Салаев, Аяз Рамиз оглы

Аяз Салаев
Дата рождения:	1 августа 1960(1960-08-01) (63 года)
Место рождения:	Баку, Азербайджанская ССР, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Профессия:	киновед кинорежиссёр сценарист педагог телеведущий актёр

Аяз Салаев (азерб. Ayaz Salayev, род. 1 августа 1960, Баку) — азербайджанский киновед, кинорежиссёр, сценарист, педагог, телеведущий, актёр, заслуженный деятель искусств Азербайджана.

Биография

Родился 1 августа 1960 года в Баку. В 1982 году окончил киноведческий факультет ВГИКа (мастерская Л.Х. Маматовой и Е.Д. Суркова).

В 1983—1985 годах вёл на азербайджанском телевидении ставшую при нём культовой передачу «Ретро».

В 1986—1988 годах учился в аспирантуре ВГИКа.

В 1988 году дебютировал в качестве режиссёра, сняв документальный фильм «Отец» («Ata») с участием дочери Гаджи Зейналабдина Тагиева, миллионера и мецената.

В 1995 году поставил игровой фильм «Летучая мышь» («Yarasa»), премьера которого с успехом прошла на Берлинском кинофестивале. «Этот фильм имеет все признаки подлинного шедевра», — писал журнал «Кайе дю синема». По выражению самого режиссёра, сюжетом фильма является смерть в кино, темой — смерть от кино, а идеей — смерть кино. «Летучая мышь» представляет собой тонкую игру мотивами, цитатами и реминисценциями из «Дамы-невидимки» Кальдерона и «Кабинета доктора Калигари» Вине, «Кентерберийских рассказов» Чосера и «Голема» Вегенера, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и «Пути в ночь» Мурнау, «Тонио Крегера» Томаса Манна и «Голубого ангела» Штернберга, «Камеры Обскура» Набокова и «Огней большого города» Чаплина. Посвящённый 100-летию кинематографа, фильм был показан на более 20-ти международных кинофестивалях и получил ряд призов.

В 1994—2000 годах Аяз Салаев был художественным руководителем Госфильмофонда Азербайджана.

Преподает историю кино в бакинских вузах, работает старшим научным сотрудником Института архитектуры и искусства Национальной Академии Наук Азербайджана.

Отрывок, характеризующий Салаев, Аяз Рамиз оглы

Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.