Вакао, Аяко
Поделись знанием:
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]
«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.
Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
(перенаправлено с «Аяко Вакао»)
| Аяко Вакао | |
| яп. 若尾文子 англ. Ayako Wakao | |
 в фильме «Район красных фонарей» (1956) | |
| Имя при рождении: |
Аяко Вакао |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1952—2012 |
| Награды: |
премия имени Кинуё Танака за карьеру[1] |
| IMDb: |
0906723 |
| [www.wakaoayako.com/ aoayako.com] | |
Аяко Вакао (яп. 若尾文子 : Вакао Аяко?, англ. Ayako Wakao; род. 8 ноября 1933 года, Токио) — японская киноактриса, одна из популярнейших кинозвёзд японского кинематографа 1950-х — 1960-х годов, снимавшаяся в фильмах выдающихся режиссёров Кэндзи Мидзогути, Ясудзиро Одзу, Кона Итикавы, Тадаси Имаи, но особенно была любима и ценима режиссёром новой волны 1960-х Ясудзо Масумура, став его музой, которую он снял в 20 своих кинолентах.
Содержание
Биография
Ранние годы
Аяко Вакао родилась и провела свои детские годы в Токио. Была младшей из пяти братьев и сестёр. В годы Второй мировой войны в связи с работой отца семейство было вынуждено эвакуироваться в Сендай (административный центр префектуры Мияги, расположенной на севере Японии). Здесь Аяко Вакао стала посещать местную школу для девочек. Однажды в Сендае юная Аяко была глубоко тронута просмотренными спектаклями гастролирующей труппы театра кабуки под руководством Кадзуо Хасэгавы (1908—1984) и заявила родителям о своём намерении стать актрисой. Девушка бросила школу и присоединилась к театральной труппе Хасэгавы, вместе с которой вернулась в родной Токио[2].
Карьера в кино
На следующий год театральная труппа прекратила свою деятельность, но благодаря рекомендации Хасэгавы[3], восемнадцатилетняя Аяко попала на актёрские курсы при кинокомпании «Дайэй», где прошла обучение до марта 1952 года[3]. После этого юную красавицу «открыл» президент компании «Дайэй» Масаити Нагата[4], предложивший ей главную роль, вместо заболевшей актрисы Ёсико Куга, в фильме «Побег в город смерти» (1952, режиссёр Эйити Коиси), а затем пристроивший её в один из успешных фильмов 1952 года «Завтра будет воскресенье» режиссёра Кодзё Саэки.
В дебютном для Аяко Вакао 1952 году, она снялась в восьми кинолентах и уже в 1953 году её имя было хорошо известно любителям кино. Станет звездой после популярной серии из трёх фильмов «Руководство по сексу для молодых девушек» (все три части — 1953), в этой трилогии рассказывается о половой жизни подростков[3].
На симпатичную молоденькую звезду обратил внимание мэтр японской кинорежиссуры Кэндзи Мидзогути, предложивший ей одну из главных ролей в киноленте «Гейша» («Гионский музыкальный фестиваль», 1953). Уже с первых ролей за Аяко Вакао закрепилось «клеймо» образов сексуально порочных героинь. Так, в «Гейше» Мидзогути, юная Эйко оставшаяся сиротой после смерти матери-гейши, придёт к работающей гейшей Миёхару, подруги её родительницы, и напросится на то, чтобы та взяла её к себе в ученицы. Когда Мидзогути позовёт актрису поработать с ним в следующий раз, он ей доверит уже роль проститутки из публичного дома по имени Ясуми (фильм «Район красных фонарей», 1956). В фильме «Плывущие водоросли» (1959) другого классика японского кинематографа Ясудзиро Одзу, актриса сыграет роль коварной соблазнительницы, театральной актрисы Каё, разбившей сердце молодому парню Киёси, выполняя просьбу своей старшей товарки. Много шумихи в прессе[4] было по поводу скандальной работы режиссёра Кона Итикавы «Комната насилия» (1956), в которой её героиня студентка Акико Аоти подвергнется изнасилованию со стороны сокурсника, а затем влюбится в насильника. Когда же парень не ответит ей взаимностью и лишь посмеётся над её чувствами, Акико в финале киноленты его убивает.
Участие Аяко Вакао в таких кинолентах, как «Сердце луны» (1954), «Слёзы» (1956), слезливых мелодрамах, поставленных на поток массовой кинопродукции (а актриса продолжала сниматься очень много, в 1956 году, например в 15 фильмах), сделали к концу 1950-х её идолом и одной из главных звёзд студии «Дайэй». Её фотографии были в тот период на обложках многочисленных глянцевых журналов, Вакао три года подряд занимала первое место в народном голосовании среди читателей журнала スタア (Sutaа)[5].
1960-е годы для Аяко Вакао были наиболее успешными в творческом плане. Пришло время признания в профессиональных кругах. Уже в начале десятилетия Вакао получит четыре престижных национальных кинонаграды — она будет признана лучшей актрисой 1961 года на церемонии вручения кинопремий «Голубая лента», «Кинэма Дзюмпо», NHK Film Awards и Премии Японской Киноакадемии[5]. Не менее успешно встретит середину десятилетия, получив все те же кинопремии, уже как лучшая актриса 1965 года[5]. В конце шестидесятых Аяко Вакао ещё раз получит премию журнала «Кинэма Дзюмпо» как лучшая актриса 1968 года, поставив при этом своеобразный рекорд в истории кинопремии[5], первой из киноактрис Японии получившей эту награду в третий раз (это уже после неё трижды будут премированы актрисы Тиэко Байсё и Сима Ивасита).
Начало 1960-х подарит ей роли в фильмах довольно оригинального режиссёра, до прихода в «Дайэй», работавшего постановщиком популярных комедий в «Сётику» и «Никкацу» — Юдзо Кавасимы. Это за роль в его кинокартине «Женщины рождаются дважды» актриса будет названа лучшей актрисой 1961 года. Затем они продолжат успешное сотрудничество, вместе поработав над фильмами «Храм Диких Гусей» и «Изящное чудовище» (обе ленты 1962 года). Но, к сожалению на этом их совместное творчество закончится, режиссёр Юдзо Кавасима скончается в 1963 году в возрасте сорока пяти лет от довольно редкого заболевания — лёгочного сердца.
Но наиболее яркой и плодотворной окажется её совместная работа с одним из режиссёров новой волны 1960-х, талантливейшим Ясудзо Масумурой, с которым они совместно поработают в течение двенадцати лет над двадцатью кинолентами. За некоторые из этих работ Аяко Вакао также удостоится вышеперечисленных премий «Голубая лента» и «Кинэма Дзюмпо»: «Жена признаётся» (1961), «Жена Сэйсаку» (1965), «Закрытый двор» и «Один день в конце лета» (два последних — 1968). Другие же просто станут культовыми фильмами у киноманов и признанными шедеврами в среде международной кинокритики (особенно это касается фильмов: «Свастика», 1964; «Татуировка», 1966 и «Красный ангел», 1966). Особо почитаемы и любимы будут работы Масумуры — Вакао среди европейских кинокритиков, особенно французских, где на протяжении последних двух-трёх десятилетий активно поддерживаются и финансируются работы нефранцузских, иностранных для Франции кинематографистов, в особенности азиатских. Вот мнение одного из французских кинокритиков, опубликованное в популярном киноиздании Франции «Синеаст» об игре актрисы в фильме Масумуры «Красный ангел» (1966):
… для кинозрителей она навсегда останется Сакурой Ниси, медсестрой, колеблющейся между Эросом и Танатосом в «Красном ангеле» Ясудзо Масумуры (Япония, 1966). (…) Её можно рассматривать как одну из самых талантливых и красивых японских актрис второй половины XX века, а за её работу в «Красном ангеле», как просто одну из величайших актрис за всю историю кино.
— Франсис Мури, кинокритик (Франция)[6]
Будучи излюбленной музой Ясудзо Масумура, актриса Аяко Вакао продолжала в эти годы много сниматься и у других известных мастеров экрана: Хэйноскэ Госё — «Блуждающие огоньки» (1958); Кон Итикава — «Бонти» (1960), «Месть актёра» (1963); Кодзабуро Ёсимура — «Брачный возраст» (1961), «Семейные обстоятельства», «Не забудь той ночи» — в советском кинопрокате «Камни Хиросимы» (оба — 1962), «Бамбуковая кукла из Ниигаты» (1963); Сиро Тоёда — «Тень волны» (1965); Сацуо Ямамото — «Точка замерзания» (1966), «Разбойники» (1969); Тадаси Имаи — «Когда пропали сладости» (1967), «Время подводить итоги» (1968) и других.
Став лицом компании, и снявшись более чем в 160 кинолентах студии «Дайэй», Аяко Вакао будет вынуждена покинуть кинокомпанию в 1971 году после её банкротства. На этом также закончится и её творческий тандем с режиссёром Ясудзо Масумура. С этого момента начинается и спад в её кинокарьере. Далее актриса более будет востребована на телевидении, лишь изредка появляясь на киноэкране. Примет участие в очередной серии популярного в Японии киносериала о Тора-сане «Мужчине живётся трудно. Фильм 6: История бескорыстного чувства» (1971, реж. Ёдзи Ямада). В 1975 году Аяко Вакао примет участие в документальном фильме Канэто Синдо о классике кинорежиссуры Кэндзи Мидзогути («Жизнь кинорежиссёра: Кэндзи Мидзогути»). Одной из наиболее интересных ролей 1980-х станет роль Таёсимэ в фильме-сказке «Принцесса с Луны» (1987, реж. Кон Итикава), где её партнёром будет прославленный японский актёр Тосиро Мифунэ. Сыграет небольшую роль в популярной мелодраме 2000-х «Весенний снег» (2005, реж. Исао Юкисада).
Признание
В 2006 году на церемонии награждения кинопремии «Майнити» Аяко Вакао будет удостоена специальной премии имени Кинуё Танака за достижения в карьере[1].
В 2009 году в Японии решили определить десятку самых красивых японских киноактрис. По результатам голосования, проведённым ведущим японским журналом «Бунгэй сюндзю[en]», в голосовании приняли участие как читатели, так и авторы журнала (всего в голосовании приняли участие 1043 человека), в десятку лучших попали: Сэцуко Хара, Саюри Ёсинага, Хидэко Такаминэ, Кинуё Танака, Сима Ивасита, Матико Кё, Исудзу Ямада, Аяко Вакао, Кэйко Киси и Сумико Фудзи[2].
Личная жизнь
С 1963 по 1968 год состояла первым браком с художником Хироюки Т. Нисада (西 館 宏 幸). Во второй раз вышла замуж (после семилетнего гражданского брака с ним) в 1980 году[3] за архитектора Кисё Курокава (黒 川 紀 章), с которым прожила совместным браком вплоть до его кончины в 2007 году[2].
Награды
Премия «Голубая лента»
- 12-я церемония награждения (1962)
- Премия лучшей актрисе 1961 года — за роли в фильмах «Женщины рождаются дважды», «Жена сознаётся» и «Брачный возраст»[1].
- 16-я церемония награждения (1966)
- Премия лучшей актрисе 1965 года — за роли в фильмах «Жена Сэйсаку» и «Тень волны»[1].
Премия журнала «Кинэма Дзюмпо»
- Церемония награждения 1962 года
- Премия лучшей актрисе 1961 года — за роли в фильмах «Женщины рождаются дважды» и «Жена сознаётся»[1].
- Церемония награждения 1966 года
- Премия лучшей актрисе 1965 года — за роли в фильмах «Жена Сэйсаку» и «Тень волны»[1].
- Церемония награждения 1969 года
- Премия лучшей актрисе 1968 года — за роли в фильмах «Один день в конце лета», «Закрытый двор» и «Время подводить итоги»[1].
Кинопремия «Майнити» (2006)
- Специальная премия имени Кинуё Танака за карьеру[1].
Фильмография
| Избранная фильмография Аяко Вакао[7][8] | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Год | Русское название | Оригинальное название | Название на ромадзи | Английское название в международном прокате | Режиссёр | Роль |
| 1950-е годы | ||||||
| 1952 | «Побег в город смерти» | 死の街を脱れて | Shino machi o nogarete | Эйити Коиси | Сэцуко Минами | |
| «Дочь Дикого Зверя» | 猛獣使いの少女 | Môjû tsukai no shôjo | Кодзё Саэки | |||
| «---» | 母子鶴 | Hahakoduru | Эйити Коиси | Эйко, дочь Нобуко Цюдзи | ||
| «Завтра будет воскресенье» | 明日は日曜日 | Ashita ha Nichiyōbi | Кодзё Саэки | |||
| «Секрет» | 秘密 | Himitsu | The Secret | Сэйдзи Хисамацу | Марико Маки | |
| «---» | 街の小天狗 | Machi no shō Tengu | Рэн Ёсимура | |||
| «Премьер-министр и женщина-фотограф» | 総理大臣と女カメラマン | Sōridaijin to onna Kameraman kanojo no tokudane | Сигэо Накаки | |||
| 1953 | «Руководство по сексу для молодых девушек» | 十代の性典 | Jûdai no seiten | Кодзи Сима | Эйко Таканаси | |
| «---» | 怒れ三平 | Ikare Sanpei | Сэйдзи Хисамацу | |||
| «Миссис Чаттерлей в Японии» | チャタレー夫人は日本にもいた | Chatare fujin ha Nippon nimoita | Mrs. Chatterley in Japan | Кодзи Сима | Сакико Такасима | |
| «Руководство по сексу для молодых девушек 2» | 続十代の性典 | Zoku Jûdai no seiten | Кодзё Саэки | Эйко Таканаси | ||
| «Гейша» (Гионский музыкальный фестиваль) | 祇園囃子 | Gion bayashi | A Geisha (Gion Festival Music) | Кэндзи Мидзогути | Эйко | |
| «Двери весеннего снега» | 春雪の門 | Haru yuki no Mon | Кодзё Саэки | |||
| «Руководство по сексу для молодых девушек 3» | 続続十代の性典 | Zoku Zoku Jûdai no seiten | Эйити Коиси | Эйко Таканаси | ||
| «Вне закона» | 無法者 | Muhomono | Кодзё Саэки | Окома | ||
| «Искушение подростка» | 十代の誘惑 | Jûdai no yûwaku | Сэндзи Хисамацу | |||
| 1954 | «Сердце луны» | 心の日月 | Kokoro no Nichigetsu | Кэйго Кимура | ||
| «Одна женщина» | 或る女 | Aru onna | Сиро Тоёда | Айко, сестра Йоко | ||
| ««Пьяная школа» фехтования двумя мечами» | 酔いどれ二刀流 | Yoidore nito-ryū | Кадзуо Мори | |||
| «История Майко» | 舞妓物語 | Maiko Monogatari | Кимиёси Ясуда | |||
| «Любовь» | 慕情 | Bojô | Кодзё Саэки | |||
| «Ночь в Асакусе» | 浅草の夜 | Asakusa no yoru | Кодзи Сима | Намиэ Такасима | ||
| «Зелёный человек» | 緑の仲間 | Midori no nakama | Кадзуо Мори | Нацуко Саяма | ||
| «Посланник с Луны» | 月よりの使者 | Tsuki yori no shisha | Сигэо Танака | |||
| «Победа или поражение» | 勝敗 | Shôhai | Кодзё Саэки | |||
| 1955 | «Сияние светлячков» | 螢の光 | Hotaru no hikari | Кадзуо Мори | Рэйко Асакура | |
| «Дочь, доставившая счастье» | 幸福を配達する娘 | Kôfuku o haitatsusuru musume | Такаси Мита | |||
| «Дикие гуси летят на Луну» | 月に飛ぶ雁 | Tsuki ni tobu kari | Сюэй Мацубаяси | |||
| «Может ли роза совершить путешествие» | 薔薇はいくたびか | Bara wa ikutabika | A Girl Isn’t Allowed to Love | Тэйносукэ Кинугаса | Юмико Кирю | |
| «Свадьба дочери» | 娘の縁談 | Musume no endan | Кэйго Кимура | |||
| «Призрачная лошадь» | 幻の馬 | Maboroshi no uma | The Phantom Horse | Кодзи Сима | Юки Сираиси | |
| «Ночь в Нагасаки» | 長崎の夜 | Nagasaki no yoru | Кадзуо Мори | |||
| «---» | 珠はくだけず | Tama wa kudakezu | Сигэо Танака | |||
| «Семеро братьев и сестёр» | 七人の兄いもうと | Shichinin no ani imôto | Кодзё Саэки | Сэцу | ||
| «Пулевое ранение на улице» | 弾痕街 | Dankongai | Кадзухико Саимура | Саэко Сумида | ||
| 1956 | «---» | 薔薇の絋道館 | Bara no kôdôkan | Кодзё Саэки | Синобу | |
| «Вздох невесты» | 花嫁のため息 | Hanayome no tameiki | Кэйго Кимура | |||
| «Каждый спал с невестой» | 新妻の寝ごと | Niizuma no negoto | Кэйго Кимура | |||
| «Радуга снова и снова» | 虹いくたび | Niji ikutabi | Кодзи Сима | |||
| «Район красных фонарей» («Улица стыда») | 赤線 地帯 | Akasen chitai | Street of Shame | Кэндзи Мидзогути | Ясуми | |
| «Дневник медового месяца: Постыдная мечта» | 新婚日記 恥しい夢 | Shinkon nikki: hazukashii yume | Сигэо Танака | |||
| «Дневник медового месяца: Счастливое утро» | 新婚日記 嬉しい朝 | Shinkon nikki: ureshii asa | Сигэо Танака | |||
| «Комната насилия» | 処刑の部屋 | Shokei no heya | Punishment Room | Кон Итикава | Акико Аоти | |
| «Белые нити водопада» | 滝の白糸 | Taki no shiraito | Кодзи Сима | |||
| «Шум в студии» | スタジオは大騒ぎ | Studio wa ôsawagi | Хироси Мидзуно | |||
| «Слёзы» | 涙 | Namida | Tears | Ёсиро Кавадзу | Сидзуко | |
| «Японский мост» | 日本橋 | Nihonbashi | Bridge of Japan | Кон Итикава | Отисэ | |
| «48-летнее сопротивление» | 四十八歳の抵抗 | 48-sai no teikô | Кодзабуро Ёсимура | Риэ, дочь Котаро | ||
| «Цукигаса Ханпэйта» | 月形半平太 花の巻 嵐の巻 | Tsukigata Hanpeita: Hana no maki; Arashi no maki | Тэйносукэ Кинугаса | Юри Мамия | ||
| 1957 | «Галактический город» | 銀河の都 | Ginga no miyako | Мицуо Мураяма | ||
| «Студия безумия», к/м | スタジオはてんやわんや | Studio wa ten’yawan’ya | Нобухико Намано | Нагва | ||
| «Галактический город 2» | 続銀河の都 | Zoku Ginga no miyako | Мицуо Мураяма | |||
| «Река любви» | 慕情の河 | Bojô no kawa | Кодзи Сима | |||
| «Весна была слишком молода» | 永すぎた春 | Nagasugita haru | Сигэо Танака | Момоко Кида | ||
| «Жена — моя жизнь» | 妻こそわが命 | Tsuma koso waga inochi | Кодзё Саэки | |||
| «Побег от искушения» | 誘惑からの脱出 | Yûwaku karano dasshutsu | Кодзи Сима | |||
| «Тихий вечер» | 夕凪 | Yuunagi | Сиро Тоёда | Риоко Сима | ||
| «Дева синего неба» | 青空娘 | Aozora musume | The Blue Sky Maiden | Ясудзо Масумура | Йоко Оно | |
| 1958 | «Глазами токийца» | 東京の瞳 | Tôkyô no hitomi | Сигэо Танака | ||
| «Семь удовольствий медового месяца» | 新婚七つの楽しみ | Shinkon nanatsu no tanoshimi | Хироси Эдогава | |||
| «Мать» | 母 | Haha | Сигэо Танака | |||
| «Блуждающие огоньки» | 螢火 | Hotarubi | Хэйноскэ Госё | Орио | ||
| «Тюсингура» («47 преданных ронинов») | 忠臣蔵 | Chūshingura | The Loyal 47 Ronin | Кунио Ватанабэ | Орин, дочь плотника | |
| «Песнь перелётных птиц» | 口笛を吹く渡り鳥 | Kuchibue wo fuku wataridori | Кацухико Тасака | |||
| «Брак сына» | 息子の結婚 | Musuko no Kekkon | Кодзи Сима | |||
| «Зёрна пшеницы» | 一粒の麦 | Hitotsubu no mugi | Кодзабуро Ёсимура | Итико Нумата | ||
| «Подлинное лицо ночи» | 夜の素顔 | Yoru no sugao | Кодзабуро Ёсимура | Хисако | ||
| «Приключения дочери» | 娘の冒険 | Musume no boken | Daughter’s Adventure | Кодзи Сима | ||
| 1959 | «Наш пароль: До свидания, здравствуй» | あなたと私の合言葉 さよなら、今日は | Anata to watashi no aikotoba: Sayônara, konnichiwa | Goodbye, Hello | Кон Итикава | Кадзуко Аота |
| «Самая дорогая жена» | 最高殊勲夫人 | Saikô shukun fujin | The Woman Most Valuable | Ясудзо Масумура | Киоко Нономия | |
| «Бутоны зацвели на розовых кустах» | 薔薇の木にバラの花咲く | Bara no Ki ni Bara no Hanasaku | Хироси Эдагава | Рэйко Яно | ||
| «Выдающийся Ямада Нагамаса» | 山田長政 王者の剣 | Yamada Nagamasa — Oja no ken | The Gaijin | Бин Кадо | Ая Цуда | |
| «Наводнение» | 氾濫 | Hanran | Flood | Ясудзо Масумура | Такако Санада | |
| «Дзирото Фудзи» | 次郎長富士 | Jirocho Fuji | Кадзуо Мори | Окику | ||
| «Грех красоты» | 美貌に罪あり | Bibô ni tsumi ari | Ясудзо Масумура | Кэйко Ёсино | ||
| «И в самом деле спелые» | 実は熟したり | Mi wa jukushitari | Сигэо Танака | Синобу Таканива | ||
| «Плывущие водоросли» | 浮草 | Ukigusa | Floating Weeds | Ясудзиро Одзу | Каё, актриса | |
| «Ранняя весна Тануки Готэн» | 初春狸御殿 | Hatsuharu tanuki goten | Кэйго Кимура | |||
| 1960-е годы | ||||||
| 1960 | «Заповедь женщины» (новелла 1: «Женщина, которая любила укусить за ушко») | 女経 (第一話 耳を噛みたがる女) | Jokyo | A Woman’s Testament | Ясудзо Масумура | Кими |
| «Женщина, оказывающая сопротивление» | 女は抵抗する | Onna wa teikou suru | Таро Югэ | Миэ Ясиро, промоутер | ||
| «Загнанный волк» | からっ風野郎 | Karakkaze yarô | Man of the Biting Wind | Ясудзо Масумура | Ёсиэ Коидзуми | |
| «Бонти» | ぼんち | Bonchi | Bonchi | Кон Итикава | Понта | |
| «Победа и поражение» | 勝利と敗北 | Shôri to haiboku | Умэцугу Иноуэ | Сидзуко Абэ | ||
| «Хороший парень» | 素敵な野郎 | Suteki na yarô | Сокити Томимото | |||
| «Антин и Киёхимэ» | 安珍と清姫 | Anchin to Kiyohime | The Priest and the Beauty | Кодзи Сима | Киёхимэ | |
| «Лже-студент» | 偽大学生 | Nise daigakusei | A False Student | Ясудзо Масумура | Мицуко | |
| 1961 | «История Гиндзы» | 銀座っ子物語 | Ginza Monogatari | Умэцугу Иноуэ | ||
| «Брачный возраст» | 婚期 | Konki | The Age of Marriage | Кодзабуро Ёсимура | Намико Карасава | |
| «Дочь» | お嬢さん | Ojôsan | The Daughter | Таро Югэ | ||
| «Любитель женщин» | 好色一代男 | Koshoku ichidai otoko | A Lustful Man | Ясудзо Масумура | Югиридаю | |
| «Токийская дочь Онигири» | 東京おにぎり娘 | Tokyo onigiri musume | Сигэо Танака | Марико Наоэ | ||
| «Женщина с медалью» | 女の勲章 | Onna no kunshô | Кодзабуро Ёсимура | Митико Цугава | ||
| «Женщины рождаются дважды» | 女は二度生れる | Onna wa nido umareru | Юдзо Кавасима | Коэн | ||
| «Новая повесть о Гэндзи» | 新源氏物語 | Shin Genji monogatari | Кадзуо Мори | Аои | ||
| «Жена сознаётся» | 妻は告白する | Tsuma wa kokuhaku suru | A Wife Confesses | Ясудзо Масумура | Аяко Такигава | |
| 1962 | «Семейные обстоятельства» | 家庭の事情 | Katei no jijô | A Family Matter | Кодзабуро Ёсимура | Кадзуё, дочь Хэйтаро Мисава |
| «Храм Диких Гусей» | 雁の寺 | Gan no tera | Temple of the Wild Geese | Юдзо Кавасима | Сатоко Кирихара | |
| «Прощение» | 爛 | Tadare | Stolen Pleasure | Ясудзо Масумура | Масуко | |
| «Время закрытия» | 閉店時間 | Heiten jikan | Closing Time | Умэцугу Иноуэ | Кимико Мацуно | |
| «---» | やっちゃ場の女 | Yaccha ba no onna | Кэйго Кимура | |||
| «Не забудь той ночи» (в прокате СССР — «Камни Хиросимы»)[комм. 1] | その夜は忘れない | Sono yo wa wasurenai | Hiroshima Heartache | Кодзабуро Ёсимура | Акико Хаясима | |
| «Дневник сумасшедшего старика» | 瘋癲老人日記 | Fûten Rôjin nikki | Diary of a Mad Old Man | Кэйго Кимура | Сацуко | |
| «Великая стена» | 秦・始皇帝 | Shin shikôtei | The Great Wall | Сигэо Танака | Чанг-ну | |
| «Изящное чудовище» | しとやかな獣 | Shitoyakana kedamono | Elegant Beast | Юдзо Кавасима | Юкиэ Митани, бухгалтер | |
| 1963 | «Месть актёра» | 雪之丞変化 | Yukinojô henge | An Actor’s Revenge | Кон Итикава | Намидзи |
| «Женщина, родившаяся в августе» | 八月生れの女 | Hachigatsu umare no onna | Сигэо Танака | |||
| «Семейные женщины» | 女系家族 | Nyokei kazoku | Кэндзи Мисуми | Аяно Хамада | ||
| «Похороните меня глубоко» | わたしを深く埋めて | Watashi o fukaku umete | Bury me deep | Умэцугу Иноуэ | госпожа Сэнзу | |
| «Если женщина любит и ненавидит» | 女が愛して憎むとき | Onna ga aishite nikumu toki | Сокити Томимото | Тосико Икута | ||
| «Бамбуковая кукла из Ниигаты» | 越前竹人形 | Echizen take-ningyo | Niigata Bamboo Doll | Кодзабуро Ёсимура | Тамаэ | |
| «Синоби 3» | 新・忍びの者 | Shin shinobi no mono | Goemon Will Never Die | Кадзуо Мори | Ёдогими | |
| 1964 | «Муж был свидетелем» | 「女の小箱」より 夫が見た | Otto ga mita 'Onna no kobako' yori | The Husband Witnessed | Ясудзо Масумура | Намико Кавасиро |
| «Власть золота» | 傷だらけの山河 | Kizudarake no sanga | Сацуо Ямамото | Мицуко Фукумура | ||
| «Игра зверя» | 獣の戯れ | Kemono no tawamure | Сокити Томимото | Юко Кусакада | ||
| «Свастика» | 卍 | Manji | All Mixed Up | Ясудзо Масумура | Мицуко Токумицу | |
| «Агония» | 悶え | Modae | Умэцугу Иноуэ | Тиэко Уэда | ||
| «Если вы счастливы, хлопайте в ладоши» | 幸せなら手をたたこう | Shiawasa nara te o tatake | If You’re Happy, Clap Your Hands | Нориаки Юаса | ||
| 1965 | «В лесу не убежишь» | 花実のない森 | Kajitsu no nai mori | Forest of No Escape | Сокити Томимото | Миюки Это |
| «Тень волны» | 波影 | Nami kage | Сиро Тоёда | Нинатиё | ||
| «История слепой женщины» | 女めくら物語 | Onna mekura monogatari | Кодзи Сима | |||
| «Группа для Нацуко» | 帯をとく夏子 | Obi o toku Natsuko | Сигэо Танака | Нацуко Фукуока | ||
| «Жена Сэйсаку» | 清作の妻 | Seisaku no tsuma | Seisaku’s Wife | Ясудзо Масумура | Оканэ | |
| «Связь» | 不倫 | Furin | Сигэо Танака | Сэйко | ||
| 1966 | «Татуировка» | 刺青 | Irezumi | Ясудзо Масумура | Оцуя | |
| «Видение богородицы» | 処女が見た | Shojo ga mita | The Virgin Witnessed | Кэндзи Мисуми | Тиэй | |
| «Точка замерзания» | 氷点 | Hyoten | Freezing Point | Сацуо Ямамото | Нацуэ | |
| «Дикие гуси» | 雁 | Gan | Кадзуо Икэхиро | |||
| «Красный ангел» | 赤い天使 | Akai tenshi | Red Angel | Ясудзо Масумура | медсестра Сакура Ниси | |
| 1967 | «Ночная ловушка» | 夜の罠 | Yoru no wana | Сокити Томимото | Айко Манабэ | |
| «Две жены» | 妻二人 | Tsuma futari | Two Wives | Ясудзо Масумура | Митико Нагаи | |
| «Когда пропали сладости» | 砂糖菓子が壊れるとき | Satogashi ga kowareru toki | When the Cookie Crumbles | Тадаси Имаи | Кёко Сэндзака | |
| «Жена лекаря Ханаоки» | 華岡青洲の妻 | Hanaoka Seishû no tsuma | The Wife of Seishu Hanaoka | Ясудзо Масумура | Каэ | |
| 1968 | «История одного пистолета» | 鉄砲伝来記 | Teppo denraiki | The Story of a Gun | Кадзуо Мори | Вакаса |
| «Время подводить итоги» | 不信のとき | Fushin no toki | The Time of Reckoning | Тадаси Имаи | Матико Ёнэкура | |
| «Закрытый двор» | 積木の箱 | Tsumiki no hako | The House of Wooden Blocks | Ясудзо Масумура | Хисаё Каваками | |
| «Один день в конце лета» | 濡れた二人 | Nureta futari | One Day at Summer’s End | Ясудзо Масумура | Марико Нодзаки | |
| 1969 | «Тысяча журавлей» | 千羽鶴 | Senba zuru | Thousand Cranes | Ясудзо Масумура | госпожа Ота |
| «Кровавый конец» | 天狗党 | Tengu-tô | Blood End | Сацуо Ямамото | Оцута | |
| 1970-е годы | ||||||
| 1970 | «Битва самураев» («Затоити против Йодзимбо») | 座頭市と用心棒 | Zatôichi to Yôjinbô | Zatoichi Meets Yojimbo | Кихати Окамото | Умэно |
| «Спартанское воспитание» | スパルタ教育 くたばれ親父 | Suparuta kyōiku kutabare oyaji | Тосио Масуда | Наоко Тагами | ||
| 1971 | «Мужчине живётся трудно. Фильм 6: История бескорыстного чувства» | 男はつらいよ 純情篇 | Otoko wa tsurai yo: Junjô hen | Tora-san’s Shattered Romance (Tora-san 6) | Ёдзи Ямада | Юко Акаси |
| «Кровожадные намерения» | 幻の殺意 | Maboroshi no satsui | Тадаси Савасима | Такако | ||
| 1975 | «Жизнь кинорежиссера: Кэндзи Мидзогути» (док.) | ある映画監督の生涯 溝口健二の記録 | Aru eiga-kantoku no shogai | Kenji Mizoguchi, the life of a film director | Канэто Синдо | интервью с актрисой |
| 1980-е годы | ||||||
| 1987 | «Принцесса с Луны»[комм. 2] | 竹取物語 | Taketori monogatari | Princess from the Moon | Кон Итикава | Таёсимэ |
| 2000-е годы | ||||||
| 2005 | «Весенний снег» | 春の雪 | Haru no Yuki | Spring Snow | Исао Юкисада | |
Напишите отзыв о статье "Вакао, Аяко"
Комментарии
- ↑ В советском прокате фильм демонстрировался с февраля 1965 года, р/у Госкино СССР № 1218/64 (до 1 ноября 1971 года) — опубликовано: «Аннотированный каталог фильмов действующего фонда: Художественные фильмы», М.: «Искусство»-1963, С. 66-67.
- ↑ В советском прокате фильм демонстрировался с февраля 1991 года, ГСПУ № 1809790 (права проката на 7 лет с даты первого выпуска) — опубликовано: «Аннотированный каталог фильмов I квартала 1991 года», М.: Госкино СССР, В/О «Союзинформкино» — 1991, С. 30.
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.imdb.com/name/nm0906723/awards?ref_=nm_ql_2 IMDb-Awards] (англ.)
- ↑ 1 2 3 [baike.baidu.com/view/1071976.htm baidu.com] (кит.)
- ↑ 1 2 3 4 [www.commeaucinema.com/notes-de-prod/ayako-wakao,32739 Biographie de Ayako Wakao] en commeaucinema.com (фр.)
- ↑ 1 2 [www.premiere.fr/Star/Ayako-WAKAO-282216 La biographie de Ayako Wakao] en Premier (fr) (фр.)
- ↑ 1 2 3 4 [www.wakaoayako.com/profile.html Официальный сайт Аяко Вакао] (яп.)
- ↑ [www.cineastes.net/textes/moury/moury-wakao-bio-filmo.html Франсис Мури (Francis Moury), журнал «Синеаст» (Сineastes)], novembre 2003. (фр.)
- ↑ [www.jmdb.ne.jp/person/p0162540.htm В создании фильмографии использованы данные Japanese Movie Database (JMDb) (ja)]
- ↑ [www.imdb.com/name/nm0906723/ В создании фильмографии использованы данные imdb.com (en)]
Ссылки
- Аяко Вакао (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.wakaoayako.com/ Официальный сайт Аяко Ваяко] (яп.)
Отрывок, характеризующий Вакао, Аяко
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]
«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.
Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
