Аябэ, Кицудзю

Кицудзю Аябэ
綾部 橘樹
Дата рождения	18 апреля 1894(1894-04-18)
Место рождения	префектура Оита, Японская империя
Дата смерти	14 февраля 1980(1980-02-14) (85 лет)
Принадлежность	Японская империя Японская империя
Род войск	Императорская армия Японии
Годы службы	1917—1945
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Японо-китайская война (1937—1945) Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны

Кицудзю Аябэ (яп. 綾部 橘樹 Аябэ Кицудзю, 18 апреля 1894 — 14 февраля 1980) — генерал-лейтенант императорской армии Японии.

Кицудзю Аябэ родился в 1894 году в префектуре Оита. В октябре 1917 года закончил обучение в Армейской кавалерийской школе и был распределён офицером в 12-й кавалерийский полк. С августа 1918 по июль 1919 находился с войсками в России. В 1924 году поступил в Рикугун дайгакко, по окончании стал капитаном, работал на различных штабных должностях, с августа 1928 по ноябрь 1930 был военным атташе в Польше и СССР, по возвращении в Японию был произведён в майоры, а в 1934 году — в подполковники.

В 1935—1937 годах Кицудзю Аябэ служил начальником Отдела Манёвров Квантунской армии, а в 1937—1939 — начальником 1-го отдела (Организация и мобилизация) генерального штаба.

В 1939—1940 годах Аябэ командовал находившимся в Китае 25-м кавалерийским полком, а в 1940 году стал заместителем начальника штаба находившейся в Маньчжурии третьей армии. В 1940—1941 годах находился в Берлине и Риме в составе делегации, координировавшей усилия подписантов Тройственного пакта.

По возвращении назад в июле 1941 года Аябэ стал заместителем начальника штаба Квантунской армии, а в июле 1942 года был назначен начальником штаба базировавшегося там же в Маньчжурии 1-го фронта. В октябре 1943 года был произведён в генерал-лейтенанты и переведён в Сингапур в качестве заместителя начальника штаба Южной группы армий. В 1944 году Южная группа армий была переформирована в 7-й фронт, и Аябэ стал его начальником штаба. Однако в феврале 1944 года он серьёзно пострадал при крушении самолёта, и был переведён на штабную должность в Токио, где и оставался до конца войны.

После войны Императорская армия Японии была распущена, и Аябэ ушёл с военной службы. В 1965—1970 годах он был советником в Mitsubishi Heavy Industries.

Отрывок, характеризующий Аябэ, Кицудзю

Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.