4. [warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12573 Герой Советского Союза Гаврилов Тимофей Кузьмич] // «Герои страны»
  5. Holm, Michael [www.ww2.dk/air/jagd/jg54.htm Jagdgeschwader 54 «Grünherz»] (нем.) // The Luftwaffe, 1933—45
  6. [airaces.narod.ru/all5/selyutin.htm Селютин Аркадий Михайлович]. Русские авиаторы — летчики-асы, 1914—1953. // «Красные соколы»
  7. Иноземцев И. Г. [archive.is/20130617212716/readr.ru/ivan-inozemcev-pod-krilom-leningrad.html?page=70%23ixzz2WTJHDjE9 Под крылом — Ленинград]. — М.: Воениздат, 1978.
  8. 1 2 А.Г.Ленский, М.М.Цыбин. Часть I // Советские Войска ПВО в последние годы Союза ССР. Справочник». — СПб,: ИНФО ОЛ, 2013. — 164 с. (с илл.) с. — (Организация войск). — 500 экз.
  9. 1 2 С. Дроздов «Была такая авиация…» // Авиация и космонавтика № 5.2016
  10. С. Дроздов «Была такая авиация…» // Авиация и космонавтика № 4.2016
  11. Красковский В. М. [nvo.ng.ru/history/2001-04-06/5_infringer.html Нарушитель стал «своим»] // Независимое военное обозрение. — 2001. — № 04.

Отрывок, характеризующий Тапа (аэродром)

– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.